Зимовка на островах Самуила
Три парохода прижались бортами друг к другу, окруженные со всех сторон ледяным припаем. Вдали, на севере, виднелись полосы открытой воды, прерываемые тяжелыми ледяными полями. Корпуса судов еще не вмерзли в лед и в такт набегающему ветру колыхались в своей полынье.
Там, где шли «Красин» и «Русанов», заманчиво чернели водяные полосы. Взгляды невольных зимовщиков устремлялись к ним с тайной надеждой: а вдруг начнется отжимный ветер.
Но всюду – сплошное ледяное небо. Льды заполнили все пространство в районе, где еще совсем недавно пробивались, ища прохода, суда 1-й Ленской экспедиции.
«Правда» стала на зимовку, сохранив только две лопасти из четырех. Пароход «Сталин» остался с двумя лопастями и пробитым форпиком. Целым оставался один «Володарский».
Солнце, выглядывавшее иногда из облаков, ярко освещало блестящее белое поле льдов и поднимавшиеся вдалеке темноватые горбы островов Самуила. Снег покрыл их только частично. Сквозь его белизну отчетливо выступали черные камни. Местами они торчали, как надгробные памятники, местами же напоминали фундамент давно разрушенного здания. Словно остатки его стен, они валялись здесь же в виде темных, поросших мхом плит.
Эта картина особенно ярко подчеркивала пустынность, оторванность Арктики, ее величавое, грустящее безмолвие...
«Неужели в этом жутком месте придется пробыть целый год?» – говорили лица зимовщиков.
Общее собрание нового населения островов Самуила внимательно выслушало сообщение о причинах постановки судов на зимовку. Прогнозы метеорологов о раннем наступлении зимы оправдывались у всех на глазах. Мороз уже достигал – 7° Ц. Разломанные «Красиным» льды снова спаялись в одно целое за самое короткое время.
«Остановка на зимовку правильна и подтверждается всем дальнейшим положением льда между мысом Челюскина и архипелагом», – радировали партийцы «Красина» и «Русанова».
– Зимовка неизбежна для наших лесовозов. Проведем ее по-большевистски, как подобает гражданам Советского Союза, – решило первое общее собрание.
Здесь же, на собрании, были созданы партийные, профсоюзные органы и редколлегия стенгазеты. Секретарем партячейки зимовки был избран товарищ Лоренц, один из наиболее крепких партийцев зимовки. Собрание одобрило назначение товарища Смагина, капитана парохода «Володарский», групповым капитаном и заместителем начальника зимовки, товарища Белозерцева – групповым механиком и товарища Урванцева – руководителем всей научной работы. Товарищи Диденко и Урванцева были назначены врачами зимовки. Товарищ Тимофеев, старший штурман парохода «Сталин», принял на себя обязанности по распределению рабочей силы на разных участках работы. Товарищ Болотников должен был заняться распределением по пароходам продовольственных запасов. Необходимо было пополнить эти запасы для парохода «Сталин», где они частично сгорели во время пожара.
***
Жизнь новых поселенцев острова Самуила уложилась в привычные советские рамки.
Цинга и полярная склока – две основные болезни полярных и приполярных окраин. Цинга – результат неправильного и недостаточного обмена веществ, физического истощения и ослабления. Полярная склока – результат недостаточного духовного обмена, постоянного вынужденного общения с одними и теми же людьми. Обычно и та, и другая сказываются особенно остро в конце зимовки, когда более или менее основательно исчерпываются все запасы энергии и физических сил человека.
Необходимо противопоставить обеим болезням такой образ жизни, который давал бы как можно меньше пищи для них. Это соображение и определило в основном программу работ и распорядок жизни на трех зимующих пароходах.
– Живя в бункерах, мы сохраним на зиму несколько больше угля, чем, если будем жить в каютах. Но жизнь в бункерах создаст и весьма благоприятную почву для развития обеих полярных болезней.
– Будем жить в каютах на двух пароходах. Это даст нужную экономию угля. В случае крайности переберемся в бункера после полярной ночи...
Суда спаялись в один организм общими трубопроводами, получая по ним тепло от котла парохода «Сталин», стоящего посредине.
Где взять антицинготные продукты? Как распределить остатки лимонов, лука и чеснока?
Всего хуже в этом отношении обстояло на пароходе «Сталин». Там за время рейса в бухту Тикси успели уничтожить выданный ранее запас лимонов и овощей и зарезать почти весь живой скот.
– Все должно быть обобщено и распределено пропорционально количеству людей на пароходах, – единогласно решил треугольник зимовки.
Кроме того решено было организовать на судах «животноводческий колхоз». Оставшиеся свиньи были собраны на одном пароходе, где и было налажено правильное свиноводство.
Эти животные чувствовали себя на 77° северной широты вполне удовлетворительно. Коровы же, несмотря на теплое помещение и хороший корм, начали быстро худеть. Они явно не переносили условий жизни в Арктике. Скоро пришлось их убить.
Физический труд необходим в Арктике каждому зимовщику. Он укрепляет и освежает весь организм. Благодаря решению остаться в каютах зимовщики островов Самуила имели возможность заниматься физическим трудом. Для питания котла, обогревающего все пароходы, надо было доставлять ежедневно около четырех-пяти тонн пресной воды. Кроме того, надо было доставлять воду для питья, кухни и других хозяйственных нужд.
В море, где стояли суда на зимовке, не было пресной воды. Снежный покров на льду был еще недостаточен, чтобы можно было пользоваться им для удовлетворения всех потребностей. Воду надо было брать из морского льда.
В небольших полостях одногодичного морского льда содержится рассол различной концентрации. Она тем сильнее, чем ниже температура льда. Поэтому одногодичный лед совершенно непригоден там, где требуется пресная вода.
Существует мнение, возможно граничащее с предрассудком, что даже небольшая примесь морской соли к воде, при постоянном ее употреблении, предрасполагает к цинге. С этим приходилось считаться.
Для питья мог быть использован только двухгодичный и трехгодичный лед. Под влиянием весеннего таяния полости его, содержащие рассол, раскрываются, и рассол вытекает. Верхние слои льда опресняются при этом и становятся вполне пригодными для употребления.
Пароходы со всех сторон были окружены торосами нужного нам качества. Надо было взломать их и затем подвезти к судам.
– Египетская работа, – ворчали некоторые из зимовщиков.
Однако это задание не подлежало дискуссии. Работа, действительно, предстояла тяжелая. Но она была нужна как для жизни зимовки, так и для предохранения людей от цинги.
Наряду с заботами о физическом здоровье зимовщиков необходимо было подумать и об их моральном состоянии. Требовалось создать такую обстановку, при которой, по возможности, каждый человек имел бы интересную целевую установку в течение всего пребывания в Арктике.
Люди, приезжающие в Арктику с определенным решением остаться здесь на зимовку, заранее имеют такую установку: один займется метеорологией, другой – гидрологией, третий – какой-нибудь иной работой. У таких людей сразу же создается деловая психология.
Такую же деловую психологию предстояло создать и на нашей вынужденной зимовке.
Среди команды было много молодежи, достаточно подготовленной для занятий в мортехникуме, а среди комсостава нашлись преподаватели. Последовал вывод: организуем мортехникум по программе Наркомвода, для тех же, кто не подготовлен к занятиям, создадим кружки по повышению квалификации.
Наркомвод очень чутко отнесся к этой идее. Он не только одобрил ее, но и позволил составить на зимовке экзаменационную комиссию, предоставив ей право выдать аттестаты окончившим мортехникум. Это сразу подняло авторитет нового учебного заведения, созданного в ледяных просторах Арктики.
Молодежь быстро сорганизовалась. Перспектива превратиться во время зимовки из матроса в штурмана, из кочегара или машиниста в механика для значительной части зимовщиков наполнила жизнь определенным смыслом и содержанием.
Созданы были также два кружка по изучению истории партии и политической экономии. Они были тем более необходимы, что знанием этих предметов водники не отличались.
– Выходит у нас неплохо. Зиму проживем, как надо. Не так уж страшно, – улыбался Жора Подобедов, самый младший из всего комсостава.
Всегда веселый, общительный, он скоро сделался другом большинства зимовщиков.
– Что же? Только учиться да работать будем? Нет, надо еще что-нибудь придумать и для развлечения.
Деловую мысль Жоры подхватили и остальные товарищи.
Бункер одного из пароходов превратили в клуб. Там быстро выросла эстрада. Красные флаги украсили грязные стены. Брезент служил вместо занавеса.
Правду сказать, наш театр выглядел неказисто, но «публика» была вполне им довольна.
Нашлись и артисты, и музыканты самых разнообразных дарований.
– А ты будешь у нас за примадонну, – обратился один из организаторов театра к комсомолке Ане. – Да ты чего губы надула? Зимовки боишься?
– Не-е-ет... Сегодня Фрам мою кошку задавил, – сокрушалась Аня.
Фрам, великолепный полярный пес, взятый из диксоновской стаи, конечно, не потерпел присутствия в Арктике кошки и воспользовался первым же случаем, чтобы ее придушить.
Намеченный план жизни начал как будто создавать перелом в настроении. Этому способствовало и внезапное посещение зазимовавших пароходов представителями «местного населения».
Со стороны моря, не торопясь, шел к нам небольшой белый медведь. Подойдя к выгруженному бензину, он осмотрел его очень внимательно и двинулся дальше. Только около самого борта зверь остановился, поводя черным носом, чтобы лучше донять: в чем же тут дело?
Но понять ему так и не пришлось. Несколько пуль в голову и в разные места туловища – и медведь был убит наповал.
– Свежее мясо само приходит. Не ходи на базар! – ликовала зимовка.
– Неужели мы будем есть медведя? – брезгливо сморщилась одна из уборщиц «Правды». – Никогда не дотронусь!
– И как еще будешь есть! Прибавки попросишь, – успокоили ее охотники.
В это время, запыхавшись и волнуясь, подбежал старший механик:
– Около винта «Володарского» морж вылез... Действительно, там виднелась черная голова с большими белыми клыками.
Красотой этот зверь далеко не отличался. Редкие усы на губах, морщинистая кожа, тупое окончание морды, свисающие большие клыки отнюдь не делали его привлекательным.
Увидев людей, морж и не подумал скрыться. Видимо, они были для него в новинку. Раздались одинокие поспешные выстрелы. Морж только удивленно повертел головой. Толпа людей быстро увеличивалась около него. Стоял невообразимый шум. Выстрелы хлопали один за другим. В конце концов это зверю надоело. Глухо замычав, он ушел под воду от негостеприимных пришельцев, не будучи даже ранен.
Выругался, наверное, по-моржовому... Эх, вы, стрелки!
– А вы не толкайте под руки да не орите скопом, – несколько смущенно оправдывались охотники.
– Ну, медведя-то мы съедим, а моржатину... спасибо, собакам скормим.
Впоследствии ели, конечно, и моржатину, не отличая ее по вкусу от медвежатины. Наступила первая ночь на зимовке. Все разошлись по каютам. На палубе остались только вахтенные, по одному на пароход. Мороз усилился. В небе загорелось северное сияние. Оно легло, как широкий бледный мазок бесформенного света. Лишь по краям его происходила небольшая игра форм. Лучи старались собраться в спираль, но быстро затухали.
В ночной тьме ярко выделялись иллюминаторы – окна кают. Через них были видны фигуры людей. Никто еще не ложится спать и не тушит огня. Никто как будто не желает остаться в одиночестве в этот час наступившего покоя. Настроение у людей еще нервное...
***
Наши пароходы стоят на границе двух морей – Карского и моря Лаптевых. Мало изучены течения Карского моря, особенно в его восточной части. Еще слабее изучены течения моря Лаптевых. Точность очертания нанесенных на карту берегов материка и островов подлежит большому сомнению. На всем пути от мыса Челюскина до бухты Тикси нет ни одного морского знака.
Зимовка судов должна дать новые материалы для познания направлений воздушных и водных потоков в этом районе. Надо позабыть о вынужденной стоянке и превратиться в нормально действующую полярную экспедицию. Программа научных работ, сообщенная «народонаселению» островов Самуила, вызвала общее одобрение.
– Не вызвать ли на соревнование какую-нибудь зимовку? – соображали зимовщики. Вызвать, конечно, неплохо. Но кого? Бухта Тикси не держит с нами никакой связи. Бухта Прончищевой вообще не имеет радио. Зимовки Новой Земли и Северной Земли слишком далеки от нас. Остается мыс Челюскина. С ним надо установить «деловой контакт» и вести работы по общей программе, заимствуя от него людей и инструменты. Но при этих условиях очень трудно наметить показатели работоспособности.
– Тогда будем проводить соревнование по пароходам!
– Это другое дело и вполне подходящее.
Для организации метеорологических работ мы располагаем квалифицированным аппаратом и нужными инструментами. Целесообразнее всего проводить эти работы в полном контакте с соседними зимовками.
Интересно не только наблюдать барометрическое давление, силу, направление ветра и температуру воздуха, но и сравнить их с соответствующими показателями на мысе Челюскина. Еще интереснее сопоставить наши данные с показателями Северной Земли, сделать из наших наблюдений правильные выводы и сравнить их с выводами Центральной службы погоды.
Гидрологические работы представлены у нас гораздо слабее.
– Я знаю их по «Персею», – заявляет товарищ Тимофеев, штурман парохода «Сталин».
– Знать-то и мы знаем, – возражает капитан Смагин, – но у нас нет ни одной вертушки, ни одного термометра.
Было бы нерационально ограничиться футшточными наблюдениями. Другое дело, если бы мыс Челюскина одолжил нам нужные инструменты и познакомил с методом и программой наблюдений. У нас есть самолет. Он может служить постоянным средством связи между обеими зимовками. Вопрос лишь в том, возможны ли зимние полеты.
– Ваше мнение, товарищи Линдель и Игнатьев?
– Лететь. Мне больше ничего и не нужно, – встрепенулся товарищ Линдель.
Опытный пилот, он успел уже заскучать от безделья.
Итак, выход найден и здесь. В дружеской помощи мыса Челюскина никто не сомневается. Мы познакомились с его обитателями еще на Диксоне.
– Топографические работы и геология – это наше дело, – заявляют товарищи Урванцев и Теологов. – Все будет сделано!
– Постановка морских знаков на обоих островах Самуила, когда их нанесут на карту, для нас не представит никаких трудностей, – вставляет свое слово капитан Смагин. Комсомольцы берутся за собирание гербария:
– Только обеспечьте руководство.
Обсуждение программы научных работ внесло бодрость в настроение зимовщиков.
– Этими работами мы, пожалуй, оправдаем и все затраты по нашей зимовке, – делают они свой вывод.
***
Быстро приближалась полярная ночь. День становился почти незаметным. Пурга – поземка – все чаще и чаще пела заунывные песни, ударяясь о мачты и корпуса пароходов. Сухой снег, гонимый ветром, закрывал всю окружающую обстановку непроницаемой завесой. Но морозы еще не превышали минус 10 – 12°.
Северный шторм часто налетал на припаи, в котором нашли себе прибежище наши суда. Тогда от припая отделялись ледяные поля. Трещины на далекое расстояние рассекали сплоченные морозами ледяные пространства.
Возникали сомнения в полной безопасности стоянки зазимовавших пароходов. Каждый сильный шторм мог разбить ледяную защиту и бросить на пароходы массы плавающего льда. История знает много таких примеров.
Необходимо было заранее принять меры предосторожности. Поэтому до наступления полярной ночи решено было построить жилой дом, радиостанцию и склад на западном острове Самуила и свезти туда часть продовольствия. В будущем эти строения послужат хорошей научно-промысловой базой. На следующий день несколько зимовщиков отправилось на лыжах для выбора места. Идти надо было всего одиннадцать-двенадцать километров. Свежий морозный воздух приятно охлаждал разгоряченные от бега лица. Дорога совершенно ровная. Лыжи легко скользили по небольшим наметам снега. Группа быстро подошла к небольшому островку, лежащему в трех километрах от крайнего западного острова.
Крутые каменистые берега. Полное отсутствие растительности. Разбросанные обломки разрушающихся пород составляли основной поверхностный покров острова. Ни малейшего следа жизни. По-видимому, в этом году сюда не заходил даже медведь.
Молча стояли мы на этом острове мертвого покоя. Постройка здесь невозможна и бесцельна. Надо идти дальше, к расположенному недалеко основному острову, более плоскому и низменному, чем его ближайший собрат. Он более привлекателен. Его ложбины были покрыты разнообразными мхами. Кое-где виднелись засохшие головки цветов. Северная оконечность острова уходила двумя острыми уступами в море, ближе к плавающим льдам.
Карта показывала, что дальше, к северо-западу от острова должны лежать острова Локвуда, где Амундсен поставил свой знак в 1919 году. За ним лежал берег Таймырского полуострова.
Остров подходил для наших целей. В небольшой ложбине на его восточной стороне мы выбрали место для постройки.
День склонялся к концу. Пароходы казались черными точками на белом фоне.
В полярную ночь пароходы, как и все окружающее, покроются белым снегом и почти совсем сольются с общими красками. Тогда их трудно будет отыскивать после возвращения из какого-либо похода.
– Поставим вехи от пароходов до самого острова, все-таки будет лучше, – подал правильную мысль Урванцев.
Погода стояла прекрасная: солнце хотя и на короткий миг, но все же ярко освещало надолго оставляемое им холодное царство зимы. После захода долго еще горело на небе отражение его лучей.
Обратно было идти так же легко, как и к острову, мы вернулись к оставленным пароходам. Работа на них уже шла установленным порядком. С «Правды» складывались на снег огнеопасные и взрывчатые грузы. Подсчитывались запасы продовольствия и угля. Начались занятия в мортехникуме и политкружках.
На другой же день вездеходы начали перевозить строительные материалы от судов к месту будущей постройки на остроте. Одновременно были поставлены и дощатые вешки.
По твердому снегу вездеходы шли чрезвычайно легко. Без них едва ли можно было бы закончить постройку до наступления полярной зимы. Теперь же четверо плотников уже через сутки могли приступить к работе. С ними отправился на остров и наш промышленник Ломакин.
С его уходом дружеские руки немедленно освободили всех собак от цепей и спустили их на лед. После долгого скучного сиденья на холодной, загрязненной палубе они очень нуждались в полной свободе.
Наша упряжка представлена далеко не одной породой. Найми и Красный – полуволки-полусобаки. Они типичны для той части Севера, где крайне редко встречается человек и где полярный волк бывает частым гостем в собачьих стаях. Эта пара неохотно подходит даже к знакомому человеку и предпочитает держаться в стороне от всех. Характерными волчьими прыжками рыщут они около пароходов и торосов, постепенно увеличивая радиус своих путешествий.
Фрам и Тупой – крупные ездовые собаки. Через ряд поколений в них развилась привычка к упряжке. Их лапы, опушенные шерстью, уверенно ступают по твердому снегу. Красивые, мощные животные, они весьма дружески расположены к человеку.
Наиболее энергична другая полярная собака — Харди, выходец с острова Врангеля. Неутомимый ездовой пес, всегда жизнерадостный и веселый, он сделался другом всей зимовки.
Он и Тупой – постоянные зачинщики всех драк. Объектом их особой ненависти является Чуркин, громадная кавказская овчарка волчьей масти, с отрезанными под самый корень ушами.
Чуркин уступает дорогу только полуволкам, но с Харди и Тупым он охотно вступает в драку. Поэтому вокруг парохода то и дело раздается яростный лай, рычание, визг.
Тобик и Рыжий – вислоухие дворняги. Они впервые попали на Север, чувствуют себя здесь не особенно хорошо, постоянно жмутся к людям и держатся вместе. Их ездовые качества под сомнением.
Прочие псы – Пестрый, Мальчик, Ремянка и Альфа – обычные полярные собаки, давно свыкшиеся с упряжью.
Вне стаи держится Ринка, пароходная собака «Правды». Карельская лайка волчьей масти, с большими острыми ушами и живыми глазами, она, вероятно, была бы хорошей спутницей на охоте и чутким сторожем. Здесь же ее маленький рост, тонкие ножки, задиристый, злой характер возбуждают смех у более добродушных зимовщиков и злобу у более нервных и трусливых.
– Убью, гадина! – волнуется один из них. – Вчера ночью опять меня напугала...
– А ты не пугайся... Что же с тобой будет, когда увидишь медведя?
В общем упряжка должна быть хорошей, если только все псы окончательно не развратятся от безделья и постоянного общения со множеством людей, среди которых они не видят постоянного хозяина.
Жора Подобедов приспособил Чуркина к езде. Пес сначала недоуменно посмотрел на постромки, но на зов немедленно поднялся и, к общему восторгу, один легко повез полугруженые нарты.
Тут на него налетел Харди и жестоко поплатился за это. Чуркин быстро снял с него почти половину «скальпа». От дальнейшей расправы его избавили сбежавшиеся люди. От них Харди также получил порядочно колотушек.
Врачу Урванцевой здесь представилась возможность применить свои хирургические таланты.
– Эх, Харди! Что от тебя останется к лету? – урезонивала она забияку, снимая разорванные кожные покровы.
Но Харди по-прежнему глядел весело, готовый принять участие в новой драке. Его снова посадили на цепь.
В ту же ночь Чуркин расправился со своим вторым врагом: Тупой утром был найден с перегрызенным горлом.
Свободу собак пришлось ограничить.
***
Жизнь на зимовке вошла в намеченное русло. Все свыклись с мыслью о неизбежности зимовать во льдах долгое время. Прекратились бесцельные разговоры и толки. Дольше всего держались они в кают-компании комсостава «Правды». У некоторых лопнуло, наконец, терпение:
– Прекратите эти глупости... Только дезорганизуете зимовку... Посудите сами, как могла бы пройти «Правда», если на пороге льдов у нее уже не было лопасти, а вторую она потеряла при пустяковом препятствии. Тоже была надломлена.
Их поддержала вся активная часть зимовщиков.
– К чему все эти «как да как», «если бы да кабы»... Читайте радиограммы «Красина». В них капитан и партийцы ледокола дают характеристику льдов.
На зимовке есть крепкие большевики и активисты, прошедшие хорошую школу в армии, на заводах и на пароходах. Этот костяк ведет за собой большую часть людей. Одной из наиболее колоритных фигур зимовки является капитан Смагин. Ему и его команде только что пришлось пережить зимовку на острове Вайгач. Тем не менее с самого начала новой зимовки Смагин активен, энергичен и жизнерадостен.
С раннего утра и до позднего вечера слышатся его распоряжения, подбадривания, необидные насмешки над отлетающими.
Подстать капитану и вся команда.
Смагин пользуется общим авторитетом на зимовке, а его пароход «Володарский» является центром наиболее активной работы.
Ознакомление с западным островом, где строилась зимовка, нас не удовлетворило. Оно было слишком недостаточно.
– Надо знать все углы нашего нового дома.
На другой день мы отправились к восточному острову Самуила. Он лежал несколько дальше от пароходов и был виден с них только при хорошей солнечной погоде. Северная часть его находилась еще в зоне плавучих льдов.
Дорога неровная. Приходилось часто перебираться через заторошенные края ледяных полей и подернутые тонким льдом трещины. Всюду виднелись торосы старого льда. Чем ближе к острову, тем яснее выделялись они среди ровного белого пространства.
– Глядите... Торосы двигаются вправо!
Мы остановились, удивленные этим странным явлением. Торосы казались многоэтажными и заметно продвигались вправо. Неужели там вода и такое сильное течение?
– А теперь торосы пошли обратно!
Это «чудо» было вызвано рефракцией – преломлением света в земной атмосфере под влиянием температуры воздуха, давления и влажности. Негоризонтальное расположение слоев атмосферы вызывает видимое смещение предметов. Теперь мы присутствовали при этом явлении.
Норденшельд в своем описании путешествия на «Веге» в 1878 году вспоминает, как голова моржа была однажды принята ими за остров, по обе стороны которого виднелись два белых снежных поля. При приближении лодки этот «остров» задвигался, а снежные поля превратились в моржовые клыки.
В другой раз Норденшельд и его спутники подкрадывались к белому медведю. Все они ясно различали зверя. Но в момент, когда охотники взяли на прицел, «медведь» вдруг развернул исполинские крылья, а потом улетел в виде небольшой чайки.
Мы находимся в стране, где расстояния и предметы не измеримы уже привычными мерками. С такими «превращениями» мы не раз еще встретимся в наших путешествиях.
В стороне, ближе к морю, расстилалось большое ровное ледяное пространство. На самой середине его лежало несколько нерп.
– На сапоги пригодятся...
Однако «сапоги» эти оказались недостижимыми. Лед трещал даже под тяжестью одного человека, идущего на лыжах. К тому же нерпы были очень осторожны. Быстро уйдя в полынью, они выставили оттуда свои головы, наблюдая за новыми пришельцами, столь непохожими на их обычного врага – белого медведя.
Перебравшись на старые ледяные поля, мы подошли к восточному острову. Торосы около него были крепко впаяны в неподвижный лед.
Остров по внешнему виду ничем не отличался от западного острова. Илисто-глинистую почву его местами покрывали разнообразные мхи, местами же она была покрыта плоскими черными камнями. Около самого берега виднелись следы нескольких крупных медведей. По ним проложил свою дорогу песец.
На острове несколько бухт, довольно хорошо защищенных от напоров льда. В стороне от него, на северо-западе, вырисовывались два небольших островка.
Около северной оконечности острова плыли к востоку ледяные поля. Море еще не замерзло...
– Здесь и нужно поставить морской знак. Он будет отлично виден с курса пароходов.
С юго-западной стороны, через неширокий пролив, к восточному острову примыкает еще один остров, несколько более возвышенный.
Итак, в нашем владении шесть островов. Больше осматривать пока нечего.
Спустилась ночь, спокойная, тихая. В темном небе ярко сверкали звезды. На горизонте начинало разгораться северное сияние. Нежные, едва уловимые линии света быстро перемещались е места на место, сгущаясь то в одной, то в другой стороне. От этого противоположная часть неба казалась еще темнее.
В таком свете легко отыскиваются старые следы лыж, и поэтому в пути не приходится напрягать внимания.
– Смотрите, совсем малиновый цвет!
Северное сияние в одной стороне неба превратилось в развернутый свиток. Его верхний конец окрасился светло-зеленой краской, нижний же принял малиновые тона. Свиток то развертывался во всю ширь, то снова свертывался в узкий столб.
Снег заискрился бесчисленными блесками. Торосы приняли причудливые формы. На них ярко сверкали ледяные сосульки и наиболее тонкие края.
Кругом разлит холодный, безжизненный свет.
Мы вернулись к своим пароходам. Застывшие среди льдов, они как бы дополняли и усиливали картину мертвого покоя.
– Теперь, кажется, узнали все дороги и острова. Не заблудимся полярной ночью.
Новые радиограммы на столе говорили о том, что «Красин» и «Русанов» подошли к «Сибирякову» и вырвали его из ледяного плена. Теперь все три судна идут по прибрежной полынье среди разреженного льда.
***
Первая декада октября подходила к концу. Погода выравнивалась, температура воздуха понижалась очень медленно. Солнце стало довольно частым, хотя и мимолетным гостем. Трехбалльный ветер дул с юга.
– Можно вылететь на авиаразведку, – сообщил Линдель. – Самолет готов.
– Первую разведку мы произведем вдоль пролива Вилькицкого до мыса Челюскина, оттуда на север к Северной Земле и дальше на запад – к островам Фирилея и архипелагу Норденшельда.
В нашем распоряжении самолет «Р-5». На морозе мотор долго отказывается работать. Только после большого приема горячей воды послышался его характерный шум.
Одетые с ног до головы в оленьи и собачьи меха, мы неуклюже взбираемся на свои места. Бортмеханик Игнатьев внимательно прислушивается к звукам работающего мотора.
– Не промерзли бы трубки.
На спине у Игнатьева моя летная карта, часы и записная книжка.
– Готовы? – нетерпеливо спрашивает Линдель.
Аэроплан, подталкиваемый собравшимися зимовщиками, сначала медленно скользит по неровным застругам нашего аэродрома, затем, постепенно ускоряя бег, взлетает в воздух.
Делая круг за кругом, мы все больше набираем высоту. Все шире становится и радиус нашего полета.
Теперь вся зимовка, весь ее район видны, как на рельефной карте.
Вот занесенные снегом бугры островов Самуила. В центре их – единственная черная точка. Это наши пароходы. Около них фигуры людей и собак. В быстром полете они кажутся нам неподвижными.
Маленькой букашкой ползет вездеход по направлению к западному острову, где строится зимовка.
На севере от пароходов – море с плавающими ледяными полями.
Самолет берет нужный курс на вест-норд-вест, в район плавающих льдов. Чем дальше на север, тем меньше открытой воды среди плавающего старого льда. Узкой полосой тянется она к юго-востоку, но постепенно теряется на северо-западе.
Около берега Таймырского полуострова небольшой припай, очевидно, оставшийся от зимы прошлого года.
Материк покрыт тонкой пеленой снега. Под нею – черные камни. Местами берега крутые и обрывистые. Вдали – очертания невысоких гор.
Пролив Вилькицкого еще не замерз. Но в нем нет ни одной более или менее широкой прогалины чистой воды. Все забито плавающим льдом.
На мысе Челюскина сначала виднеется только наваленный лес, бочки, лодки. Затем показалась и вся зимовка. Сверху она производила впечатление грязного пятна. Только тонкая мачта радиостанции придавала ей более привлекательный вид. Недалеко от жилья, в бухте Спартака, загорелся сигнальный огонь. Здесь место посадки.
