Е. Н. Фрейберг
(Первый начальник полярной станции)
Прошло почти сорок лет с тех пор, как в бухте Тикси начала работать полярная радиометеостанция.
Шел Второй Международный Полярный Год... Он был ознаменован постройкой многих метеостанций на Крайнем Севере СССР. В задачи нашей экспедиции, снаряженной Всесоюзным Арктическим институтом, входило создание двух полярных метеостанций на севере Якутской АССР. Одну предполагалось создать в дельте реки Лены на острове Сагастырь, на месте бывшей русской полярной станции Первого Международного Года (1882—1883 гг.), другую — в бухте Тикси.
В 1932 г. осуществлялся исторический поход на ледокольном пароходе «Сибиряков» по Северному морскому пути вдоль берегов Европы и Азии за одну навигацию. В бухте Тикси «Сибиряков» должен был забункероваться ленским углем, который поручили доставить ленским речникам.
5 августа 1932 г. пароход «Лена» с двумя баржами на буксире под командой капитана Афанасия Даниловича Богатырева, впоследствии члена Якутского правительства, вошел в бухту Тикси. Этот небольшой морской залив, с запада отделенный узким перешейком от залива Неелова, входящего в дельту реки Лены, с севера прикрытый островами Муостах и Бруснев, а с востока — мысом Косистым, был тогда пустынным местом. В этом заливе нашей экспедиции и предстояло построить метеостанцию.
Оставив баржи со всем снаряжением у острова Бруснева, мы на пароходе «Лена» отправились искать подходящее место для будущей станции. Со мной были геодезист Г. А. Войцеховский и геолог В. М. Лазуркин.
Наше внимание сразу же привлекла маленькая уютная бухточка Булункан, расположенная в западном углу бухты Тикси. Закрытая со всех сторон горами, эта бухточка, казалось, самой природой была предназначена для строительства в ней порта. Но для метеостанции она не годилась: наблюдения не отражали бы действительное состояние погоды во всем районе. В Булункане сильно проявлялся свой микроклимат.
В заливе Сого, в глубине бухты Тикси, мы заметили небольшой мыс. В море он обрывался невысоким скалистым уступом. На поверхность мыса выходили твердые каменные породы. Невдалеке впадала речка. По горизонту полукругом синели горы Хараулахского хребта. До гор простиралась широкая тундра, и на ней блестели серебряные зеркала озер.
Мы спустили шлюпку и съехали на берег. Стаи линных гусей, часто махая крыльями, убегали от нас в тундру и прятались там среди кочек. На берегу лежало огромное количество плавника, который каждую весну сибирские реки выносят в полярное море. Деревья, бревна, остатки построек и разбитых судов долго скитаются по волнам, пока течение и ветер не выбросят их на берег. Кстати, нагромождения и барьеры плавника позволяют определить древнюю береговую линию.
На этом мысу мы и решили строить станцию. Широкая открытая равнина обеспечивала нормальный характер метеонаблюдений, скалистая площадка могла стать прекрасным фундаментом для построек, и к тому же рядом была пресная вода и достаточный запас дров. Лучшего нечего было и искать!
В тот же день на пустынном берегу забелели палатки первых поселенцев бухты Тикси. Сразу же приступили к разгрузке барж. В этом нам деятельно помогала команда «Лены». Лесоматериал для постройки двух домов сбрасывался прямо за борт. Легкий ветерок угонял лес в нужном направлении, и вскоре вся береговая линия была завалена бревнами и досками.
Нас, зимовщиков, было 15 человек: девять научных работников и сотрудников метеостанции, трое строительных рабочих, повар и двое детей. А работы было очень много. За короткий срок предстояло построить два дома, склад для продовольствия, рацию и машинное отделение. Кроме того, пока не выпал снег, нужно было на долгую полярную зиму заготовить дрова и обеспечить кормом (рыбой) упряжку собак.
Все дружно взялись за работу и трудились день и ночь. Никто не думал о сне, все работали почти без перерыва. Только метеорологи — жена начальника станции З. М. Фрейберг и жена геодезиста Н. В. Войцеховская, были освобождены от строительных работ. Они занялись метеонаблюдениями и изучением солнечной радиации.
Все зимовщики были разбиты на бригады. В транспортную бригаду вошли механики Н. Г. Татарчук и А. А. Денисов, радист Г. Н. Шашин, наблюдатель В. Б. Криденер, печник Н. А. Ханыгин и... бычок Яшка. Для него изготовили специальную телегу, и он очень помогал подвозить бревна, ведь лес был разбросан по берегу по крайней мере на километр. В строительную бригаду вошли научные работники Г. А. Войцеховский, В. М. Лазуркин, плотники Петухов, Иванов и я.
Первой из местного материала — плавника построили баню. В нее временно переселили женщин и детей. Затем принялись строить дома.
Какой увлекательной казалась нам работа на стройке! Мы с таким азартом орудовали топорами и молотками, что нашим хозяйкам, ведающим питанием, приходилось подолгу уговаривать сидящего на крыше научного работника спуститься вниз к обеду! Геологу Лазуркину потом долго снились гвозди. «Никогда в жизни,— говорил он,— я не забивал столько гвоздей. Они мне и теперь снятся чуть не каждую ночь!»
На каменном мысу быстро вырастали остовы домов. Первый дом был почти готов, осталось только покрыть его крышей, когда в бухту Тикси пришел «Сибиряков». Одновременно в бухту прибыли ленские речные пароходы, переправляемые на Колыму. Операцией по перегону судов руководил известный полярный капитан П. Г. Миловзоров.
Команда ледокола занялась бункеровкой, а сотрудники экспедиции во главе с О. Ю. Шмидтом и В. Ю. Визе съехали на берег и включились в наши авральные работы. С их помощью берег очистили от разбросанного везде лесоматериала. Был спасен кирпич, поспешно выгруженный в полосе прибоя и частично уже занесенный песком.
Наша безлюдная бухта преобразилась. Катера, шлюпки и кунгасы сновали по всем направлениям. На берегу везде копошились люди, раздавался стук топоров, визг пил. Чувствовалось начало великого наступления на Север. Дружная поддержка моряков-полярников сыграла решающую роль в организации первой зимовки на Тикси.
На банкете, организованном нами в недостроенной кают-компании, раздались первые на этих малообжитых берегах тосты за освоение Северного морского пути, за будущий порт Тикси—окно в Якутию!
Через несколько дней «Сибиряков» вышел в море продолжать свой славный поход на восток. Вместе с ним отправились на Колыму речные пароходы. Ушла и «Лена». Берега бухты опустели. И только на невысоком каменном мысу кучка людей торопливо заканчивала работу, готовясь к долгой и суровой полярной зимовке.
Совершенно неожиданно для нас пришел речной теплоход «Эстафета». Под начальством Сергеева он совершал первый пробный рейс в устье реки Яны. Мы договорились о связи,— ведь наша радиостанция была единственной на многие сотни километров побережья,— и «Эстафета» ушла. Почти сразу же радиосвязь с ней прервалась.
А время шло... Теплые безветренные дни сменились бурными, с дождями и снегом. Вершины дальних гор оделись в белые снежные шапки. Наступила осень.
В домах уже были сложены печки, и мы переселились из палаток в комнаты. Часть людей еще заканчивала работу в домах, остальные заготовляли дрова. Все мечтали о заслуженном отдыхе, когда вдруг из Якутска пришла радиограмма: «Эстафета» погибла мысу Буорхая тчк Экипаж терпит бедствие зпт спасите людей».
Товарищей надо было выручать. Не раздумывая долго, мы решили идти к мысу Буорхая на катере. Когда решался во-прос, кому направиться в этот поход,— никто не хотел оставаться. Особенно рвалась в рискованное плавание молодежь — комсомольцы.
Но идти в море на катере нам не пришлось. В Тикси прибыл специальный уполномоченный из Якутска Пшенников. Он предложил направить в спасательную экспедицию пароход «Лена».
«Лена» — исторический пароход. В 1878 г. он участвовал в качестве вспомогательного судна в полярной экспедиции Норденшельда. Обогнув вместе с «Вегой» мыс Челюскина, он прошел за две навигации из Европы на Лену. С тех пор «Лена» ежегодно снабжала продовольствием и снаряжением рыболовные промыслы в низовьях и дельте Лены.
Капитан-речник, однако, отказался идти в море на речном пароходе. Командование судном мне пришлось взять на себя. Часть команды заменили нашими зимовщиками. Г. А. Войцеховский и В. М. Лазуркин стали штурвальными, Н. Г. Татарчук и А. А. Денисов — механиками, в кочегары определились Г. Н. Шашин и В. Б. Криденер. На станции остались женщины с детьми, старик повар и радист Н. В. Андреев.
При подготовке судна к морскому плаванию много хлопот доставило нам с Войцеховским уничтожение девиации. На «Лене» не было компаса, и мы поставили на судно компас аэросаней. Когда стали пробовать его на разных курсах, он во всех случаях упорно показывал чистый север. Мы убрали из рубки все лишнее железо, перетащили на корму большой ящик с инструментами, но показание компаса не менялось. Так же как и мы, компас, по-видимому, признавал лишь один курс — север! В конце концов с помощью магнитов удалось заставить компас показывать восток — курс, который нас наиболее интересовал. Мы хотели этим ограничиться, но потом неожиданно получили и юг. Этого было более чем достаточно!
Вышли мы в море ночью. Стояла прекрасная штилевая погода. Все обещало хорошее плавание. Но на утро по небу протянулись сигарообразные штормовые облака, подул сильный норд-вест.
Прямо по курсу из моря поднялся сияющий огненный шар. Встало солнце, и море окрасилось золотом его лучей. Далеко за кормой остались туманные горы Хараулаха. Впереди чуть наметилась синяя туманная полоска мыса Буорхая. А ветер крепчал. По морю побежали беляки. Вскоре море побелело от бурунов.
Мы держали курс к мысу Буорхая. С моря уже можно было хорошо разглядеть его низкие песчаные обрывы и пологие сглаженные возвышенности. Но близко подходить к берегу нельзя было из-за мелководья. Грозная гряда бурунов поднималась над прибрежными песками.
Нигде не находя признаков жилья или дыма костров, мы повернули на север, внимательно просматривая прибрежную линию. Зыбь тем временем все усиливалась. Волны ударяли в наветренный борт. То и дело мощные валы вырастали над судном и с ревом обрушивались на палубу. Из машинного люка показалось встревоженное лицо механика.
— Товарищ начальник! Нужно застопорить машину. Полно воды!
Звонок машинного телеграфа, сигнал «стоп!» — и судно остановилось, беспомощно покачиваясь на крупной зыби.
— Отдать якорь! — скомандовал я, когда увидел, что пароход не приводится к ветру. Качка стала спокойнее. Заработала водяная помпа, по водоотливным трубам побежала вода...
На северо-западе тяжело висело белое облако, похожее очертаниями на аэростат. Это был предвестник близкого шторма.
Нам предстояло встретить шторм на речном судне, со слабой машиной в 35 индикаторных сил. Вскоре шторм обрушился на нас.
Над пенящейся поверхностью моря неслась водяная пыль, огромные буруны бежали беспрерывной чередой вдоль бортов. На стремительно убегающей из-под ног палубе с трудом удавалось сохранить равновесие.
Судно стало дрейфовать. Я распорядился отдать второй якорь, а в машинное отделение скомандовал «малый вперед». Так было спокойнее. Впереди по-прежнему виднелась оконечность мыса Буорхая, окутанная белыми водяными вихрями. И нигде никаких признаков человека.
Вдруг на горизонте показалась какая-то точка. Она то появлялась, то исчезала, но видно было, что точка движется вдоль берега. Вскоре можно было различить мачты. Шло судно, похожее на шхуну. Оно то поднималось на высокие гребни воды, то скрывалось в провалах между водяными горами. От сильной качки шхуна ложилась на борт так, что мачты ее почти касались воды. Вскоре нам стало отчетливо видно, как волны одна за другой перекатываются через ее палубу.
Подойдя к нам, шхуна привелась к ветру. Из рубки человек с рупором в руках прокричал:
— Есть ли в Тикси бензин?
— Бензин есть. Какое судно, куда идете?
— Шхуна «Пионер» гражданской авиации. Идем с Колымы!— услышали мы ответ.— Отдаем сейчас якоря, будем здесь штормовать.
И шхуна, заливаемая потоками воды, встала неподалеку от нас на якоря.
Это была поистине удивительная встреча.
Начало темнеть. Тяжелые мрачные тучи низко стлались над клокочущим морем. Наша машина все же неплохо держала обороты, и судно почти не дрейфовало. Можно было спуститься в кубрик немного погреться. Вдруг резкий толчок потряс судно. Лопнул якорный канат. Затем раздался новый удар, и судно стремительно повалилось на борт. Сорванное с обоих якорей, оно разворачивалось лагом к волнам.
Мне хорошо запомнилось, как к бешено крутящемуся штурвалу подскочил наш астроном. Резким ударом штурвала ему рассекло ладонь. Не обращая внимания на хлынувшую кровь, он вцепился в ручки штурвала. С помощью подоспевшего геолога руль был поставлен в нужное направление.
В машину была отдана команда: «Полный вперед!» Медленно, как бы нехотя, судно стало поворачиваться носом к ветру. Но шторм разыгрался уже во всю мощь. Ветер со страшной силой ударял в надстройки. Огромные волны вырастали над нами и обрушивались на рубку. Звенели разбитые стекла. Тяжелые толчки один за другим сотрясали судно.
Некоторое время мы еще держались в море: только там, вдали от берегов, можно было спасти судно. Машина работала бесперебойно, но мощность ее была явно недостаточна. С каждой минутой нас все ближе прибивало к берегу. Вдруг тяжелый удар о грунт содрогнул судно. За ним последовали другие, еще более сильные удары. Руль перестал действовать. Послышался треск переборок. Дверь капитанской каюты сорвало с петель. На мгновение она задержалась на палубе, но следующая волна подхватила ее и бросила в море. Нас выбросило на береговую отмель.
Надо было думать о спасении команды. Первую шлюпку разбило о борт. Только со второй шлюпкой кое-как удалось завести на берег конец, а потом и леер. По лееру команда перебралась на берег.
А «Пионер» с честью выдержал шторм. Утром, когда буря затихла, для связи с «Пионером» мы отправили шлюпку. Но на баре ее перевернуло, люди с трудом добрались до берега. Вторая шлюпка дошла, и мы, договорившись с командиром шхуны о перевозке людей в Тикси, отправились по берегу искать людей с «Эстафеты». Нашли их на самой оконечности мыса Бу-орхая. Все они были здоровы, хотя и наголодались.
Когда волнение улеглось, «Пионер» за два рейса доставил всех потерпевших в бухту Тикси, на полярную станцию.
В бухту Тикси мы вернулись с наступлением ясной морозной погоды. Берега бухты и тундра были покрыты снегом, наступала зима.
Надо было пользоваться светлым временем, и мы с Войцеховским занялись геодезическими работами. Было решено прежде всего нанести на карту наиболее приметные вершины, окружающие бухту Тикси.
Как-то переезжая на собаках реку, покрытую тонким молодым льдом, мы не смогли заставить передового пса обогнуть одно подозрительное место, где над незамерзшей водой клубился пар. Нарта провалилась, и мы оказались в ледяной воде. Хорошо, что незадолго до этого мы скинули тяжелые полушубки и винтовки. Когда пробовали взобраться на тонкий лед, он ломался, и нам пришлось пробивать дорогу во льду до самого берега. Дорога получилась как от ледокола!
Гора, на которую мы направлялись и на вершине которой производили потом триангуляционные наблюдения, получила название «Гора Одиннадцати Утопленников». Название непонятное, но вполне обоснованное. Нас было 11 душ — девять собак и два человека, и только по счастливой случайности мы не утонули.
«Сибиряков» оставил нам аэросани. В безоблачный морозный день, первый день полярной ночи, мы выехали в дельту Лены установить связь со второй нашей метеостанцией. К намеченному месту приехали в полной темноте. Началась сильная поземка. Снег, смешанный с песком, сплошной массой несло над песчаными отмелями, островами и протоками. Мы долго блуждали по ледяным просторам в поисках станции. Координат ее у нас не было. Мотор стал давать перебои, и наконец, вовсе остановился. В цилиндры попал песок. Решили ждать рассвета. Но нам не пришлось долго пользоваться уютом маленькой кабины аэросаней. Случайно от огня паяльной лампы загоралась бархатная обшивка в кабине, и нам с трудом удалось погасить пожар. Аэросани надолго вышли из строя. После этого всю ночь мы бродили по пескам и протокам и только около полудня обнаружили следы человека и по ним добрались до станции.
Во время нашего путешествия товарищи, оставшиеся в Тикси, организовали подледный лов рыбы. Рыба была нужна, чтобы обеспечить кормом ездовых собак, так как летний улов рыбы, оставленный на вешалах в бухте Булункан, уничтожили чайки. Кроме того, мы собирались вести опытную подкормку песцов. Для этого на мысу Косистом поставили небольшой домик и пристроили к нему сетчатый дворик, где разбрасывали рыбу. Песцы быстро привыкли к «столовой» и безбоязненно там кормились. Это был первый опыт планового пушного хозяйства в материковой тундре. До того подкормка и отлов песцов производились лишь в островных хозяйствах.
С окончанием полярной ночи на аэросанях и собачьей упряжке мы приступили к съемке и обследованию губы Буорхая. Г. А. Войцеховским и мною были проведены съемки береговой линии, определены астропункты и начаты геологические сборы.
Торжественно отметил коллектив Первое мая. Несмотря на 25-градусный мороз, все были в белых майских костюмах и по весеннему радостные. На пустынных берегах бухты прогремел праздничный салют и взвился красный флаг.
Когда сошел снег, были предприняты поиски угля в долине реки Сого. Нам удалось выявить пласты молодого бурого угля, невысокого качества, но вполне пригодного для нужд будущего порта.
Вскоре разошлись льды. В бухту прилетел самолет полярной авиации летчика М. Я. Линделя. Чуть позднее с востока прилетела другая серебряная птица—самолет С. А. Леваневского, возвращающегося из Америки после спасения летчика Матерна.
Потом начались регулярные разведочные полеты, связанные с походом первого каравана морских судов, прибывших в бухту Тикси в навигацию 1933 г.
А в одно тихое солнечное утро на горизонте показался дымок. Прошло немного времени, и громкий гудок возвестил, что в бухту Тикси прибыл наш старый знакомый — пароход «Лена». При аварии на мысу Буорхая он отделался небольшими вмятинами и теперь вернулся в строй.
Строители, сменившие нас, смогли въехать в уютные дома полярной станции и с честью выполнить возложенную на них задачу строительства порта, который вступил в строй в 1934 г. В 1935 г. были построены склады и механические мастерские, в 1936 г. — электростанция. Одновременно широко развернулось жилищное строительство.
Сейчас порт Тикси стал крупным центром Советской Арктики.
Шел Второй Международный Полярный Год... Он был ознаменован постройкой многих метеостанций на Крайнем Севере СССР. В задачи нашей экспедиции, снаряженной Всесоюзным Арктическим институтом, входило создание двух полярных метеостанций на севере Якутской АССР. Одну предполагалось создать в дельте реки Лены на острове Сагастырь, на месте бывшей русской полярной станции Первого Международного Года (1882—1883 гг.), другую — в бухте Тикси.
В 1932 г. осуществлялся исторический поход на ледокольном пароходе «Сибиряков» по Северному морскому пути вдоль берегов Европы и Азии за одну навигацию. В бухте Тикси «Сибиряков» должен был забункероваться ленским углем, который поручили доставить ленским речникам.
5 августа 1932 г. пароход «Лена» с двумя баржами на буксире под командой капитана Афанасия Даниловича Богатырева, впоследствии члена Якутского правительства, вошел в бухту Тикси. Этот небольшой морской залив, с запада отделенный узким перешейком от залива Неелова, входящего в дельту реки Лены, с севера прикрытый островами Муостах и Бруснев, а с востока — мысом Косистым, был тогда пустынным местом. В этом заливе нашей экспедиции и предстояло построить метеостанцию.
Оставив баржи со всем снаряжением у острова Бруснева, мы на пароходе «Лена» отправились искать подходящее место для будущей станции. Со мной были геодезист Г. А. Войцеховский и геолог В. М. Лазуркин.
Наше внимание сразу же привлекла маленькая уютная бухточка Булункан, расположенная в западном углу бухты Тикси. Закрытая со всех сторон горами, эта бухточка, казалось, самой природой была предназначена для строительства в ней порта. Но для метеостанции она не годилась: наблюдения не отражали бы действительное состояние погоды во всем районе. В Булункане сильно проявлялся свой микроклимат.
В заливе Сого, в глубине бухты Тикси, мы заметили небольшой мыс. В море он обрывался невысоким скалистым уступом. На поверхность мыса выходили твердые каменные породы. Невдалеке впадала речка. По горизонту полукругом синели горы Хараулахского хребта. До гор простиралась широкая тундра, и на ней блестели серебряные зеркала озер.
Мы спустили шлюпку и съехали на берег. Стаи линных гусей, часто махая крыльями, убегали от нас в тундру и прятались там среди кочек. На берегу лежало огромное количество плавника, который каждую весну сибирские реки выносят в полярное море. Деревья, бревна, остатки построек и разбитых судов долго скитаются по волнам, пока течение и ветер не выбросят их на берег. Кстати, нагромождения и барьеры плавника позволяют определить древнюю береговую линию.
На этом мысу мы и решили строить станцию. Широкая открытая равнина обеспечивала нормальный характер метеонаблюдений, скалистая площадка могла стать прекрасным фундаментом для построек, и к тому же рядом была пресная вода и достаточный запас дров. Лучшего нечего было и искать!
В тот же день на пустынном берегу забелели палатки первых поселенцев бухты Тикси. Сразу же приступили к разгрузке барж. В этом нам деятельно помогала команда «Лены». Лесоматериал для постройки двух домов сбрасывался прямо за борт. Легкий ветерок угонял лес в нужном направлении, и вскоре вся береговая линия была завалена бревнами и досками.
Нас, зимовщиков, было 15 человек: девять научных работников и сотрудников метеостанции, трое строительных рабочих, повар и двое детей. А работы было очень много. За короткий срок предстояло построить два дома, склад для продовольствия, рацию и машинное отделение. Кроме того, пока не выпал снег, нужно было на долгую полярную зиму заготовить дрова и обеспечить кормом (рыбой) упряжку собак.
Все дружно взялись за работу и трудились день и ночь. Никто не думал о сне, все работали почти без перерыва. Только метеорологи — жена начальника станции З. М. Фрейберг и жена геодезиста Н. В. Войцеховская, были освобождены от строительных работ. Они занялись метеонаблюдениями и изучением солнечной радиации.
Все зимовщики были разбиты на бригады. В транспортную бригаду вошли механики Н. Г. Татарчук и А. А. Денисов, радист Г. Н. Шашин, наблюдатель В. Б. Криденер, печник Н. А. Ханыгин и... бычок Яшка. Для него изготовили специальную телегу, и он очень помогал подвозить бревна, ведь лес был разбросан по берегу по крайней мере на километр. В строительную бригаду вошли научные работники Г. А. Войцеховский, В. М. Лазуркин, плотники Петухов, Иванов и я.
Первой из местного материала — плавника построили баню. В нее временно переселили женщин и детей. Затем принялись строить дома.
Какой увлекательной казалась нам работа на стройке! Мы с таким азартом орудовали топорами и молотками, что нашим хозяйкам, ведающим питанием, приходилось подолгу уговаривать сидящего на крыше научного работника спуститься вниз к обеду! Геологу Лазуркину потом долго снились гвозди. «Никогда в жизни,— говорил он,— я не забивал столько гвоздей. Они мне и теперь снятся чуть не каждую ночь!»
На каменном мысу быстро вырастали остовы домов. Первый дом был почти готов, осталось только покрыть его крышей, когда в бухту Тикси пришел «Сибиряков». Одновременно в бухту прибыли ленские речные пароходы, переправляемые на Колыму. Операцией по перегону судов руководил известный полярный капитан П. Г. Миловзоров.
Команда ледокола занялась бункеровкой, а сотрудники экспедиции во главе с О. Ю. Шмидтом и В. Ю. Визе съехали на берег и включились в наши авральные работы. С их помощью берег очистили от разбросанного везде лесоматериала. Был спасен кирпич, поспешно выгруженный в полосе прибоя и частично уже занесенный песком.
Наша безлюдная бухта преобразилась. Катера, шлюпки и кунгасы сновали по всем направлениям. На берегу везде копошились люди, раздавался стук топоров, визг пил. Чувствовалось начало великого наступления на Север. Дружная поддержка моряков-полярников сыграла решающую роль в организации первой зимовки на Тикси.
На банкете, организованном нами в недостроенной кают-компании, раздались первые на этих малообжитых берегах тосты за освоение Северного морского пути, за будущий порт Тикси—окно в Якутию!
Через несколько дней «Сибиряков» вышел в море продолжать свой славный поход на восток. Вместе с ним отправились на Колыму речные пароходы. Ушла и «Лена». Берега бухты опустели. И только на невысоком каменном мысу кучка людей торопливо заканчивала работу, готовясь к долгой и суровой полярной зимовке.
Совершенно неожиданно для нас пришел речной теплоход «Эстафета». Под начальством Сергеева он совершал первый пробный рейс в устье реки Яны. Мы договорились о связи,— ведь наша радиостанция была единственной на многие сотни километров побережья,— и «Эстафета» ушла. Почти сразу же радиосвязь с ней прервалась.
А время шло... Теплые безветренные дни сменились бурными, с дождями и снегом. Вершины дальних гор оделись в белые снежные шапки. Наступила осень.
В домах уже были сложены печки, и мы переселились из палаток в комнаты. Часть людей еще заканчивала работу в домах, остальные заготовляли дрова. Все мечтали о заслуженном отдыхе, когда вдруг из Якутска пришла радиограмма: «Эстафета» погибла мысу Буорхая тчк Экипаж терпит бедствие зпт спасите людей».
Товарищей надо было выручать. Не раздумывая долго, мы решили идти к мысу Буорхая на катере. Когда решался во-прос, кому направиться в этот поход,— никто не хотел оставаться. Особенно рвалась в рискованное плавание молодежь — комсомольцы.
Но идти в море на катере нам не пришлось. В Тикси прибыл специальный уполномоченный из Якутска Пшенников. Он предложил направить в спасательную экспедицию пароход «Лена».
«Лена» — исторический пароход. В 1878 г. он участвовал в качестве вспомогательного судна в полярной экспедиции Норденшельда. Обогнув вместе с «Вегой» мыс Челюскина, он прошел за две навигации из Европы на Лену. С тех пор «Лена» ежегодно снабжала продовольствием и снаряжением рыболовные промыслы в низовьях и дельте Лены.
Капитан-речник, однако, отказался идти в море на речном пароходе. Командование судном мне пришлось взять на себя. Часть команды заменили нашими зимовщиками. Г. А. Войцеховский и В. М. Лазуркин стали штурвальными, Н. Г. Татарчук и А. А. Денисов — механиками, в кочегары определились Г. Н. Шашин и В. Б. Криденер. На станции остались женщины с детьми, старик повар и радист Н. В. Андреев.
При подготовке судна к морскому плаванию много хлопот доставило нам с Войцеховским уничтожение девиации. На «Лене» не было компаса, и мы поставили на судно компас аэросаней. Когда стали пробовать его на разных курсах, он во всех случаях упорно показывал чистый север. Мы убрали из рубки все лишнее железо, перетащили на корму большой ящик с инструментами, но показание компаса не менялось. Так же как и мы, компас, по-видимому, признавал лишь один курс — север! В конце концов с помощью магнитов удалось заставить компас показывать восток — курс, который нас наиболее интересовал. Мы хотели этим ограничиться, но потом неожиданно получили и юг. Этого было более чем достаточно!
Вышли мы в море ночью. Стояла прекрасная штилевая погода. Все обещало хорошее плавание. Но на утро по небу протянулись сигарообразные штормовые облака, подул сильный норд-вест.
Прямо по курсу из моря поднялся сияющий огненный шар. Встало солнце, и море окрасилось золотом его лучей. Далеко за кормой остались туманные горы Хараулаха. Впереди чуть наметилась синяя туманная полоска мыса Буорхая. А ветер крепчал. По морю побежали беляки. Вскоре море побелело от бурунов.
Мы держали курс к мысу Буорхая. С моря уже можно было хорошо разглядеть его низкие песчаные обрывы и пологие сглаженные возвышенности. Но близко подходить к берегу нельзя было из-за мелководья. Грозная гряда бурунов поднималась над прибрежными песками.
Нигде не находя признаков жилья или дыма костров, мы повернули на север, внимательно просматривая прибрежную линию. Зыбь тем временем все усиливалась. Волны ударяли в наветренный борт. То и дело мощные валы вырастали над судном и с ревом обрушивались на палубу. Из машинного люка показалось встревоженное лицо механика.
— Товарищ начальник! Нужно застопорить машину. Полно воды!
Звонок машинного телеграфа, сигнал «стоп!» — и судно остановилось, беспомощно покачиваясь на крупной зыби.
— Отдать якорь! — скомандовал я, когда увидел, что пароход не приводится к ветру. Качка стала спокойнее. Заработала водяная помпа, по водоотливным трубам побежала вода...
На северо-западе тяжело висело белое облако, похожее очертаниями на аэростат. Это был предвестник близкого шторма.
Нам предстояло встретить шторм на речном судне, со слабой машиной в 35 индикаторных сил. Вскоре шторм обрушился на нас.
Над пенящейся поверхностью моря неслась водяная пыль, огромные буруны бежали беспрерывной чередой вдоль бортов. На стремительно убегающей из-под ног палубе с трудом удавалось сохранить равновесие.
Судно стало дрейфовать. Я распорядился отдать второй якорь, а в машинное отделение скомандовал «малый вперед». Так было спокойнее. Впереди по-прежнему виднелась оконечность мыса Буорхая, окутанная белыми водяными вихрями. И нигде никаких признаков человека.
Вдруг на горизонте показалась какая-то точка. Она то появлялась, то исчезала, но видно было, что точка движется вдоль берега. Вскоре можно было различить мачты. Шло судно, похожее на шхуну. Оно то поднималось на высокие гребни воды, то скрывалось в провалах между водяными горами. От сильной качки шхуна ложилась на борт так, что мачты ее почти касались воды. Вскоре нам стало отчетливо видно, как волны одна за другой перекатываются через ее палубу.
Подойдя к нам, шхуна привелась к ветру. Из рубки человек с рупором в руках прокричал:
— Есть ли в Тикси бензин?
— Бензин есть. Какое судно, куда идете?
— Шхуна «Пионер» гражданской авиации. Идем с Колымы!— услышали мы ответ.— Отдаем сейчас якоря, будем здесь штормовать.
И шхуна, заливаемая потоками воды, встала неподалеку от нас на якоря.
Это была поистине удивительная встреча.
Начало темнеть. Тяжелые мрачные тучи низко стлались над клокочущим морем. Наша машина все же неплохо держала обороты, и судно почти не дрейфовало. Можно было спуститься в кубрик немного погреться. Вдруг резкий толчок потряс судно. Лопнул якорный канат. Затем раздался новый удар, и судно стремительно повалилось на борт. Сорванное с обоих якорей, оно разворачивалось лагом к волнам.
Мне хорошо запомнилось, как к бешено крутящемуся штурвалу подскочил наш астроном. Резким ударом штурвала ему рассекло ладонь. Не обращая внимания на хлынувшую кровь, он вцепился в ручки штурвала. С помощью подоспевшего геолога руль был поставлен в нужное направление.
В машину была отдана команда: «Полный вперед!» Медленно, как бы нехотя, судно стало поворачиваться носом к ветру. Но шторм разыгрался уже во всю мощь. Ветер со страшной силой ударял в надстройки. Огромные волны вырастали над нами и обрушивались на рубку. Звенели разбитые стекла. Тяжелые толчки один за другим сотрясали судно.
Некоторое время мы еще держались в море: только там, вдали от берегов, можно было спасти судно. Машина работала бесперебойно, но мощность ее была явно недостаточна. С каждой минутой нас все ближе прибивало к берегу. Вдруг тяжелый удар о грунт содрогнул судно. За ним последовали другие, еще более сильные удары. Руль перестал действовать. Послышался треск переборок. Дверь капитанской каюты сорвало с петель. На мгновение она задержалась на палубе, но следующая волна подхватила ее и бросила в море. Нас выбросило на береговую отмель.
Надо было думать о спасении команды. Первую шлюпку разбило о борт. Только со второй шлюпкой кое-как удалось завести на берег конец, а потом и леер. По лееру команда перебралась на берег.
А «Пионер» с честью выдержал шторм. Утром, когда буря затихла, для связи с «Пионером» мы отправили шлюпку. Но на баре ее перевернуло, люди с трудом добрались до берега. Вторая шлюпка дошла, и мы, договорившись с командиром шхуны о перевозке людей в Тикси, отправились по берегу искать людей с «Эстафеты». Нашли их на самой оконечности мыса Бу-орхая. Все они были здоровы, хотя и наголодались.
Когда волнение улеглось, «Пионер» за два рейса доставил всех потерпевших в бухту Тикси, на полярную станцию.
В бухту Тикси мы вернулись с наступлением ясной морозной погоды. Берега бухты и тундра были покрыты снегом, наступала зима.
Надо было пользоваться светлым временем, и мы с Войцеховским занялись геодезическими работами. Было решено прежде всего нанести на карту наиболее приметные вершины, окружающие бухту Тикси.
Как-то переезжая на собаках реку, покрытую тонким молодым льдом, мы не смогли заставить передового пса обогнуть одно подозрительное место, где над незамерзшей водой клубился пар. Нарта провалилась, и мы оказались в ледяной воде. Хорошо, что незадолго до этого мы скинули тяжелые полушубки и винтовки. Когда пробовали взобраться на тонкий лед, он ломался, и нам пришлось пробивать дорогу во льду до самого берега. Дорога получилась как от ледокола!
Гора, на которую мы направлялись и на вершине которой производили потом триангуляционные наблюдения, получила название «Гора Одиннадцати Утопленников». Название непонятное, но вполне обоснованное. Нас было 11 душ — девять собак и два человека, и только по счастливой случайности мы не утонули.
«Сибиряков» оставил нам аэросани. В безоблачный морозный день, первый день полярной ночи, мы выехали в дельту Лены установить связь со второй нашей метеостанцией. К намеченному месту приехали в полной темноте. Началась сильная поземка. Снег, смешанный с песком, сплошной массой несло над песчаными отмелями, островами и протоками. Мы долго блуждали по ледяным просторам в поисках станции. Координат ее у нас не было. Мотор стал давать перебои, и наконец, вовсе остановился. В цилиндры попал песок. Решили ждать рассвета. Но нам не пришлось долго пользоваться уютом маленькой кабины аэросаней. Случайно от огня паяльной лампы загоралась бархатная обшивка в кабине, и нам с трудом удалось погасить пожар. Аэросани надолго вышли из строя. После этого всю ночь мы бродили по пескам и протокам и только около полудня обнаружили следы человека и по ним добрались до станции.
Во время нашего путешествия товарищи, оставшиеся в Тикси, организовали подледный лов рыбы. Рыба была нужна, чтобы обеспечить кормом ездовых собак, так как летний улов рыбы, оставленный на вешалах в бухте Булункан, уничтожили чайки. Кроме того, мы собирались вести опытную подкормку песцов. Для этого на мысу Косистом поставили небольшой домик и пристроили к нему сетчатый дворик, где разбрасывали рыбу. Песцы быстро привыкли к «столовой» и безбоязненно там кормились. Это был первый опыт планового пушного хозяйства в материковой тундре. До того подкормка и отлов песцов производились лишь в островных хозяйствах.
С окончанием полярной ночи на аэросанях и собачьей упряжке мы приступили к съемке и обследованию губы Буорхая. Г. А. Войцеховским и мною были проведены съемки береговой линии, определены астропункты и начаты геологические сборы.
Торжественно отметил коллектив Первое мая. Несмотря на 25-градусный мороз, все были в белых майских костюмах и по весеннему радостные. На пустынных берегах бухты прогремел праздничный салют и взвился красный флаг.
Когда сошел снег, были предприняты поиски угля в долине реки Сого. Нам удалось выявить пласты молодого бурого угля, невысокого качества, но вполне пригодного для нужд будущего порта.
Вскоре разошлись льды. В бухту прилетел самолет полярной авиации летчика М. Я. Линделя. Чуть позднее с востока прилетела другая серебряная птица—самолет С. А. Леваневского, возвращающегося из Америки после спасения летчика Матерна.
Потом начались регулярные разведочные полеты, связанные с походом первого каравана морских судов, прибывших в бухту Тикси в навигацию 1933 г.
А в одно тихое солнечное утро на горизонте показался дымок. Прошло немного времени, и громкий гудок возвестил, что в бухту Тикси прибыл наш старый знакомый — пароход «Лена». При аварии на мысу Буорхая он отделался небольшими вмятинами и теперь вернулся в строй.
Строители, сменившие нас, смогли въехать в уютные дома полярной станции и с честью выполнить возложенную на них задачу строительства порта, который вступил в строй в 1934 г. В 1935 г. были построены склады и механические мастерские, в 1936 г. — электростанция. Одновременно широко развернулось жилищное строительство.
Сейчас порт Тикси стал крупным центром Советской Арктики.
Летопись Севера. Том 5 с.132-140
