Первая зимняя навигация на Белом море (1914—1915 годы)
В. Г. Андриенко
По материалам ЦГАВМФ: ф. 401, 418.
© В. Г. Андриенко, 1992
"Гангут" 5/1993
Г 19 Гангут — вып. 5: Сб. ст. СПб.: ЛЕНКО, издательство «Гангут». 1993. — 120 с. ил. ISBN-5-85875-0I6-8
С началом первой мировой войны Архангельск совершенно неожиданно для высшего руководства России превратился в единственный морской порт европейской части страны, через который могли осуществляться экспортно-импортные перевозки грузов между Россией и ее союзницами — странами Антанты. Ни сам порт, ни пути, ведущие к нему (морские, речные и железнодорожные), к такому обороту событий подготовлены не были. Положение осложнялось сезонностью навигации на Белом море и Северной Двине: льды Белого моря преграждали путь к Архангельску с ноября-декабря и до апреля-мая. Для продления сроков навигации требовались как морские, так и портовые ледоколы, но все ледокольные средства русского Севера в то время исчерпывались ледокольным буксиром портового управления «Лебедин» (мощность механизмов 200 л. с.) и частным промысловым пароходом «Николай» (330 л. с). Военно-морской флот, представлеенный на Севере гидрографическими и лоцмейстерскими службами, имел только два портовых судна, приспособленных для ледового плавания: «Кузнечиху» (200 л. с.) и «Соломбалу» (450 л. с), построенную еще в 1877 году.
Министерство торговли и промышленности (МТиП) России, опираясь на помощь и поддержку Морского министерства, начало со второй половины 1914 года создавать на Белом море ледокольную флотилию. Ее первые суда приобретались в союзных и нейтральных странах. Непосредственно вопросами покупки судов занимался отдел торговых портов МТиП, ему оказывали помощь военно-морские агенты (атташе) русского Морского министерства. Несмотря на малое число ледокольных судов, имевшихся за границей, до конца года удалось приобрести четыре разнокалиберных «ледокола»: в Канаде «Эрл Грей», «Горн» и «Линтрос», в Норвегии — «Мильнер». Предполагалась покупка ледокола «Джон Уивер» в Филадельфии, но летом 1915 года город от продажи судна отказался.
«Эрл Грей» принадлежал канадскому правительству и использовался в низовьях реки Св. Лаврентия и в одноименном заливе: зимой для почтово-пассажирского сообщения, летом для охраны промыслов и кроме того как яхта губернатора Канады. Пароход имел каюты для 55 пассажиров первого класса и двадцати — второго, а в кормовой части роскошные апартаменты для губернатора. Использованный в дальнейшем как морской (большой) ледокол, он им по сути никогда не являлся, значительно отличаясь от классического ледокола как по архитектуре (наличие бушприта, развитые надстройки, выступающие за борта крылья мостика), так и по форме корпуса (яхтенные обводы, острые без подрезов формы штевней, почти прямо-стенные борта в средней части, значительное — 1 : 5,55 — отношение длины к ширине). Однако благодаря своему прочному корпусу (толщина листов обшивки в носовой части достигала 31 мм) и мощным машинам, ледорез (как его прозвали уже в советское время) успешно работал в подвижных льдах не только на Белом море, но и в других замерзающих бассейнах, а также на трассе Северного морского пути. Обошелся этот первенец беломорского ледокольного флота с доставкой в 991,2 тыс. рублей. 29 сентября 1914 года «Эрл Грей» вышел из Галифакса под британским флагом и с командой, набранной на этот переход в Канаде. Никуда не заходя, 9 октября он прибыл в Архангельск, где в течение недели продолжалась приемка корабля новым владельцем. 18 октября над ледоколом, получившим название «Канада», взвился флаг МТиП. Капитаном назначили Н. К. Мукалова, бессменно водившего судно по ледовым трассам до 1921 года.
Перегон купленного следом за ледорезом маленького «Горна» в 1914 году не состоялся: вышедший в ноябре в бурный Атлантический океан портовый ледокол был вынужден возвратиться для проведения работ по повышению мореходности и несколько месяцев ждал более благоприятных погодных условий. В Архангельск «Горн» пришел 30 мая 1915 года. Общая его стоимость составила 297 тыс. рублей.
Старенький «Мильнер», принадлежавший портовому управлению Христиании (ныне Осло), купили с помощью Морского министерства (за 76 тыс. рублей); осмотрел судно и вел переговоры военно-морской агент капитан 2 ранга В. И. Дмитриев. 23 декабря ледокол со «сборной» командой вышел из Христиании и 7 января прибыл на Мурман в Александровск.
Последний из купленных судов — «Линтрос» — принадлежал частной канадской компании и перевозил пассажиров паромной железнодорожной переправы через пролив Кабота между островом Ньюфаундленд и побережьем Северной Америки. По конструкции корпуса он соответствовал бытовавшему тогда термину «ледокольный пароход», имея усиленный набор, ледовую обшивку и ледокольный форштевень. По планировке помещений «Линтрос» являлся грузопассажирским судном с многочисленными каютами на трех палубах и двумя небольшими трюмами и твиндеками в носовой и кормовой частях для перевозки срочного груза и багажа. Под руководством английского капитана с наспех нанятой командой он в середине января вышел в океан и после захода в один из английских портов для пополнения запаса угля 7 февраля прибыл в Кольский залив. На следующий день судно прошло освидетельствование в Александровске, но «Линтрос» оставался под английским флагом (окончательная его приемка и смена экипажа предполагалась в Архангельске). Эта покупка обошлась в 810 тыс. рублей (по другим данным — 824 тыс. рублей).
С осени 1914 года Архангельский порт лихорадило: с 23 августа по 15 января сюда только с углем, адресованным различным ведомствам (более 450 тыс. т), пришло 123 парохода, помимо 82 судов с другими, главным образом военными, грузами. Зима в том году выдалась мягкая, но лед появился рано — уже со второй половины октября. «Канада» работала в море, в подходном канале между островом Мудьюг и рукавами Северной Двины и на самой реке у причалов. До конца года ледокол ввел в порт 77 судов и вывел на чистую воду 69. Успехи эти достались нелегко: при работе на малых глубинах песком и илом были изношены дейдвудные трубы и гребные валы, вода поступала в корпус сплошной струей в количестве до 1000 т в час, правда мощные помпы ледокола пока с ней справлялись. Корпус в носовой части получил несколько вмятин, постоянно текла таранная переборка. Последняя оказалась «ахиллесовой пятой» судна: как впоследствии ни ремонтировали и ни совершенствовали носовую оконечность, первые же удары «ледорезного» форштевня по льду вызывали течь! Осмотр ледокола специальной комиссией во главе с инспектором отдела портов Р. М. Ловягиным только подтвердил рапорты Мукалова. Ремонт корабля в порту при отсутствии в нем большого дока исключался; моряки переменили только набивку сальников в дейдвудах, и «Канада» вновь приступила к работе, но ненадолго — 5 января ледокол, потеряв лопасть винта, окончательно вышел из строя. Мукалов предлагал выморозить винты и даже приступил к этой работе, но руководство МТиП, не полагаясь на самодеятельность экипажа приказало отправить судно на ремонт в Англию. Выполнить это решение оказалось не менее сложным, чем воплотить в жизнь идею капитана. Ледокол стоял в районе Экономии (будущего аванпорта Архангельска)., и для вывода его за бар реки в море предстояло проложить 30-километровый канал в сплошных ледяных полях. Для этой цели Морское министерство спешно выделило 100 тыс. рублей и команду подрывников с Балтики. 20 января «Канада» выступила в поход и только через шесть дней продвинулась к стоящему во льду у острова Мудьюг пароходу «Новороссия», оставленному там для снабжения проходящих судов углем.
Выход из строя единственного ледокола прервал навигацию. До 30 зафрахтованных судов ожидали развития событий в английских портах, 16 пароходов (в том числе семь английских) зазимовали в Архангельске. Несколько ушедших из Англии в конце года «купцов» застряли в Кольском заливе на рейде Екатерининской гавани у крошечного городка Александровск (будущий Полярный), имевшего тогда всего один причал и насчитывавшего лишь 600 жителей. Норвежский пароход «Кнут Ярл» с военными грузами побывал здесь дважды: в середине декабря, следуя из Ливерпуля, он прошел до горла Белого моря и, встретив первую льдину, вернулся в Александровск, откуда капитан парохода начал торговаться с Военным министерством из-за размера фрахта [* прим.: 2 тыс. фунтов стерлингов фрахта, гарантии на случай гибели судна; при зимовке во льдах ставка фрахта 1,2 тыс. фунтов в месяц.]
24 декабря, добившись согласия на все условия, капитан «Кнута» направил судно в порт назначения, но вновь вернулся, встретившись со льдами. Тринадцатью днями раньше из Ливерпуля в Архангельск вышел английский пароход «Тракия» знаменитой судоходной компании Кунарда, военный груз которого оценивался в 1 млн. рублей. Встретившись со льдами, он, как и норвежец, повернул назад и 30 декабря прибыл в Кольский залив. Решено было дождаться идущего из Глазго на Север парохода «Двинск» («Русского Восточно-Азиатского общества»), имевшего прочный корпус, мощные машины, временные подкрепления в носовой части,поставленные заблаговременно по инициативе хозяев, присоединить перегоняемого «Мильнера» и всем вместе двигаться в Архангельск, надеясь на помощь «Канады». Капитан «Тракии» получил гарантии из Петербурга о продлении срока фрахта (44 фунта 15 шиллингов в сутки), оплате всех возможных повреждений и выдаче премиальных (4,4 тыс. фунтов стерлингов) [* прим.: Насколько поход в Архангельск в зимнее время представлялся в Англии невыполнимым — видно из такого случая: один из пароходов, шедших в Россию, был остановлен в Северном море дозорным британским крейсером, запросившем его, куда тот идет. Когда с парохода ответили, ему приказали застопорить машину и прислали офицера спросить: «Сошел ли капитан с ума или произошла ошибка в сигнале». Капитан ответил, что полагает, и таком случае, что он сошел с ума.]
II января 1915 года четыре судна вышли из Кольского залива и на следующий день втянулись в горло Белого моря. Продвигаясь в легко проходимом плавучем льду, они еще через день дошли до Сосновского маяка. Здесь «купцы» решили вернуться, «Мильнер» повернул за ними. Капитану «Двинека» с трудом удалось уговорить своих коллег следовать дальше. К вечеру пароходы кильватерной колонной вновь направились к Архангельску; впереди шел «Двинск», замыкающим — ледокол. По-видимому, согласие продолжалось недолго: караван быстро рассыпался — сказалось отсутствие общего руководства и нежелание иностранных капитанов рисковать судами в непривычных условиях. 14 января русский пароход беспрепятственно прошел Зимнегорский маяк и в тот же день достиг припая на баре Северной Двины. Хитроумный норвежец удачно выбрался из льдов обратно и 16 января в третий раз оказался в Екатерининской гавани. «Тракии» и «Мильнеру» не повезло: они возвратились к Сосновцу, где поодиночке застряли в плавучих льдах на мелководье.
Последняя попытка самостоятельно пересечь Белое море была предпринята пароходом «Луга», спешившим из Англии с грузом для строившихся черноморских дредноутов, но, натолкнувшись на плавучие льды в Горле, капитан рисковать не стал и зазимовал в Александровске.
Сложившаяся на Белом море обстановка представлялась столь безотрадной, что после оживленного обмена теле-граммами между Лондоном и Петроградом британское Адмиралтейство рискнуло послать на Север линейный корабль (додредноутного типа) для проводки судов во льдах. Попутно он должен был сменить ушедший 15 января из Кольского залива французский линкор «Шампань», символизировавший защиту союзниками северных коммуникаций. Судя по имеющейся переписке, использование линкора в таком неожиданном качестве решалось на уровне не ниже руководителей ведомств, без консультации специалистов, и с сегодняшних позиций представляется мерой политической. Авантюризм применения старого броненосца в качестве ледокола уравновешивался крайней заинтересованностью обеих стран-союзниц в продолжении прерванной навигации.
23 января к русским берегам направился линкор «Джупитер» — последний из строившихся в самом конце XIX века броненосцев типа «Маджестик». Операция проводилась в строжайшей тайне. Во всех документах корабль именовался «Буйволом», без каких-либо указаний на класс и тип. Все его действия контролировались британским Адмиралтейством, русскому военно-морскому ведомству предлагалось лишь оказывать ему содействие. Никакого переоборудования на линкоре для передвижения во льдах не проводилось, только незадолго перед входом в ледяные поля в носовой части в районе скулы поставили временные деревянные подкрепления. Команда не имела даже теплой одежды, так что доставленные из Архангельска полушубки, валенки и прочую экипировку моряки получили уже в Белом море.
После шестисуточного перехода «Буйвол» повернул от мыса Святой Нос в горло Белого моря и в тот же день прошел Орловский маяк. 30 января импровизированный ледокол находился в 120 милях от Архангельска, неспешно продвигаясь в плавучих льдах. Он сидел на ровный киль и в отличие от «настоящего» ледокола не мог дать дифферент на корму больше 0,3 м. На полную мощность паровые машины не использовали, опасаясь чрезмерных нагрузок на набор носовой оконечности, не защищенной к тому же броней. В этом и последующих плаваниях во льдах шли экономическим ходом: мощ ность механизмов не превышала 2800 л. с, что соответствовало 10-уз-ловой скорости на чистой воде. Выходные отверстия трубопроводов, не имевших ледяных ящиков (как это принято на ледоколах), постоянно забивались льдом, холодильники приходилось подогревать. Впрочем, ледовая обстановка благоприятствовала походу: 2 февраля линкор встретил у Зимнегорского маяка аварийный ледокол («Канада» после погрузки угля с «Новороссии» 29 января самостоятельно дошла до поджидавшего ее «Двинска», успевшего разгрузиться и принять новый груз; на следующий день суда вышли навстречу англичанам). Соединенно двинулись к Горлу: впереди шла «Канада», «Двинск» замыкал караван. В первый день медленно, но безостановочно продвигались в чистом льду толщиной 0,6— 1,0 м; в течение двух последующих дней происходили подвижки и сжатия льдов и приходилось отстаиваться, экономя топливо,— на «Буйволе» оставалось угля на 48 часов. 5 февраля лед разошелся, и караван вышел на чистую воду. Через два дня суда пришли в Александровск, где встретились с прибывшим из Англии «Линтросом». После недельной стоянки ледорез отправился в Барроу на ремонт, на всякий случай под конвоем «Двинска». Линкор остался в Екатерининской гавани; английские моряки грузили уголь со специально присланного парохода и приводили корабль в порядок. Повреждений было немного, и командир «Джупитера» Уэйк сообщал британскому морскому агенту в Петрограде: «Я не могу считать „Джупитер“ пригодным как ледокол, но, несомненно, он может быть использован в качестве такового». Начальник Главного морского штаба адмирал Стеценко выразил удивление по поводу возвращения линкора, отметив, что при недостатке угля «Буйвол» мог отправиться в Архангельск и забункероваться с «Новороссии», до которой ему оставалось пройти 50 миль, и далее, дождавшись ледокольного парохода, заняться проводками судов.
«Тракия» с «Мильнером» продолжали дрейфовать' во льдах у Терского берега. Пароход несколько раз садился на мель, но сходил с нее в полную воду; был поврежден винт, корпус дал течь. У затертого льдом ледокола свернуло руль, запасы угля быстро иссякли. Течением «Мильнера» вынесло к «Тракии», и некоторое время они зимовали вместе. Пытаясь задержаться на месте, суда бросали якоря, но они не держали. 28 января «Тракию» вынесло на глубокое место под самым берегом, и здесь английские моряки с помощью местных жителей даже умудрились пришвартоваться тросами к берегу. Собрались было разгрузить судно, но лед все время находился в движении... В начале февраля ледокол начало относить в море, и команда, не слив воду из котла и не разобрав трубопроводы, сбежала на берег, а потом перебралась на пароход. К середине февраля он находился у Самоедской банки в самом бедственном положении: котлы питались забортной водой, помпы работали непрерывно, запасы угля и провизии кончались. Морозы во время «зимовки» доходили до —30°. Положение усугублялось тем, что взамен постоянной команды «Тракии», которую с началом войны британское Адмиралтейство мобилизовало на боевые корабли, перед выходом в Россию набрали новую. Вот как характеризует ее командир «Джупитера»: «Из пьяных безработных матросов, привезенных на пароход прямо из кабаков, в полубессознательном состоянии, иначе никто идти в это плавание не хотел». Остается воздать должное капитану парохода Михаэлю Дойлю, единственному моряку из состава прежнего экипажа, оставленному компанией на судне, который с помощью только двух поддержавших его офицеров (старшего механика и III помощника капитана) сумел «все время зорко следить за ней (командой. —Авт.) день и ночь, чтобы она не сбежала на берег, что повлекло бы гибель парохода, едва справлявшегося с течью постоянной работой помп».
Первым на помощь «зимовщикам» вышел из Александровска «Линтрос» (в качестве лоцмана на нем находился известный на Севере помор — штурман И. П. Ануфриев, капитаном оставался англичанин Стекренсон). Пробирался ледокол к бедствующим морякам долго, много времени ушло на то, чтобы приблизиться к «Тракии», к которой удалось подойти лишь 23 февраля. Несколько дней «Линтрос» простоял около сидящего на мели парохода, снабдил его команду провизией и в конце февраля отправился восвояси в Архангельск. Командир «Джупитера» считал, что капитан ледокола просто струсил, тот оправдывался, ссылаясь на свою ответственность за не сданное еще министерству судно, плохую команду, отсутствие каких-либо буксирных приспособлений и недостаток угля.
3 марта «Линтрос» подошел к бару Северной Двины, еще двое суток с помощью подрывников продвигался к«Новороссии», где грузил уголь для себя и линкора. Много времени ушло на прием пресной воды, которую пришлось подвозить к месту стоянки в бочках на санях за 16 верст (опреснитель на пароходе отсутствовал), и смену двух поврежденных лопастей винта — для его оголения пришлось перегружать уже принятый уголь. 12 марта на судно пришла русская команда, и на следующий день «Линтрос» под отечественным торговым флагом и командой Ануфриева двинулся в обратный путь. На борту находился ледовый лоцман для линкора В. Н. Чичагов (капитан «Соломбалы»), представитель Морского министерства и переводчик лейтенант Бутурлин, а также капитан зимовавшего в порту парохода Кунарда «Ликия» Бриттен. Последний должен был перейти на «Тракию» в помощь или для смены его капитана.
Когда «Линтрос» шел к Архангельску, «Джупитер» находился в горле Белого моря, осторожно продвигаясь во льдах. 3 марта до «Тракии» оставалось пять миль, а еще через два дня удалось обколоть лед вокруг парохода, к этому времени сошедшего с мели. После первых неудачных попыток вести пароход на длинном буксире «Тракию» закрепили вплотную к корме линкора, так что форштевень парохода приходился против самого кормового иллюминатора правого борта; в качестве кранцев использовались противоминные сети и плетеные маты. Однако и в таком положении корабли продвигались очень медленно. Перлини и тросы лопались, и приходилось часто заводить новые (к концу буксировки на линкоре не оставалось ни одного целого троса). Пароход все время рыскал и разломал «Джупитеру» весь кормовой адмиральский балкон... 8 марта началось сжатие льдов, и оба судна окончательно застряли. Пользуясь случаем, командир линкора отправил на «Тракию» часть своей команды для ремонта пароходной машины, а заодно в лучших английских морских традициях сделал «отеческое» внушение отчаявшейся команде судна, обещая в случае необходимости применить к ней самые решительные меры! В этот день корабли находились в 14 милях к северу от Зимнегорского маяка, а брошенный командой «Мильнер» виднелся в четырех милях. В последующие дни продвижение было незначительным, так что вернувшийся «Линтрос» встретил англичан 14 марта все еще за маяком. Льды наконец разошлись: от бара к северу на несколько миль тянулась полоса совершенно свободной воды, а затем шел лед малой плотности. К вечеру льды опять сжались, буксиры лопнули, и корабли застопорили ход. «Линтрос» начал перегружать уголь на линкор. Весь следующий день льды оставались в прежнем положении, и погрузку продолжали. Попытка ледокольного парохода пробить канал не удалась, и только 18 марта караван двинулся снова. Управляться линкору с «Тракией» на буксире в забитом льдом канале удавалось с большим трудом. «Джупитер» все время рыскал, бился носом о края тяжелых льдин, а на заднем ходу часто заклинивал пароход во льду, чем искалечил его окончательно: судно потеряло все лопасти винта и повредило руль. Только 20 марта удалось вывести неподвижный и неуправляемый пароход на чистую воду вблизи бара Северной Двины. Линкор здесь — возле плавмаяка — и остался, не рискуя двигаться дальше. Его носовая оконечность в районе ватерлинии получила серьезные повреждения: несколько шпангоутов было погнуто, причем один лопнул, 16-мм обшивка вогнулась внутрь, в ней имелись трещины, разошелся один из швов, дальнейшее поступление воды сдерживала только носовая броневая переборка перед башней главного калибра. «Если она сдаст, броненосец потонет», — так прокомментировал состояние корабля Бутурлин в рапорте начальству. Вдобавок ко всему «Джупитер» сильно повредил днище, маневрируя около дрейфовавшего на мелководье парохода.
«Линтрос» попытался провести «Тракию» дальше, к стоящему во льдах угольщику, используя переданные с линкора тросы, но безуспешно. Пришлось оставить пароход, приткнув его к кромке льда, и двигаться самостоятельно к «Новороссии». Пока грузили уголь, медленно заправлялись водой из бочек, принимали на палубу доски и бревна для подкреплений на линкоре, на злополучном пароходе вновь разгорелись страсти. Доведенный за семь недель нервотрепки до отчаяния капитан Дойль направил 23 марта совершенно паническую радиограмму начальнику Охраны водного района Архангельска, сообщив ему, что команда едва справляется с откачкой воды, помпы в любую минуту могут сдать и моряки грозятся покинуть судно, что равносильно его потоплению. После обмена радиограммами между судами и Архангельском решили держать на угольщике специальную команду, готовую в любой момент сменить английских моряков. К пароходу направили группу рабочих для помощи со льда при проводке и вновь на судно прислали капитана Бриттена. 25 марта «Линтрос» вернулся к линкору. Утром следующего дня, получив уголь и дерево для подкреплений, «Джупитер» снялся на Александровск, а ледокол направился к аварийному судну, которое наконец довели, как выразился Бутурлин, «до места».
На этом ледовая эпопея, однако, не кончилась. Поврежденный линкор, несмотря на разреженный лед, двигался очень осторожно и к ночи остановился в 10 милях к югу от Керецкого маяка из-за плохой управляемости. Ночью, во время сжатия-льда, его опять основательно помяло, а в довершение всего развернуло льдом на 180°; лопнул еще один шпангоут, треснул лист обшивки, в некоторых местах деревянные подпорки превратились в щепу. На этот раз пострадала не только носовая, но и кормовая оконечность (все повреждения оказались вне броневого пояса). 28 марта «Джупитер» продвигался ночью, при свете прожектора, и с началом сжатия льдов стал у Зимнегорского маяка в полутора милях от берега. В корпусе линкора образовались новые вмятины, перекосило часть восстановленных подкреплений, вдобавок ко всему на 45 см укоротились обломанные лопасти винтов. На следующий день «Линтрос» догнал линкор и передал английским морякам дополнительное дерево для подкреплений. В тот же день ледокол попытался прокладывать канал, но застрял и сам с трудом выбрался из торосов. Дальше продвигались медленно, отстаиваясь во время сжатия льда. Командир «Джупитера», вначале настороженно относившийся к русскому лоцману, впоследствии отмечал его достоинства перед командованием. Бутурлин в одном из рапортов сообщал: «К концу похода доверие командира и штурмана к капитану Чичагову начало принимать несколько суеверный отпечаток». Из льдов удалось выйти вечером 2 апреля около Городецкого маяка. На следующий день корабли пришли в Александровск. Течь на линкоре, оценивавшаяся у Архангельска в 160 т в сутки, достигла теперь 500 т.
Больше «Джупитеру» работать «Буйволом» не пришлось. После аварийной заделки пробоин и подкрепления ослабленной обшивки собственными силами линкор 18 апреля ушел в Англию, а на его место вернулась «Шампань». Столь скромные успехи, достигнутые английским кораблем, да еще при благоприятных условиях мягкой для Белого моря зимы, не помешали Ю. С. Корбетту в своей монографии по истории английского флота заявить, что «старый линейный корабль установил рекорд, будучи первым кораблем, который когда-либо достигал Архангельска в феврале. „Юпитер" оставался там до первых чисел мая, пока не прибыл ледокол». [* Корбетт Ю. Операции английского флота в мировую воину. М.Л., 1941. Т. III. С. 68.]
Одновременно с шедшими из Архангельска кораблями в горло Белого моря вынесло и «Мильнера». Один из двух купленных в Норвегии и зимовавших в Александровске ледокольных буксирчиков — «Петр» — вывел его из горла и 9 апреля отконвоировал в Кольский залив.
В преддверии грядущего ледохода предстояло оказать помощь зимовавшим на Северной Двине судам. Один ледокольный пароход с этим справиться не мог, и МТиП торопило англичан и канадцев, требуя возвращения «Канады» и «Горна». Ледокол, отремонтированный в Барроу, 2 апреля 1915 года покинул Англию и через неделю прибыл в Александровск. «Линтрос», погрузив оборудование для черноморского линкора с парохода «Луга», 9 апреля прошел бар Северной Двины, но еще пять дней пробивался по ледяной равнине реки до станции железной дороги. Шедшая следом «Канада», также с грузами для линкора, 12 апреля вошла в Северную Двину и еще восемь суток прорубала канал до пристани дальнего плавания в центре Архангельска. После разгрузки ледоколы занялись на реке околкой льда и перестановкой пароходов, так что к концу ледохода большинство судов без каких-либо повреждений находилось на баре. Зато пострадали ледоколы, потерявшие по лопасти винта каждый.
25 апреля приходом в Архангельск из Англии парохода «Одесса» началась навигация 1915 года. В тот же день, начали выходить в море и зимовавшие суда. В начале июня в горло Белого моря нанесло много льда, и проходящие пароходы начали получать повреждения. Пришлось отправить туда «Линтрос». Именно он на обратном пути сопровождал вышедшего наконец-то из Александровска «Кнута Ярла». 15 мая норвежец пришел в Архангельск. После разгрузки его осмотрели и даже поставили в наливной док, после выхода оттуда отремонтированной «Тракии». Как норвежскому, так и английскому судам выплатили все суммы по фрахту, включая простой. Кроме того англичане получили обещанную премию, а норвежцы 3,4 тыс. фунтов «за повреждения». «Тракия» в июне, а «Кнут» в июле покинули Архангельск.
Опыт проведения первой зимней навигации на Белом море подтвердил необходимость использования для плавания во льдах судов специальной постройки — ледоколов и ледокольных пароходов. Их число и конструктивные типы, имеющиеся в наличии, признали недостаточными. Для проводки судов в море, особенно в горле Белого моря, требовался мощный ледокол типа «Ермак» и ряд других, несколько меньших размеров. Для работы в устье реки и на ней самой были необходимы рейдовые (портовые) ледоколы, а также мелкосидящие речные. Для эффективной работы всех этих судов требовалась единая система управления и снабжения, а также регулярное обеспечение судов оперативными данными метеорологической и ледовой обстановки.
Технические данные судов - участников зимней навигации .914-1915 годов в Белом море :
Название | Год постройки | Вместимость, б. р. т. / Грузоподъемность, т | длина | ширина | осадка/глубина интрюма | Мощность силовой установки, индикаторных л. с. | Скорость, Уз. |
«Канада» (впоследствии «Ф. Литке») | 1909 | 2216 | 80,8 | 14,5 | 5,5 / - | 7 000 | 18,0 |
«Линтрос» (впоследствии «Садко») | 1912 | 1616 / 750 | 77,7 | 11.4 | 6,4 / - | 3 500 | 14,5 |
«Мильнер» | 1878 | — | 26,7 | 8,2 | 4,4 / - | 700 | 9,5 |
«Горн» (впоследствии «Соломбала») | 1913 | 670 | 38,1 | 8,5 | 4,6 / - | 1 330 | 13,0 |
«Двинск» | 1897 | 8200 / 3500 | 143,2 | 16.6 | - / 7,0 | 5 250 | 14,0 |
«Новороссия» | 1905 | 3436 / 4900 | 98,5 | 14,6 | 6,1 / - | 1 690 | 9,5 |
«Тракия» | 1898 | 2890 | 94,5 | 13,4 | - / 4,7 | 258* | — |
«Кнут Ярл» | 1909 | 1070 | 69,7 | 10,7 | - / 4,2 | 106* | — |
«Джупитер» | 1895 | 14 900 (водоизм.) | 125,9 | 22,7 | 8,4 / - | 12 000 | 17.5 |