В пяти шагах от полюса.Валентин Мерцалов
Фото автораЛето осталось далеко-далеко. И не верится, что кто-то сейчас валяется на траве, шлепает босиком по лужам, барахтается в воде.
«Обь» уже вторые сутки идет во льдах, держа курс к берегам Земли Франца-Иосифа. На борту грузы для полярников, осваивающих этот самый северный наш архипелаг — край голубых ледников и причудливых айсбергов, непуганных белых медведей и шумных птичьих базаров.
Здесь все необычно. И история исследования этих островов, существование которых ученые, изучавшие дрейф льдов, предсказали задолго до их открытия. И удивительная смесь имен на карте архипелага: Греэм-Бэлл, Дерюгин, Ла-Ронсьер, Березкин, Персей, Солсбери... И солнце, восходящее порой на западе. Здесь можно, не выходя из дома, сфотографировать медведя, заглянувшего в дверь. Отсюда мы в 1937 году начали* завоевание полюса.
Я снова смотрю на карту: бухта Суровая, купол Ветренный, скалы Неприступные, мыс Опасный... Мне представляется эта белая строгая страна, над которой ползут вечные облака и где трещины в ледниках преграждают дорогу измученному путнику, а вьюги без конца затягивают свои волчьи песни. «Жить и работать здесь уже героизм» — приходят на память не раз слышанные слова, настоящий смысл которых я начинаю понимать только сейчас.
★ ★ ★
Айсберги. Девственная белизна льдов. В голубых разводьях отражаются облака. И вдруг бесцветная необычная радуга, как арка над входом в эту «страну вечного молчания». А под самым бортом бредет своей дорогой равнодушный мишка.
Входим в пролив Кэмбридж, разделяющий Земли Александры и Георга. Черный мыс справа чем-то напоминает сфинкса, стерегущего это безмолвие. Ледники, словно обкусанное мороженое. Мрачные скалы, будто земля поежилась от холода, обнажив из-подо льда и снега свои костлявые плечи.
Легко преодолеваем припай. И вот, наконец, входим в бухту Северную — черно-бурую подкову, присыпанную снегом. Унылый берег, одну из бухточек которого какой-то землепроходец, мрачно пошутивший, назвал Дачной.
А вокруг возвышаются величественные купола ледников и облаков.
★ ★ ★
Вот уж кто действительно на все руки мастер: экскаваторщик, электрик, тракторист, моторист... По-хорошему завидую я таким ребятам, как Рудик Черемных, который встанет у лебедки, поведет машину, трактор, но если нужно, пересядет в танк. А в компании возьмет гитару и...: «Давай, кучерявый!»
Трактористы, лебедчики, тальманы—аристократы разгрузки. Уродуешься в трюме, а на палубе «загорает» зевака: «Вира! Майна!» — Зло берет! Но без него тоже нельзя.
Рудик, работающий сейчас на тракторе, мог бы покуривать, пока мы нагружаем углем сани. А он хватает лопату, спешит к нам на помощь.
Некоторые «сыночки» до сорока лет ходят в мальчиках, не могут научиться самостоятельности. Парни, рано узнавшие труд, к двадцати годам становятся мужчинами.
★ ★ ★
Плутаем во льдах, обходя длинный ледовый язык, свисающий с севера, из пасти океана. Пробиваемся к Виктории — крошечному островку, затерявшемуся в ледяном хаосе где-то между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Над мачтами кружит разведчик с красными крылышками и спинкой, дает нам направление.
На вторые сутки всплывает на горизонте купол, словно Моби Дик — белый кит-альбинос. Поначалу я даже принял его за айсберг.
В бинокль различаю несколько домиков у подножия ледника, красный флажок на мачте и маленьких человечков, скачущих через трещины и торосы нам навстречу.
Через пару часов я уже сижу у ребят на станции.
— А чего рассказывать-то! — удивляется радист Виктор Крылов. — Тут как-то домой писал, писал: полгода прожил — еле одну страничку выжал... Океан, ледник. Медведи бродят под окнами. Метели воют. Сияния во все небо. Вот и все наше окруженье. День, ночь — и прошел год. Истопим баню — воскресенье. Сбросят почту — праздник.
Арктика учит ценить простые радости. А заскучаешь, полезут в голову всякие мысли — хватай топор и руби дрова. Как рукой снимет.
— Знаешь, — добавляет начальник станции Дмитрий Колмаков, — у нас часто описывают Арктику очень динамично: что ни день — событие, что ни шаг — подвиг. А если рассматривать все это во времени... Ты не подумай, конечно, что здесь спячка, упрощать тоже нельзя. Зимовка — трудные будни. Тут каждый, как на ладони. В общем, пошли на птичий базар.
Прямо за домом на узкой песчано-галечной косе среди камней и жалкого мха гнездятся птицы. Их здесь не так уж много, но от крика, который они поднимают при нашем приближении, кажется вот-вот начнут кровоточить уши.
— Наша птицефабрика. Яиц запасли на всю зиму.
Тут нужно быть осторожным. Прямо на тебя, словно снаряды, летят чайки, и в самый последний момент, когда ты, потеряв самообладание, хватаешься за голову, стремительно сворачивают в сторону. А крачки — небольшие птички с красными, словно окровавленными лапками и клювом, более коварны и агрессивны. Целой стаей висят они над головой и молниеносно пикируют, норовя выклевать глаза. Успевай только отмахиваться. Смешно, но чувствуешь себя совершенно беспомощным. Говорят, их опасается даже медведь. Тысячи разъяренных птиц поднимаются в воздух при появлении незванного гостя, и тут уж ему не уйти — заклюют до смерти. Просто не верится. Маленькая птичка оказывается сильнее хозяина Арктики, который не считает нужным даже повернуть голову в сторону проходящего рядом судна.
С ледника стекают веселые стремительные ручейки (с «Оби» завели шланги и берут эту голубую кристальную воду). Подниматься трудно. Снег подтаял, и проваливаешься по пояс. Хоть ползи. Но повыше еще твердо. Тут сейчас удивительно тихо и солнечно. Видимость поразительная, и если бы наша Земля не была горбата, то наверное, отсюда, со стометровой высоты мы бы разглядели Антарктиду. Но кроме бесконечных льдов и норвежского острова Белый, ничего больше не видно. Хочется разбежаться, растопырить уши, помахать руками и плавно спланировать — в этот тихий, прекрасный мир.
★ ★ ★
... Все-таки у большинства людей слово «ракета» ассоциируется прежде всего с атомной боеголовкой, разрушением, смертью. А ведь у ракеты большое «мирное» будущее.
Наши каюты рядом, и Женя Лысенко, едущий в обсерваторию «Дружная» на острове Хейса, часто заходит ко мне «потравить».
Уже сейчас для исследования верхних слоев атмосферы используются метеоракеты. Настало время всесторонне изучить гидрометеорологические процессы, происходящие в Арктике. Без этого невозможно, например, составлять надежные прогнозы, в первую очередь, ледовые прогнозы. Зная наперед ледовую обстановку на трассе Северного морского пути, мы сможем четко планировать арктическую навигацию, эффективно использовать флот, а не бросать суда в неизвестность.
Ученые все чаще и чаще задумываются над проблемой уничтожения ледяной шапки Арктики и преобразования климата. Но разрабатывая свои проекты, они сталкиваются с сотней неизвестных. Это, конечно, не инженерный расчет, а гипотеза.
Для решения многих задач в Арктику должны прийти большая наука и современная техника. Это будет своего рода новое открытие Арктики.
И вот такие ребята, как Женя, ради настоящего дела покидают уютный дом, милых друзей, привычные занятия и, как в холодную воду, бросаются в ледяные объятия Арктики. Им предстоит досконально изучить и окончательно покорить эту строптивую страну, завершить дело, начатое пионерами-первооткрывателями, принимавшими участие в сквозном рейсе «Сибирякова», походах «Ермака», папанин-ской эпопее, трансарктическом дрейфе «Седова», послевоенных исследованиях на дрейфующих станциях «Северный полюс». Им создавать здесь новые научные станции, строить телеметрические и электронно-вычислительные центры, круглый год водить по трассе Северного морского пути сверхмощные атомные ледоколы.
Новое поколение полярников с широким кругозором, сильными руками и отличной инженерной подготовкой — эти парни заварят большие дела в Арктике.
★ ★ ★
Огибаем с севера архипелаг. Шторм разогнал льды в Британском канале. Растрепанные облака судорожно цепляются за купола, но их срывает и несет дальше. На горизонте между черным морем и серым небом торчат, словно зубья, айсберги. «Обь» медленно идет навстречу этой раскрытой зубастой пасти.
Потом понемногу затихает. Небесный занавес приподнялся, и неведомо откуда брызнуло золото, ослепительными бликами растекаясь по черному-черному морю.
Неутомимой чайке посчастливилось схватить какую-то рыбешку. Но за чайкой погнался поморник и клевал ее до тех пор, пока она не отрыгнула обратно добычу, которую щеголеватый разбойник схватил на лету.
Вошли в пролив Бака, скованный припаем. Лед немногим более полуметра, но мертвой хваткой держится за берега, и приходится рубить его с разбега. «Полный назад! Стоп! Полный вперед!» Из машины выжато все, дрожит надстройка, от наших горящих ненавистью взглядов, кажется, начинает таять лед, а продвинулись за реверс всего на полкорпуса.
Истекли сутки. Но впереди все та же горбатая скала, похожая на шлем римлянина, а справа и слева все те же бесстрастные купола. И только полоска воды у горизонта стала чуть-чуть заметнее. А ведь «Обь» — мощное экспедиционное судно, ходящее в Антарктику. Если выгрузить в него большой 50-тонный вагон, его осадка увеличится всего на три сантиметра. За сутки в его машине сгорает почти цистерна топлива. Два таких корабля с трудом поместятся в чаше Большой спортивной арены в Лужниках.
Двое суток бились мы в семимильном припае, и когда вырвались, наконец, из ледяных тисков на чистую воду, второй штурман Лев Дягилев, забыв о морском этикете, яростно плюнул за борт и погрозил назад кулаком.
★ ★ ★
У подножия Прыща — бурого каменистого холма, действительно нелепо торчащего среди ослепительных куполов, застыло озеро с такой вкусной водой, что только ради этого можно поселиться на его берегу. Полукругом выстроились симпатичные домики самой большой в Арктике обсерватории «Дружная». По «набережной» разгуливают коровы, свиньи, собаки — привычные штрихи сельского пейзажа, своеобразно вплетающиеся в арктическую экзотику.
Автоматическая ионосферная станция, нейтронный монитор, кубический телескоп, сейсмическая станция, ракетная установка.». Соответственно и работают здесь не зимовщики, имеющие за плечами годичные курсы, а высококвалифицированные специалисты — радиотехники, геофизики, телеметристы...
Лаборатория полярных сияний под замком: летние каникулы.
«Дружная» находится почти на меридиане Мирного — только с другой стороны земного шарика, и тут, кстати, готовят кадры для Антарктиды.
— Есть, конечно, люди, которые едут сюда за копейкой. Для них Арктика — вынужденная посадка, зачеркнутые годы. Набив карманы, они сматываются на Большую Землю, так ничего не увидев и не поняв. Но длинный рубль не дает им покоя, и они снова и снова возвращаются в этот ненавистный им край. По-моему, это самоубийство.
Мы идем с Алешей Кондрашевым над обрывом. Пропасть до краев налита густым туманом, и кажется, что если нырнешь в него, то плавно-плавно погрузишься вниз.
— Арктика, — продолжает Леша, — естественная лаборатория человеческих душ. Здесь все в чистом виде. На первый взгляд может показаться парадоксальным, но именно здесь, вдали от большой жизни, я приобрел настоящий жизненный опыт.
— И все!
— Ну что значит — все! А работа, а учеба. В последнее время появилось какое-то бешеное желание все знать.
— Ну, а какие-нибудь идеи, поиски!
— Так, пробую кое-что в области исследования антенн. Времени только маловато. Тут у нас есть две подруги, ленинградки— Галя Губкина и Эмма Зуборева. Вместе зимовали в Тикси. В прошлом году прилетели сюда. Учатся заочно. Галя заканчивает аспирантуру, Эмма — второй институт. Обе еще поступили на заочные курсы иностранных языков. Как они успевают! Удивительные женщины, увлекающиеся, чего-то ищущие, чего-то добивающиеся. Все время в действии. А это ведь так важно, особенно здесь. Влюблены в Арктику. Ты как-нибудь попробуй их нарочно подзавести: «А, чего тут хорошего! Тоска, спячка!» Не унесешь ноги — разорвут: «Недорезанные романтики».
★ ★ ★
Бочки! Это слово вызывает уже боль в ушах. Кажется, им не будет конца. Трюмы, словно бездонные. Полярникам нужно горючее — для машин, тракторов, электростанций...
На стоянку «Оби» надвигаются льды — аврал! Работают все три бригады. В азарте вырываем бочки друг у друга.
В вое лебедок, грохоте бочек, звонких, облегчающих душу ругательствах (сопровождающих всякую разгрузку) третьему механику чудится какая-то музыка, и по ночам, замкнувшись у себя в каюте, он пишет стихи.
Да, мир, действительно тесен. Миша Шевчук, возвращающийся домой с острова Хейса, тоже плавал в Северной Атлантике на «Экваторе». Один из полярников живет в Москве в нашем доме (и это мы выяснили только сейчас!). А мой сосед по каюте чуть позже меня был на Фиджи.
А много ли русских побывало на Фиджи за последние пятьдесят лет! Сотня, две... Порой даже надоедают бесконечные разговоры: «А помнишь!» — «Ну как же!» Все эти совпадения не очень-то удивили бы меня на Большой Земле. Но ведь мы находимся под восемьдесят вторым градусом северной широты, на «краю географии»...
Глаза изголодались по новым краскам. Приелось белое, черное, серое, голубое, синее, фиолетовое.
А сегодня солнце первый раз тронуло горизонт, и он, наконец, вспыхнул. Закат — глаз не оторвать. Весь вечер можно смотреть, как в камин.
★ ★ ★
Почти полторы тысячи миль прошли мы уже во льдах. После каждой Галкиной телеграммы Лев Дягилев начинает бегать по каюте.
Второй штурман — каторжник разгрузки. Слит только на переходах. Трюмы набиты грузами, а каюта Льва завалена грузовыми документами: какими-то актами, каргапланами, коносаментами...
Вынырнув из этого бумажного омута, он обращается к наколотым на стену телеграммам Галки, продолжая свой бесконечный разговор с ней.
—...но горечь разлуки сулит нам радость встречи. И кто-то становится еще дороже. И еще сильнее привязываешься к своему дому. И еще выше ценишь простое теплое слово, дружеское участие и внимание, потому что сам узнал, как это помогает в пути. А в ком-то еще больше разочаровываешься...
★ ★ ★
Рядом с лункой, продутой во льду, дремлет нерпа, ежесекундно озираясь вокруг. С подветренной стороны крадется ползком мишка, прикрыв лапой три черных точки — глаза и нос. Как только нерпа вскидывает голову, он, распластавшись, замирает. Мы уже час наблюдаем из-за торосов, а до обеда мишке еще далеко. Ну и терпение. Правда, времени у него — девать некуда. Наконец, прыжок! Бедная нерпа...
★ ★ ★
Идем на остров Рудольфа — последний клочок советской земли на подступах и полюсу. Там, на мысе Аук, похоронен Георгий Седов, так и не сумевший совершить восхождение на вершину мира. Но через двадцать три года с голубого купола, у подножия которого находится могила мужественного землепроходца, совершили прыжок на полюс краснокрылые самолеты папанинцев.
Закат — раскаленный шов. Будто стальное небо навечно приваривают к краю земли.
Угрожающе нависли паковые звенящие льды. Заклинивает. Но мы обязательно пробьемся. Ведь там зимует пятерка наших ребят, которые до боли в глазах вглядываются в горизонт.