Арктическая вахта Слегка накренившись, судно неподвижно стоит в окружении плотно сомкнувшихся ледяных полей. Стальные тросы уходят с носа и кормы к лапам ледовых якорей, врезавшихся в толстый лед. Спущен трап. Спасательный вельбот яркого оранжевого цвета лежит на льду у самого борта. Вокруг снуют люди, кажущиеся особенно маленькими на фоне высокого черного корпуса судна. Порывистый ветер, приносящий заряды мокрого снега, неустанно гонит на юг всхолмленные белые поля с одиноко замершим среди них судном.
Но это судно не пленник арктических льдов, и нет необходимости спешить ему на помощь. На его борту крупными белыми буквами надпись: «Отто Шмидт». Первый советский научно-исследовательский ледокол. Его пребывание здесь, на севере Баренцева моря, предусмотрено научной программой. Ледокол уже почти неделю стоит на дрейфовой станции, проводя океанографические исследования в этом малоизученном районе моря. А вельбот спущен для того, чтобы удобнее было покрасить борта.
В нескольких десятках метров от судна на льдине оборудован исследовательский полигон. От четырехметровой мачты с приборами на разных высотах кабели тянутся прямо в лабораторию на ледоколе — это установка для автоматической регистрации параметров приледного слоя атмосферы. На этом же полигоне ведутся наблюдения за таянием снега и льда. Взятые пробы исследуются на соленость, прочность, загрязненность, на биологическую заселенность. Чувствительные термодатчики установлены во льду и под водой на разных глубинах. В специально пробуренные лунки опущены самописцы течений.
Наша группа проводит подводные наблюдения. Спуски делаем большей частью со льда. Все это очень напоминает условия дрейфующих станций «Северный полюс», где нам пришлось работать неоднократно. Установленная над лункой палатка еще больше увеличивает сходство. Однако разница есть, и весьма существенная. После спусков мы поднимаемся на ледокол, где в нашем распоряжении лаборатория, средства для спуска под лед прямо с борта судна, отличные каюты и прочие бытовые блага, просто невообразимые на дрейфующих станциях.
Ледокол действительно хорош и необычен. Построен он на Ленинградском Адмиралтейском объединении. Это первый в составе океанографического флота страны ледокол, способный проводить широкие комплексные исследования в морях, покрытых льдом. На нем оборудовано четырнадцать лабораторий. В составе экспедиции тридцать научных работников и пятьдесят членов экипажа.
«Внимание! Внимание! Всем находящимся на льду! — вдруг разнеслось по судовой трансляции. — Со стороны кормы к ледоколу приближается белый медведь!» Опять непрошеный гость. Что-то они зачастили; в некоторые дни приходило до пяти медведей. На крайний случай в распоряжении работающих на льду имеется карабин, но пока до применения его дело не доходило.
Днем, как обычно, мы провели наблюдения подо льдом. Под воду спускались комсомольцы Сергей Шевченко и Вячеслав Третьяк — курсанты 5-го курса Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала С. О. Макарова. С ними я познакомился в училище, когда читал лекции о подводных исследованиях в Арктике. К курсантам я приглядывался какое-то время и, только обнаружив в них энтузиастов подводного дела, пригласил пройти практику на «Отто Шмидте». Экипаж на судне был молодым, так что курсанты быстро установили личные контакты с остальными комсомольцами судна.
Сергей и Вячеслав с большой охотой спускались под лед, а мы с Геннадием Кадачиговым с не меньшей охотой делились с ними опытом. Так у нас получился, как говорится, сплав молодости и опыта. Плотно поработав весь день и приготовив снаряжение и приборы для наблюдений на следующий день, мы, усталые, разошлись по своим каютам.
Но спокойно поспать в эту ночь не пришлось. В два часа вахтенные почувствовали — идет зыбь. Видно, где-то далеко на юго-западе, в Норвежском море, был сильный шторм, и ослабленное льдом волнение дошло до нашего района. Постепенно зыбь усиливалась, и льдины начали разламываться. Трещины между обломками то сходились, то расширялись до полутора-двух метров. Ледовые якоря оказались бесполезными в этом скоплении пляшущих на волнах обломков.
Надо было спасать приборы и оборудование полигона. Объявили аврал. На крыле мостика появился капитан ледокола Геннадий Александрович Климахин. Делать надо было все быстро и четко, так как льдины плясали под ногами все сильнее.
Я быстро оделся для спуска под воду — часть приборов у нас подо льдом, и их надо обязательно снять. Спускаюсь через уцелевшую лунку. Быстро нахожу наш полигон на нижней поверхности льда, снимаю контрольные отсчеты и забираю с собой приборы. Все занимает не более десяти минут. Выхожу наверх. Эвакуация полигона завершается. Павел Тимофеевич Морозов — помощник капитана по научной работе — просит и нас быстрее заканчивать. Мы хотели еще сделать спуск в кормовой части, но опоздали — на ледоколе начали проворачивать винты. Возвращаемся на ледокол по широким доскам, брошенным через трещины. Странно видеть, как двухметровый лед, еще недавно казавшийся таким мощным и надежным, вдруг стал игрушкой волн.
Капитан командует с мостика — прекратить всякие работы на льду и подняться всем на борт. Наконец поднимают трап — и ледокол дает ход. Итак, почти на сутки раньше плана прекращены наблюдения, порвано несколько измерительных кабелей, кое-что осталось подо льдом, нарушен ночной отдых. И все-таки приходим к выводу, что на этот раз Арктика была к нам даже милостива...
«Отто Шмидт» идет на юг к кромке льдов. По плану мы должны следовать к северной оконечности Скандинавии с наблюдениями на стандартных разрезах, после чего зайти в норвежский порт Хаммерфест для отдыха и пополнения запасов топлива, воды и продовольствия. Чем ближе к кромке льдов, тем сильнее ощущается качка. Известно, что ледоколы, имеющие округлой формы корпус без развитых килевых частей, очень валки на волне. С этими конструктивными особенностями «Отто Шмидта» мы познакомились еще в 1979 году во время первого рабочего рейса.
...Тогда мы вышли из Мурманска курсом на мыс Желания. Прямо в борт била тяжелая волна осеннего шторма. Ждать мы не могли, и почти четверо суток ледокол беспощадно валяло с борта на борт. Крен достигал 50°. Не все в каютах и лабораториях смогли удержаться на своих местах. Спать приходилось, упираясь руками и ногами в углы койки. Когда наступал час обеда, ледокол сбавлял ход и разворачивался кормой на волну — при таком положении качка была наименьшей.
Сейчас середина лета, и погода улучшается. Идем по средней зыби, останавливаясь время от времени для проведения наблюдений. Подводных работ не ведем. Занимаемся обработкой материалов предыдущих наблюдений, ремонтируем водолазное снаряжение.
Вдали от льдов стало теплее — плюс пять градусов. На горизонте показалась земля. Вышли прямо на скалистый мыс Нордкап. В обрывистых расщелинах затененной северной стороны лежит снег. Приметное место сурового края, знакомое многим морякам, чьи дороги лежат вокруг Скандинавии.
Завтра утром полагаем быть в Хаммёрфесте. Боцман Федор Палеев с матросами используют каждый погожий час, чтобы подкрасить еще что-то, помыть, почистить — ледокол должен иметь приличный вид...
Хаммерфест покинули под вечер. Лоцман сошел с ледокола на небольшой портовый буксир сразу же за защитным молом гавани. Впереди был широкий и глубокий выход в море. Через несколько часов, выйдя из-под защиты островов, «Отто Шмидт» привычно закачался на волне.
Похолодало еще до того, как мы увидели белую кромку. Отдельные льдины, между которыми судно на полном ходу лавировало как опытный слаломист, сменились сплоченными полями. У ледового плавания есть свои ни с чем не сравнимые особенности. Форштевень судна бесконечно ударяется о лед. При столкновениях с толстыми льдинами и особенно с торосами ледокол порой отбрасывает в сторону на несколько метров так резко, что трудно устоять на ногах. При одном из таких ударов у капитана в каюте «спрыгнул» со стола и разбился заварной чайник.
Сейчас идем вперед без остановки. Лишь несколько раз ледокол заклинивало; приходилось отрабатывать машинами назад и, разогнавшись, пробивать встречавшиеся перемычки на стыке ледяных полей.
Очередной спуск под воду мы провели у северной оконечности острова Надежды. Дело было к вечеру. «Отто Шмидт» лег в дрейф на чистой воде в окружении почти двух десятков айсбергов. Некоторые из них сидели на мели. В лучах низкого солнца белые склоны айсбергов казались особенно яркими.
Глубина немногим больше тридцати метров. С кормы спустили на стальном тросе груз — почти до грунта. Этот трос будет служить спусковым концом. Сергей Шевченко и Слава Третьяк помогают нам с Геннадием одеться. Полностью готовые к спуску, мы становимся вместе на кресло-беседку, и нас спускают в воду. Проверяем работу аппаратов, телефонную связь и быстро скользим, держась за трос, вниз. В наушниках раздается голос Славы, спрашивающего о самочувствии и обстановке.
До дна метра три... Попробовали отпустить трос, и нас сразу уносит от него — так силен дрейф ледокола под действием ветра и течения. Держась одной рукой за трос у груза, летим над дном. Попросили еще немного подспустать груз. Теперь дно можно достать рукой. Правда, ничего интересного для наших биологов увидеть не удалось. Несколько мелких звезд, моллюски — вот и все, что мы бросили в сачок. Растительность на дне — редкие кусты. Но листья ламинарий длинные, и сильным течением их прижимает к самому дну. В потоке они извиваются как большие змеи. Иногда груз задевает за неровность на дне, и в воде, уже сзади нас, поднимаются мутные облака.
Через десять минут начали подъем. Всплываем не спеша. Несколько минут побыли под корпусом ледокола на винтах. На кромках стальных винтов вмятины и зазубрины от ударов об обломки льда. По телефону Слава передает, что с подъемом надо поторопиться, так как ледокол дрейфует в направлении одного из айсбергов и надо работать машинами. Мы входим в беседку и вскоре оказываемся на палубе. И тут же корма задрожала от заработавших винтов. Обходя айсберги, «Отто Шмидт» разворачивался курсом на восток.
В течение нескольких суток двигаемся по так называемым «пилообразным разрезам». Это что-то вроде зигзага, только точки поворота умышленно располагаем то во льду, то на чистой воде. Учащенные наблюдения на таких разрезах позволяют более детально изучить водные массы в районе кромки льдов и проследить влияние их таяния. На ходу постоянно ведется регистрация температуры воды и льда. Наши молодые гидрофизики Борис Иванов и Виктор Кириллов без конца бегают с носа на корму: на носовой стреле, выставленной далеко вперед, размещен радиометр, а с кормы у них спущен прямо в кильватерную струю термодатчик.
При остановках во льду проводим подводные наблюдения. Слава и Сергей вполне освоились со снаряжением и работают подо льдом все лучше. Сергей более подвижен, вечно что-нибудь мастерит в лаборатории. Слава спокоен и даже флегматичен. Это последнее качество выручает его при подготовке к спуску, когда мы, упаковывая его почти двухметровую фигуру в гидрокомбинезон, отпускаем соответствующие шутки.
Южнее Земли Франца-Иосифа, вблизи острова Сальм, снова сделали парный спуск до грунта. На этот раз улов был более богатым: звезды разных форм, морские ежи, губки, рак-отшельник... Глубина была большой — метров сорок пять, так как ледокол снесло с небольшой банки. У Кадачигова раздавило стекло головного фонаря. Я был рядом и слышал глухой удар. Стало темно, но все же глаза привыкли к низкой освещенности, и мы смогли взять пробы. Собранные нами донные обитатели были и крупнее и сохраннее, чем случайно попадающие в трал или дночерпатель экземпляры. Гидробиологам, безусловно, необходимо осваивать методы подводных наблюдений.
«Отто Шмидт» продолжал идти на север в разреженных льдах немного восточнее острова Греэм-Белл. Немного сзади и левее низкое солнце очерчивало пологий ледниковый купол Земли Вильчека — одного из крупнейших островов архипелага. На фоне белых куполов выделялись черные выходы коренных пород.
На траверзе мыса Кользат на широте 81° встретили сплоченные тяжелые льды, для преодоления которых мощности нашего ледокола было недостаточно. Личный рекорд «Отто Шмидта» — 83° 54' — был поставлен еще в первом экспериментальном рейсе в сентябре 1979 года. Символично, что плавание проходило в том же районе, где полвека назад, в августе 1929 года, экспедиция на ледокольном пароходе «Георгий Седов» под руководством Отто Юльевича Шмидта достигла рекордной для того времени широты в свободном плавании — 82° 14'.
Легли на обратный курс, вернулись к острову Сальм и пошли с наблюдениями на мыс Желания. На середине разреза между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей, когда ледокол стоял на очередной гидрологической станции в толстом полутораметровом льду, началось сжатие. Прямо на глазах закрыло канал, проложенный судном во льду. Обломки толстого льда выжимались наверх, громоздились друг на друга. Начали подниматься обломки льда и у борта ледокола.
В принципе ледоколу сжатия не страшны. Благодаря округлой форме обводов корпуса льды не могут раздавить его, как это случается иногда с транспортными судами, имеющими вертикальные борта. Но даже самые мощные ледоколы при сжатиях лишаются возможности свободно двигаться. В таких случаях обычно ожидают (от нескольких часов до нескольких суток) ослабления сжатия.
В этот раз сжатие все же доставило нам непредвиденные хлопоты. Еще до его начала гидрологи начали наблюдения и опустили с борта на тросе лебедки серию батометров для измерения температуры и взятия проб воды. Поднять их все не успели — трос прижало к борту, и протащить приборы через уплотнившиеся обломки льда было невозможно. Павел Тимофеевич Морозов позвонил нам в каюту: «Ребята, выручайте!» Помочь мы могли одним способом — спустившись через гидрологическую шахту под корпус ледокола, снять приборы с троса и попытаться освободить те из них, которые затерло льдом.
Гидрологическая шахта — это стальная труба диаметром восемьсот миллиметров, проходящая через весь корпус ледокола и заканчивающаяся выходом в килевой части на глубине шести метров. Верхняя часть ее находится внутри специального помещения, где стоит электрическая лебедка для спуска приборов и водолазов.
Ждать было некогда. Я быстро оделся для спуска. На маленькой беседке меня спустили в шахту. Выйдя под корпус, я осмотрелся. Ничего особенного. Лед прижимало к борту, и торосило выше, в районе ватерлинии, а входу в шахту снизу пока ничего не угрожало. Значит, я могу спокойно работать.
Я поплыл на правый борт в район кормовой лебедки, с которой были спущены приборы. Немного подвсплыв, на глубине четырех метров я встретил обломки льда, плотно прижатые к борту и друг к другу. Трос оказался смещенным к корме. Один из батометров был зажат обломками льда. С собой у меня был конец капронового фала, выходившего наверх в шахту. Освободив батометр и сняв его с троса, я нанизал его на фал, как надевают пойманную рыбу на кукан. Затем попросил по телефону выбирать трос. Лебедка заработала, и вскоре снизу поднялся следующий прибор. Я снял и его. Геннадий по телефону все время напоминает, чтобы я следил за чистотой входа в шахту — все же сейчас это единственный путь наверх. Но все было спокойно. Наверху тоже следили за ледовыми условиями. Я снял все приборы и концевой груз. Все это нацепил на капроновый фал, защелкнул карабином и отпустил. «Улов» тут же через шахту подняли наверх.
Мне тоже можно подниматься. Возвращаюсь к нижнему входу в шахту. Пока спускают кресло-беседку, смотрю наверх. Там белеют винты и обломки льда, которые все еще сжимаются напирающими ледяными полями. А здесь, под килем, все спокойно. Нет, не зря еще при проектировании мы настаивали на устройстве такой шахты на ледоколе. Сажусь на беседку, командую по телефону: «Вира!» Задевая ластами стенки шахты, еду наверх и через минуту оказываюсь в теплом и светлом помещении.
Говоря о шахте, я вспомнил случай, происшедший во втором рейсе ледокола, когда мы осваивали методику погружения водолазов через шахту в зимнее время. На одной из станций в Карском море запланировали спуски через шахту, так как спускаться с борта в битый дрейфующий лед было опасно.
Начали готовиться к спуску. Открыли верхний люк шахты. Опять шуга! Она попадает в шахту на ходу ледокола. Плотная шуга набивается до самого верха, и невозможно через нее ни спустить прибор, ни пролезть человеку. Опыт показал, что единственный способ очистить шахту — это дать в нее по шлангу пар от судового котла. Так и сделали. Вскоре нам сообщили, что шахта свободна и можно погружаться.
Спускаясь на беседке до середины шахты, прошу прекратить спуск. Проверяю работу дыхательного автомата, схожу с беседки. Поднялся вверх, жду, когда мне подадут фотоаппарат, и при этом начинаю ощущать, что сначала мне стало тепло, а затем и жарко. Я даже вспотел, хотя находился без движения. Такого со мной еще не бывало! Наоборот, при спусках под лед в Арктике более привычными были ощущения озноба и холода.
И тут я все понял. Желая сделать все быстрее и лучше, кочегары не только растопили шугу в шахте, но и нагрели в ней воду. Прошу передать по телефону мое «горячее» спасибо друзьям-кочегарам и тороплюсь выйти из шахты, чтобы охладиться в привычной (с температурой около минус двух градусов) воде. Кадачигов шутит по телефону: «Жар костей не ломит! Чудак, грейся!» В тот раз под корпусом ледокола я замерз даже больше обычного, так как влажное от пота шерстяное белье грело плохо.
...Сжатие льдов продержало нас на одном месте почти сутки. За это время мы приняли по фототелеграфу ледовую карту района, и капитан смог выбрать оптимальный курс выхода в зону с меньшей сплоченностью льда. У мыса Желания «Отто Шмидт» вошел в Карское море для проведения гидрологической съемки. В средней и юго-западной частях моря предстояло провести наблюдения почти на семидесяти станциях.
Последние годы в Карском море суда под проводкой ледоколов плавают не только летом, но и зимой, в полярную ночь. И всем судам, даже атомным, необходима при этом информация о ледовой обстановке и прогнозах ее. В частности, данные о термическом состоянии вод моря, которые мы получили в результате съемки, будут использованы при составлении ледового прогноза на осенне-зимний период. С вступлением в строй «Отто Шмидта» эти съемки возможно проводить каждый год и почти на всей акватории моря. Первую такую экспедицию возглавлял З. М. Гудкович, старейший полярник, а ныне руководитель научной программы КАРЭКС, предусматривающей разработку математической модели гидрологических и ледовых процессов в Карском море. Программой предусматривается прогнозирование состояния вод и льдов этого моря.
При планировании схемы расположения точек наблюдения в море и маршрутов между ними учитывается все: и мощность льда на пути, определяющая скорость движения ледоколами запасы топлива и воды, и время окончания рейса, и многое другое. Ледокол, вступая в схватку со льдами, должен, подобно борцу на ковре, правильно рассчитать свои силы. Ведь поблизости нет судов, которые могли бы прийти на помощь. Так, например, в первом рабочем рейсе в условиях начавшейся полярной ночи «Отто Шмидт» был единственным надводным судном во всем Карском море.
Выполнение съемки шло успешно. По плану одна из гидрологических станций широтного разреза располагалась вблизи восточного берега северного острова Новой Земли. Я поднялся в штурманскую рубку, чтобы уточнить условия подводных работ в этой точке.
Знакомясь с картой, обратил внимание на удивительное сочетание названий ряда географических объектов в этом районе. Сами названия, их глубоко логическая последовательность дают возможность и сейчас зримо представить пережитое первооткрывателями.
...Небольшое деревянное суденышко пробирается среди льдов на юг вдоль неизвестного берега Новой Земли. Слева тяжелые арктические льды, грозящие прижать смельчаков к высокому барьеру ледника, от которого со страшным грохотом отламываются огромные айсберги. Порывистый холодный ветер рвет из окоченевших рук мокрую и тяжелую парусину.
И вдруг впереди по курсу — мыс Опасный в окружении пенистых бурунов на подводных скалах. Стал еще уже и без того неширокий проход между берегом и дрейфующим льдом. Но не страх ведет вперед отважных.
Полуостров Сомнений — это на его оконечности находился пройденный мыс. Но что за этим полуостровом? На карте берег обозначен пунктиром. И снова (уже который раз!) — навстречу неизвестности.
Залив Благополучия открылся взору удачливых в этот раз путешественников; он глубок и просторен.
Бухта Укромная — в самом конце залива; высокие берега защищают потрепанное судно от злого северного ветра; здесь можно стать на якорь, починить снасти и паруса...
Такие названия не придумывались. Они рождались из чувств и переживаний простых и сильных людей в их борьбе с суровой северной природой. В те времена стихия часто была сильнее, и это тоже находило отражение в географических названиях.
Современные корабли, оснащенные новейшей навигационной техникой и располагающие точными картами, плавают ныне здесь без всякого опасения. Но разве может сравниться такое благополучие с нелегкой, но счастливой судьбой первопроходцев?
Съемку закончили в конце августа и вышли в Баренцево море. Рейс подходил к концу. В каютах стучат пишущие машинки — полным ходом идет составление научно-технического отчета о выполненных в рейсе работах. Наша группа подводников готовится к отъезду в Ленинград.
Так получилось, что окончание рейса совпало со второй годовщиной подъема на ледоколе Государственного флага СССР. Экипаж и экспедиционный состав могут гордиться сделанным за эти два года. Выполнено восемь научных рейсов. Пройдено более шестидесяти тысяч миль, из них треть во льдах. Наблюдения выполнены на двух тысячах гидрологических станций. На многосуточных станциях ледокол продрейфовал вместе со льдом более шестисот миль. Собраны уникальные научные материалы о природе ранее мало исследованных районов морей западной Арктики.
«Отто Шмидт» знают в портах Норвегии, Исландии, Дании. Множатся экспонаты судового музея. В одном из документов Владимир Оттович Шмидт, присутствовавший при спуске ледокола, вспоминал, что Отто Юльевич мечтал о том времени, когда исследования в Арктике будут проводиться не с «попутных», а со специально построенных и оборудованных судов. Научно-исследовательский ледокол, носящий имя большого ученого,— это воплощение его мечты.
Льды кончились, и «Отто Шмидт» вышел на чистую воду, встречая крутую волну. Ветер в снастях не просто поет — гудит. Ледокол медленно раскачивается с носа на корму. От удара носовой части о волну вздымается стена брызг, достигающая ходового мостика. Вода белой пеной лезет через якорные клюзы на палубу. Поднятый занавес вспененной воды в ярких лучах низкого осеннего солнца становится ярко-белым. После каждой такой вспышки, освещающей через носовые иллюминаторы кают-компанию, водяная стена с шумом обрушивается на носовую надстройку. Арктическая вахта «Отто Шмидта» продолжается.
Баренцево море — Карское море
Владимир Грищенко, кандидат географических наук | Фото автора 
