Эль-Регистан. В. Л. Ивашин
Летчика Василия Махоткина мы встретили над Енисеем в воздухе, где-то между 68-й и 69-й параллелью. Его двухмоторный «АНТ-7» мчался нам навстречу, распластав неподвижные крылья. Махоткин совершал очередной зимний рейс из Красноярска в Дудинку — центр Таймырского национального округа.
Он вывозил на материк последних членов героической экспедиции гидрографа Белова, пробивших окно из моря Лаптевых вглубь Авамо-Хатангской тундры. Одновременно с этим из Красноярска в Дудинку он перебрасывал экспедицию по разработке нефтяных богатств Хатанги и бухты Нордвик.
Махоткин прилетел на полярную воздушную магистраль летом 1934 года прямым рейсом с берегов Черного моря. Он налетал на ледовых разведках Карского моря 13 тысяч километров, изучая капризы изменчивой северной погоды и особенности арктических воздушных течений, рождающих холодные антициклоны. Он появлялся на побережье полярных морей, парил над пустынными островами, летал в залив Гыда-Ямо с грузом бензина для самолета, затертого льдами в Гыданской губе. Здесь Махоткин встретил Василия Ивашина, нынешнего своего бортмеханика, человека с легендарным прошлым. Собственно, трудно считать прошлым то, что случилось с Василием Лукичем Ивашиным в 1933 году.
Авиатехник Ивашин, работающий с 1929 года в полярных широтах, в октябре 1933 года вылетел из Ленинграда на Енисейский север на новом самолете «Дорнье-Валь». Самолет пилотировал летчик Рябенко. На борту тяжелой морской машины находились второй пилот Жихарев, бортмеханик Орлов и два пассажира.
На Арктику надвигалась уже зима, погода с каждым днем становилась все хуже и хуже, дули холодные ветры, учащались туманы, пасмурные дни. Самолет, заблудившись в тумане, сжег почти весь запас горючего и в районе Мачуй-Сале, неподалеку от домика зимовщика Грудицкого, совершил посадку на воду.
Льдины уже плавали по реке, надо было уходить в надежное пристанище. За отсутствием бензина пришлось заправить баки самолета небольшим количеством керосина, которым поделилась зимовка с экипажем. Самолет взлетел на бензине, а через пять минут полета Ивашин перевел машину на керосин. И ничего,— сильно дымила, но летела машина на керосине.
Экипаж решил пробиваться на зимовку Гыда-Яму к Гыданской губе, рассчитывая здесь заправиться бензином Внезапно налетевшая пурга сбила пилота с намеченного курса, громадная машина растерянно закружилась в снежном вихре. На пятьдесят пятой минуте полета, воспользовавшись улучшением видимости, Ивашин посмотрел на баки с горючим и ахнул — кругом нуль! Оглядел местность: льды. Прошла минута. Моторы уже чихали, готовясь заглохнуть, когда летчик Рябенко, заметив среди льдов лужицу, пошел на посадку...
Дул сильный южный ветер, погоняя низко стелющиеся облака. Очертания берега то появлялись, то исчезали в тумане. О продолжении полета не приходилось и мечтать — в баках не было ни грамма керосина, ни капли бензина. Самолет качался на плавниках в небольшой полынье, зажатой со всех сторон льдами. Посадка совершена была в Гыдаямском заливе. Но где, в какой его части—неизвестно. А залив велик, он простирается на добрые сотни километров.
Потянулись томительные дни ожидания. Погода не улучшалась, густые туманы клубились над льдами. На самолете имелась резиновая шлюпка — клипер-бот. Несколько попыток спустить клипер-бот на воду окончились неудачей: ветер опрокидывал легкую лодку.
На четырнадцатый день Ивдшин решил все же сделать вылазку на берег. Жихарев, Греков и Ивашин, взяв из скудного остатка продовольствия жесткий пятидневный паек, ружья, топор, веревки и спальные мешки, спустились
на клипер-бот. Ивашин сел на весла. Борясь со встречным ветром, он с огромным трудом выгреб к обрывистой кромке льда. Лед оказался слабый, он сейчас же провалился под тяжестью тела Ивашина.
Мокрый, в обледеневшей одежде выкарабкался Ивашин на край льда, держа в зубах канат, привязанный к носу лодки. Товарищи ему подали весла. Подкладывая под колени весла, чтобы не провалиться в воду, бортмеханик медленно пополз по хрупкому льду. Он пополз на четвереньках, подкладывая под колени весла, таща за собой на канате клипер-бот, в котором сидели его товарищи. Он полз шаг за шагом в тумане, обвеваемый жестким ветром. Клипербот медленно плыл за ним. Ивашина никто не мог сменить: его и товарищей, сидевших в шлюпке, разделило десятиметровое расстояние, которое невозможно было пройти, не провалившись под лед.
Пять километров полз на коленях Ивашин, таща на буксире груженую людьми и припасами шлюпку. Достигнув твердого льда, он вытащил на него клипер-бот. Здесь, привязав к спине спальные мешки, продовольствие и вскинув на плечи ружья, товарищи простились с героем-бортмехаником. Они пошли влево по берегу, исчезнув в тумане. Ивашин пополз обратно, обвязав грудь буксирным канатом.
Совершенно изнеможенный, обессиленный, он лег плашмя на лед, почти достигнув кромки. Больше не было сил. Усилием воли он заставил себя проползти еще десять метров, потом влез в спальный мешок и, повалившись на лед, уснул мертвым сном...
Плеск воды заставил лежащего на льду человека поднять голову. Немного спустя он полз опять, опираясь онемелыми руками на весла, превращенные в лыжи... для колен. Спустив клипер-бот в воду, Ивашин закружил в тумане по полынье, разыскивая самолет...
Огромные ледяные сосульки свисали с бортов самолета. Он леденел. Ночью не-ожиданно полил дождь, сменившийся штормом. Шторм бушевал трое суток. Брызги волн застывали на корпусе судна. В условиях низких температур воздуха кольцо открытой воды сужалось. Самолет леденел, тяжелел, все глубже осаживаясь корпусом. Надо было каждый час, каждую минуту быть готовым к катастрофе. Продовольствия оставалось на день, на два, не больше...
Ивашин, в прошлом моряк, лучше всех управлял лодкой. Решив эвакуироваться с самолета, экипаж все свои надежды возлагал на легкую резиновую шлюпку. Ее несколько раз спускали на воду. Ивашин выбивался из сил, работая веслами, но ничего не мог сделать. Ветер, со страшной силой дувший с берега, не давал утлому суденышку продвинуться вперед. Волны окатывали смелого гребца, одежда которого твердела, как жесть, промерзая насквозь.
Воспользовавшись относительным затишьем, Ивашин посадил на клипер-бог больного пилота Рябенко, захватил винтовку, револьвер, сверточек продовольствия и оттолкнулся от борта самолета. Ивашин думал о пятикилометровом пути, который ему предстоит опять проползти по хрупкому льду на коленях, имея на буксире лодку с человеком. Но, к его удивлению, лодка пристала непосредственно к берегу. Шторм оторвал припай льда и унес его вглубь залива. Высадив Рябенко, Ивашин дал выстрел, служивший условным сигналом о благополучном прибытии, и, сев в клипер-бот, поплыл обратно к самолету...
Магнето и глушители бортмеханик забил ветошью, тщательно укрыл и укутал наиболее нежные части машины и аппаратуру, налил в бидон масло для растопки костров и, захватив кое-какую одежду, погрузил все это в клипер-бот. Поверх вещей, кроме Ивашина, в лодку сели два последних члена экипажа, но бот не выдержал тяжести, одному пассажиру пришлось остаться.
Была уже глубокая ночь, когда клипер-бот с Орловым и Ивашиным дошел до берега, где их ждал пилот Рябенко. У берега опять появилась узкая полоска припая, острого как нож. Произведя выгрузку, Ивашин впрыгнул в лодку, отправляясь в третий рейс. Погрузив последнего пассажира, кое-какие вещи. Ивашин сел за весла. Легкая лодка качалась у борта покинутого самолета, обвешенного- громадными сосульками.
Берега Ивашин достиг только на рассвете. Туман рассеялся. Потерпевшие крушение люди увидели вдали низкие горы, сливающиеся с серым, безрадостным горизонтом. По берегу залива люди набрали плавника и развели костер. Обогревшись и высушив одежду, они решили ждать здесь известий от Жихарева и Грекова, ушедших пять дней назад пешком по берегу. На случай, если известий не последует, было решено разбиться на две группы по два человека и разойтись для поисков человеческого жилья. Но вечером неожиданно раздался далекий выстрел, и со стороны гор показались две фигуры. Это был Жихарев, возвратившийся к месту аварии с одним рыбаком.
Жихарев сообщил, что ему с Грековым удалось километрах в шестидесяти отсюда набрести на избу зимовщиков-рыбаков, с помощью которых они добрались до фактории Гыда-Ямо. Здесь оказались банки с горючим. По сообщению Жихарева, Греков двигался к месту посадки самолета с этим горючим, погруженным на нарты. Жихарев, немного отдохнув, пошел вместе с Ивашиным навстречу оленьему поезду. Шли двое суток, проваливаясь в снег и воду. Добравшись до рыбацкой избы, узнали, чтс оленьи нарты с бензином идут уже по тундре к берегу залива.
Нарты, груженые горючим, пришли к лагерю экипажа «Дорнье-Валь» в вечернее время. Налив с каждым часом замерзал все более и более. Ивашин вместе с пилотом Рябенко, не теряя дорогого времени, сейчас же погрузили два бидона горючего на клипер-бот и отправились в плавание к самолету. В момент, когда лодка подходила к «Дорнье-Валь», ее швырнуло волной, и громадные острые сосульки, свисшие с борта обледенелого самолета, пробили бок резинового клипер-бота. Воздух зашипел как змея, клипер-бот сжался, и Рябенко с Ивашиным еле успели вскарабкаться на борт машины и втащить туда получившую пробоины лодку.
Двенадцать часов ночи. Не мешкая ни секунды, Ивашин вскрыл первый бидон и вылил его в бак. Он взялся было за второй, как вдруг почувствовал сильный запах бензина. Ивашин впотьмах нащупал течь из поломанного бензинопровода. Драгоценный бензин убегал. Что делать? Кинувшись к каюте, Ивашин замазал щель в бензинопроводе мылом, остановив течь. Во втором бидоне вместо ожидаемого бензина оказалось масло. Опять неудача. .
Поднялся ветер, забушевал шторм. Путь назад, к лагерю, был отрезан: в шлюпке — пробоина, резиновый клей остался на берегу, грозно рокочут волны в заливе, погруженном в чернильную тьму. Рябенко и Ивашин остались ночевать на самолете...
Утром, кое-как заклеив титаником заплатку на боку клипер-бота, Ивашин и Рябенко поплыли к берегу за горючим. В пути пришлось качать ножным насосом воздух в двойные резиновые стенки лодки. Ветер опять был встречный, южный, словно здесь никогда не бывает попутных ветров. Целый день греб Ивашин, чтобы сломить сопротивление ветра...
На следующее утро Ивашин и Рябенко с четырьмя бидонами горючего вновь подплыли к самолету. Залили баки, заправили машину. Мотор глохнет, не дает зажигания. Опять на дырявом клипер-боте отправились они на пустынный берег, к которому становилось все труднее приставать из-за увеличившегося припая.
Согрев на берегу воду в бидонах и закутав их в спальные мешки, Ивашин еще раз переплыл залив. Заправил кипятком радиатор. Но мотор не работал. Ивашин пробыл на самолете еще сутки и, наконец, установив низкопробность добытого на Гыда-Ямо бензина, уступавшего по своему качеству даже керосину, уехал в отчаянии греться у костра, оыло ясно, что с таким бензином мотор не издаст ни звука. Казалось, ничто не могло уже вырвать самолет из ледяных объятий арктической стихии.
Зимовка самолета во льдах залива означала его гибель — это знали все. Радиостанция фактории Гыда-Ямо передала весть полярным станциям о бедственном положении «Дорнье-Валя». На помощь замерзающему самолету вылетает пилот Алексеев.
Ивашин, гревший у костра свои распухшие от мороза пальцы, слышал шум мотора где-то там, над головой, но густой низкий туман, как нарочно надвинувшийся в полдень с юга, прикрыл непроницаемым пологом и лагерь на берегу, и беспомощную машину в заливе.
Алексеев, не обнаружив ни людей, ни самолета «Дорнье-Валь», возвратился в Дудинку.
Ночью опять была снежная буря. Утром взглянув на залив, люди обмерли: залив был скован льдами. Самолет исчез.
Снявшись с лагеря, экипаж «Дорнье- Валя» пошел по берегу, держа путь на факторию Гыда-Ямо. Тяжело шагая по снегу, они вдруг неожиданно в прояснившейся дали увидели очертания самолета, который растерянно кружился в шуге, окруженный льдинами. Льды затирали легкий корпус машины на глазах экипажа.
На фактории Гыда-Ямо экипажу удалось сколотить спасательную экспедицию в составе двенадцати человек. Экспедиция разыскала самолет, впаянный во льды залива. Спасать машину было уже поздно — она одна весила 4 1/2 тонны, не считая шестидесяти двух мешков пушнины в багажнике. Было решено оставить на обледеневшем самолете Жихарева и Ивашина, поручив им связаться с рыбацкими зимовщиками для организации широких спасательных работ. Ивашин заявил, что он никуда от своего «Дорнье-Валя» не уйдет.
Ивашин очень тяжело захворал. 29 октября, переборов болезнь, он отправился с Жихаревым на рыбацкие зимовки. За 80 километров от самолета на зимовках они наскоро сколотили спасательный отряд в числе шестнадцати рыбаков-добровольцев. достали багры, топоры, доски, веревку, две палатки. Кочующие в Гыданской тундре туземцы охотно дали оленей. Поезд в сорок нарт двинулся к самолету.
Вырвать машину изо льдов было трудно. Ивашин подошел к этому ответственному делу со всей серьезностью опытного авиатехника. Тут же, на льду, Ивашин стал изобретать подъемник и полозья, на которых можно было бы вытянуть машину на берег не проломив мягкого дюралюминиевого киля.
Для такого подъемника нужны были тяжелые бревна метров по пятнадцати-шестнадцати длиной, много бревен. В 8—10 километрах от места спасательных работ имелось достаточное количество нужного плавникового леса. К этому плавнику устремил свой взор Ивашин. Каждое бревно тащили к месту работ три-четыре дня.
Натаскав нужное количество леса, спасатели в течение десяти дней напряженного труда сделали ворот-подъемиик конструкции Ивашина. Начали подрубать вокруг самолета лед. Киль обнажился, высвобождаясь из плена.
За три дня до наступления полярной ночи кончилось все продовольствие. Посланный за продуктами на зимовку рыбак почему-то задержался, люди делили между собой последние галеты. Спасательных работ не прекращали. Самолет, вырубленный из залива, лежал поверх льда. Оставалось протащить его к берегу. Ивашин отмерил расстояние: девять тысяч семьсот пять шагов.
Голодные люди, впрягшись в канаты, осторожно потащили самолет к берегу. Стояла ночь. Солнце ушло из Арктики почти на полгода. И в ночь, когда поднялась пурга, сбившиеся в кучу герои услышали лай собак. Это прибыло продовольствие на собачьих нартах.
Девять тысяч семьсот пять шагов отряд героев-рыбаков прошел в девять суток. Самолет вытащили на берег. Здесь Ивашин поставил плоскости машины, ее хвост и нос на якоря, накрепко заморозив их. Самолет окружили рамами, чтобы снега и бураны не причинили ему вреда. Остаться сторожить машину вызвался старик Иван Самбураков. Над самолетом он натянул брезент, расставил вокруг на снегу капканы на песцов, а сам великолепно устроился в кабине.
Ивашин ушел с рыбаками в зимовье. В течение декабря 1933 года, января, февраля, марта, апреля 1934 года не меньше трех раз в месяц он ездил на собаках навещать машину, очищая ее вместе с Самбураковым от снега. В конце мая, когда собаки не могли уже везти нарты, проваливаясь в рыхлый наст, Ивашин прошел 80 километров пешком к машине. Сердце чуяло неладное. И действительно, талые снега, наметанные огромным сугробом, отя-желев, нажимали на плоскости самолета, грозя его смять, раздавить. Железный, неутомимый человек, не отдыхая, побежал обратно за помощью.
На собачьих нартах из фактории Гыда-Ямо Ивашин помчался в тундру к туземцам за оленями и людьми. Из тундры он ехал на восемнадцати нартах с продовольствием и семью туземцами, согласившимися ехать к берегу залива. К новой спасательной экспедиции присоединились два коммуниста — политрук зимовки Гыда-Ямо Петров и рыбак Козлов.
Откопав машину и отпустив людей, Ивашин остался у самолета. К нему вскоре присоединились Жихарев и моторист фактории Кириллов. Детально осмотрев машину, Ивашин, не торопясь, клепал дыры, проеденные суровой зимой в корпусе самолета, разобрал, проверил и вычистил моторы, готовясь к вскрытию вод.
Воды вскрылись только в августе 1934 года. И когда растаял снег, обнажив землю, Ивашин увидел, что между водами залива и самолетом лежит полтора километра берега. Он усмехнулся, поняв что перестраховался зимой, протащив машину на буксире лишних тысячу пятьсот шагов. Из-за этого теперь приходилось разрешать новую проблему: как вытащить гидроплан по земле к воде.
Осмотрев местность, Ивашин предложил товарищам подвести к самолету воду. Протекавшая неподалеку речушка позволяла надеяться на успех задуманного предприятия. Две недели ушло на рытье канала. Перемычку сорвали, и вода с жадным урчаньем устремилась к машине. Самолет мягко закачался на вешней воде.
Самолет по каналу был выведен в залив. Здесь он внезапно накренился, едва не зачерпнув крылом воду. Машина села на подводный лед, который как выяснилось, сковывал еще залив.
Трое суток Ивашин и Жихарев вели самолет по заливу, отталкиваясь шестами от подводного льда. Хоть и приближался конец августа, но льды крепко держались еще под водной поверхностью Гыданского залива. Встретив уходящую в тундру протоку, Ивашин и Жихарев приплавили в нее самолет. Пришвартовав машину в надежном месте и забрав ружья, они ушли вглубь тундры исследовать протоку.
После двухдневной разведки было установлено, что протока выходит в реку Юрибей. Радостные они вернулись к машине, спасенной от неминуемой гибели. Впрягшись в бечеву, Ивашин, Жихарев и Кириллов потащили волоком самолет по протоке. Сорок девять часов тянули бечеву по берегу три «бурлака». Тундра цвела под ногами, зеленея своими бескрайными просторами.
На реке Юрибее низкопробный гыданский бензин, принесший столько горя зимой Ивашину, приняв неожиданно вспышку, наполнил гулом и рокотом поршни и цилиндры моторов, замолкших одиннадцать месяцев назад. Плавно руля по реке, красавец «Дорнье-Валь» вышел к фактории Гыда-Ямо. Сюда 23 августа примчался по воздуху летчик В. Махоткин, доставивший горючее самолету, обязанному своим спасением бортмеханику
Василию Лукичу Ивашину.
