7. В ПУСТЫННЫХ ВОДАХTreibt aus dem Schlaf Dies,
träumende Meer!
Пробудите от грез
Эго спящее море!
Рихард Вагнер,
«Тристан и Изольда».
От устья Колымы «Литке» направился к Медвежьим островам, чтобы обогнуть их затем с севера. На пути к этим островам довольно неожиданно для меня встретились большие скопления льда, сплоченность которых местами достигла 9 баллов. Тепловое влияние речных вод в так называемом Колымском заливе, повидимому, не очень велико и, конечно, много меньше влияния ленских вод. Встреченный на пути к Медвежьим островам лед, состоявший из крупно-битых образований и, частично, обломков полей, все же был сильно изъеден, рыхл и легко кололся форштевнем ледореза. Отличительной особенностью этого льда была его необычайная загрязненность, так что по внешнему виду он очень напоминал зимнюю свалку мусора где-нибудь за городом. Можно думать, что лед образовался в мелководных районах Колымского залива, где оп сидел на грунте. Весьма вероятно, однако, что причиной необычайной загрязненности льда был также и ветер, сносивший с суши мелкие частицы твердого материала. Недавно геолог В. И. Влодавец обследовал отложения твердых частиц на льду Колючинской губы, собранные во время экспедиции «Сибирякова». Оказалось, что все эти частицы были эолового происхождения, т. е. что они были сорваны с суши сильным ветром и затем отложились на льду.
Включенные в лед минеральные частицы, несомненно, играют заметную роль в жизни Сибирского моря, на что впервые обратил внимание X. Свердруп. Этот автор объясняет переносом заключенного во льду твердого материала из прибрежных районов в открытое море и дальнейшим отложением этого материала
[88]
на морское дно необычайно ровный подводный рельеф Восточносибирского моря между островом Врангеля и Новосибирскими островами. Эта точка зрения Свердрупа в настоящее время является, конечно, только гипотезой, правильность которой могут подтвердить лишь достаточно полные исследования морского грунта и содержащихся во льду твердых включений, вместе с изучением тех сил, под влиянием которых происходит передвижение льдов. Думается, что такие исследования с успехом могут быть включены в программу работ наших экспедиций, ежегодно посещающих полярные моря.
На пути от устья Колымы к Медвежьим островам В. А. Березкин занялся глубоководными наблюдениями, намереваясь выполнить гидрологический разрез. Однако, довести этот разрез до конца ему не удалось. Когда мы вошли в сплоченные льды, Д. С.
[89]
Дуплицкий категорически приказал гидрологу бросить свои станции, для которых корабль надо было останавливать минут на двадцать. Немногочисленные станции, которые нам удалось выполнить между устьем Колымы и Медвежьими островами, все же в некоторой степени выясняют гидрологический режим этого района. Главные массы колымских вод, по выходе из устья, направляются на северо-восток, как и следовало ожидать, принимая во внимание отклоняющее действие вращения земли. Однако, некоторая часть этих вод устремляется также и на север, по направлению к Медвежьим островам, и влияние Колымы отчетливо сказывается на температуре и солености моря еще к северо-западу от этих островов.
Продвижению через льды сильно препятствовала все еще стоявшая густая мгла. Держался также запах гари. В 9 часов утра 30 июля термометр в будке показал совершенно необычную во льдах температуру воздуха +18°; к полуночи она сразу упала до +2°.
Днем показался юго-восточный остров из группы Медвежьих, носящий название Четырехстолбового. Это название остров получил по находящимся на нем четырем чрезвычайно характерным гранитным столбам.
Первым русским, посетившим Медвежьи острова, был промышленник Иван Вилегин. Около 1720 года он перешел на эти острова по льду из устья Колымы. Интересно, что Вилегин нашел на Медвежьих островах следы пребывания человека: «приметил он старые юрты и признаки, где прежде юрты стояли, а какие люди там жили, о том он не ведает». В 1763 году Медвежьи острова посетил сержант Андреев, который также видел там развалины туземных построек: «нашли из наносного лесу построенную, но уже развалившуюся юрту, и по строению ее заключить могли, что она строена не топором, но каким-нибудь костяным орудием». {1} Почти все путешественники, побывавшие на Медвежьих островах в последующее время, также сообщали о найденных там следах древнего туземного населения. Так, экспедицией на «Мод» в 1925 году,
{1} Месяцослов исторический и географический. СПб., 1780.[90]
кроме старинных построек, на Медвежьих островах были найдены оконечности копий, каменные ножи, гарпуны, осколки посуды и проч. Кто были эти люди, некогда обитавшие на Медвежьих островах? Вопрос этот остается загадкой до настоящего времени, ибо Медвежьи острова еще не были посещены ни одним археологом или этнографом. Профессор X. Свердруп полагает, что население, жившее встарину на Медвежьих островах, было отлично от современных чукчей. Возможно, что в данном случае мы имеем дело со следами загадочного племени онкилонов, которое, по преданиям, некогда Населяло весь Чукотский полуостров, но затем было частью уничтожено, частью оттеснено более сильными чукчами. Остатки жилищ онкилонов были в свое время обнаружены Норденшельдом в районе мыса Шмидта. По мнению некоторых исследований, онкилоны были эскимосским пле-
[91]
менем, другие же считают их близкими родственниками алеутов. Во всяком случае, до тех пор, пока находящиеся на Чукотском побережьи и на Медвежьих островах остатки селений онкилонов не будут изучены специалистами в области полярной этнографии, всякие гипотезы о происхождении этого племени будут граничить с научной фантастикой. {1}
В 1933 году на острове Четырехстолбовом была основана метеорологическая радиостанция. Я просил начальника этой станции взять под свою охрану все остатки старинных жилищ на Медвежьих островах и запретить какие бы то ни было раскопки, впредь до прибытия специалистов. Как я позже узнал, моя просьба была сотрудниками станции выполнена.
Нам очень хотелось сделать хотя бы кратковременную остановку у острова Четырехстолбового, чтобы познакомиться с новой станцией, но, к сожалению, времени для этого у нас не было. Пришлось отказаться и от интересной задачи произвести рекогносцировку в районе большого «белого пятна» к северу от Медвежьих островов, т. е. в районе так называемой «Земли Андреева».
Слухи о «большой земле», лежащей в «Ковымском море», стали доходить до русских в начале XVII века. Этими слухами заинтересовался начальник Анадырского края полковник Плениснер, который, для проверки рассказов о «большой земле», послал в 1763 году на Чукотский полуостров казака Дауркина и на Медвежьи острова сержанта Андреева. По своем возвращений в Анадырь (1765), Дауркин сообщил, что землю, лежащую на севере Колымского моря, называют «Тикиген» и что она при сильных ветрах перемещается на одну версту дальше в море, при тихой же погоде возвращается на старое место. На этой земле, по рассказам чукчей, живут люди, называемые «храхай». Андреев посетил только Медвежьи острова и никакой земли к северу от них не видел. Этими результатами
{1} Небезынтересно указать, что на тему об онкилонах академиком В. А. Обручевым был написан научно-фантастический роман «Земля Санникова», изданный в Ленинграде в 1926 году.[92]
разведки Плениснер, твердо веривший в существование «большой земли», остался недоволен и поэтому послал в 1764 году Андреева на Медвежьи острова вторично. Во время этой поездки Андреев якобы видел с Медвежьих островов «в великой отдаленности полагаемый им величайший остров, куда и отправился льдом на собаках. Но, не доезжая того верст на двадцать, наехали на свежие следы превосходного числа
[93]
На оленях в санях неизвестных народов, и, будучи малолюдны, вернулись в Колыму». Оригинальный журнал Андреева о его второй поездке никому, кроме Плениснера, представлен не был и до нас не дошел. Существует предположение, что известие о земле к северу от Медвежьих островов было выдумано Плениснером, сам же Андреев об этом не доносил. Как бы то ни было, впоследствии некоторые географы (в том числе Норденшельд, Петерман и Шаванн) поддерживали гипотезу, что к северу от Медвежьих островов и к западу от острова Врангеля находится земля, которая иногда даже изображалась на картах под названием Земли Андреева. Поиски этой проблематической земли продолжались и в последующее время, и в течение почти двух веков над разрешением этой географической проблемы работало тринадцать экспедиций. Однако, ни одной из них не удалось проникнуть в район белого пятна «Земли Андреева».
Отправляясь в плавание на «Литке», я предполагал использовать этот случай, чтобы произвести в районе предполагаемой «Земли Андреева» разведку с самолета. Однако, в то время, когда мы огибали Медвежьи острова, мне было ясно, что выполнить эту задачу на нашем самолете, с его ограниченным радиусом действия, не представляется возможным. Это с очевидностью доказали полеты «Ш-2» в Чукотском море, когда он летал на ледовую разведку.
Обогнув Медвежьи острова с севера, «Литке» взял курс по Восточносибирскому морю на пролив Лаптева. Это море принадлежит к числу наименее изученных морей Советского Союза. Из всех морей, по которым пролегает Северный морской путь, Восточносибирское самое мелкое: наибольшая измеренная нами на переходе от Медвежьих островов к Новосибирским глубина составляла 23 метра, обычно же глубины были меньше 20 метров. Глубины в Восточносибирском море увеличиваются очень медленно и достигают 60 метров только в расстоянии около 300 миль от берега.
Глубоководные гидрологические станции к западу от меридиана Колымы имелись до плавания «Литке»
[94]
только в северной части Восточносибирского моря, где они были выполнены во время дрейфа «Мод». {1} Производство гидрологического разреза между Медвежьими островами и Новосибирскими представляло
{1} Возможно, что несколько глубоководных станций в южной части Восточносибирского моря было выполнено гидрографической экспедицией на «Таймыре» и «Вайгаче» в 1912—14 гг. Однако, эти наблюдения не опубликованы и поэтому не стали достоянием науки.[95]
поэтому большой интерес. К счастью, море было почти свободно от льдов, и начальник экспедиции не возражал против кратковременных остановок ледореза для гидрологических работ через каждые 30 миль. Я обещал ему, что каждая станция потребует не более получаса. Однако, наша первая станция едва не сорвала всего разреза. Когда научные сотрудники уже закончили свои работы и надо было поднять якорь, оказалось, что канатный ящик полон воды. Чтобы выбрать якорь, пришлось сперва выкачать воду, а это заняло более часа. Следующая станция, которую я, во избежание недоразумений, решил произвести не становясь на якорь, все же была выполнена в срок, и начальник успокоился. Пока научные работники возились на корме у вьюшки, опуская и вынимая батометры, он гулял по спардеку и стрелял в пролетавших мимо чаек.
На переходе от Медвежьих островов к проливу Лаптева мы время от времени выбрасывали деревянные буйки, внутри которых были вложены записки. В 1927 году подобные буйки были выброшены в море Лаптевых со шхуны «Полярная Звезда», и несколько из них впоследствии было найдено у берегов Исландии и Норвегии. Это указывает на существование течения, которое идет из моря Лаптевых на север и входит в Полярный бассейн, где сливается с мощным арктическим течением, направленным с востока на запад, в сторону прохода между Шпицбергеном и Гренландией. В это же арктическое течение попало несколько буев, в свое время выброшенных в Карском море и в море Бофора (к северу от Аляски). Пути всех до настоящего времени найденных трансарктических буев изображены на рис. на стр. 95. Весьма возможно, что и воды Восточносибирского моря принимают участие в образовании западного течения Полярного бассейна, но прямых доказательств этого еще не имеется. Если один или несколько из выброшенных с «Литке» буев совершат трансарктическое путешествие и будут найдены где-нибудь на берегах Норвежского моря, то это подтвердит правильность такого предположения.
Гидрологический режим исследованной нами части Восточносибирского моря находится под сильным
[96]
влиянием вливающихся в море речных вод, которые, с одной стороны, вызывают относительно высокую температуру и низкую соленость поверхностного слоя воды, с другой стороны — резкое изменение этих элементов по вертикали. В качестве примера здесь приводятся измеренные нами 1 августа температуры и солености на станции № 18, которая находится в широте 72°53' N и долготе 150°01' Е.
Глубина (метры) Температура Соленость
0,5 +1,00° 14,42‰
5 +0,68 15,57
10 -0,84 20,46
15 -0,78 22,25
Мы видим, что положительной температурой обладает только самый верхний слой воды, толщиной около 5 метров, ниже же температура воды отрицательная. Вместе с понижением температуры воды, по мере увеличения глубины, резко увеличивается соленость. На рассматриваемой станции соленость в поверхностном слое составляла 14, 4 ‰, а вблизи дна, на глубине 15 метров, содержание солей в воде определялось уже 22, 2 ‰ (или 2, 22%). Такая ярко выраженная стратификация, какую показывает станция № 18, характерна только для летнего времени. С наступлением зимы верхние слои моря, соприкасающиеся с воздухом, охлаждаются, и, как более тяжелые, начинают опускаться вниз; в результате вертикальной циркуляции происходит перемешивание вод, и температура и соленость в значительной степени выравниваются.
На переходе от Медвежьих островов к Новосибирским мы взяли всего 10 станций, которые и составили разрез. Температурные условия на этом разрезе представлены на стр. 99 в виде изотерм. На этом разрезе отчетливо выделяются относительно высокие температуры поверхностных слоев моря. В крайней восточной части разреза повышение температуры обусловлено влиянием реки Колымы, а на станциях №№ 14 и 17 — влиянием реки Индигирки. Понижение температуры на станции № 15, приходящейся почти против устья реки Индигирки, объясняется наличием льда. Влияние Индигирки сказывается на этой станции
[97]
в относительно высоких температурах на глубине 10 и 15 метров.
Речные воды, вливающиеся в Восточносибирское море, вызывают сравнительно быстрое таяние льдов летом в прибрежной части моря. Кроме того, приток речных вод обусловливает движение вод от берегов в открытое море, что способствует относу льдов от материка. Еще сильнее, чем в Восточносибирском море, благоприятное влияние рек сказывается в юго-восточной части моря Лаптевых, куда изливает свои воды Лена. Влиянием речных вод по преимуществу объясняется то, что участок между устьем Лены и устьем Колымы является в ледовом отношении сравнительно легким отрезком Северного морского пути.
Благоприятные ледовые условия между Леной и Колымой дали возможность еще в отдаленные времена установить по этому пути мореплавание, имевшее целью как снабжение крайних русских форпостов на севере, так и осуществление административной и торговой связи между этими форпостами и Якутском. Старинный «судовой ход» между Леной и Колымой представляет собой интереснейшую и очень показательную страницу в истории освоения Арктики.
К сожалению, восстановить достаточно полную картину морских сообщений по этому пути встарину не удается, так как многие относящиеся сюда документы, несомненно, не дошли до нас, погибнув в архивах, часть же плаваний, очевидно, никогда не была запечатлена на бумаге.
Судоходство на восток от Лены началось сейчас же после того, как первые казаки, спустившись по течению этой реки, достигли ее устья. Плавания по Сибирскому морю преследовали те же экономические цели, что и вообще движение русских через Сибирь до Тихого океана: добычу соболя и взимание ясака с местного населения. И то и другое было связано с самой жестокой эксплоатацией туземцев, мало отличавшейся от открытого грабежа. При своем передвижении на восток казаки и промышленные люди устраивали на сибирских реках опорные пункты — остроги. Значительная часть совершенных между Леной и Ко-
[98]
лымой плаваний имела целью снабжение этих острогов продовольствием и смену служивых людей.
Первым, совершившим плавание на восток от Лены, был казак Иван Робров, который в 1633 году открыл устье реки Яны. В 1636 году этот же Робров достиг устья Индигирки. В челобитной, поданной Робровым в 1669 году, он говорит: «преж меня на тех тяжелых службах, на Янге [Яне] и на Собачьей [Индигирке] не бывал никто — проведал я те дальние службы». Еще дальше на восток продвинулись казаки Дмитрий Ярило и Иван Ерастов, которые в 1642 году достигли на кочах устья реки Алазеи. Наконец, в 1644 году с моря пришел первый кочь в устье Колымы (казак Иван Беляна). Сквозные плавания между Леной и Колымой совершались, повидимому, не часто, но отдельные участки этого пути посещались кочами казаков и торговых людей почти ежегодно. В следующем списке сведены в хронологическом порядке все известные мне старинные плавания между Леной и Колымой, о которых сохранились сведения. В действительности этих плаваний было, несомненно, гораздо больше, но и на-
[99]
стоящий перечень, со всей очевидностью, показывает, что в XVII веке морской путь между Леной и Колымой широко использовался в практических целях.
Плавание между Леной и Колымой
Год Посещенный участок Имя мореплавателя
1633 Лена—Яна Иван Робров
1636 Яна—Индигирка Иван Робров
1637 Лена—Омолой Елисей Буза
1638 Яна—Лена Прокопий Козлов
1640 Лена—Индигирка Федор Чюрка
1640 Индигирка—Лена Иван Робров
1642 Индигирка—Алазея Дмитрий Ярило
1643 Алазея—Индигирка Федор Чюрка
1643 Индигирка—Алазея Иван Беляна
1644 Алазея—Колыма Иван Беляна
около 1644 Индигирка—Колыма Михаил Стадухин
около 1645 Лена—Колыма Иван Ерастов
1647 Колыма—Алазея Иван Беляна
1648 Индигирка—Колыма Михаил Стадухин
1650 Лена—губа Хромская Тимофей Булдаков и Андреи Горелой
1650 Колыма—Лена четыре коча
1667 Колыма—Индигирка Семен Сорокоумов
1668 Лена—Индигирка Василий Шорин и Никифор Лалетин
около 1671 Лена—Колыма Никифор Малгин и Яков Вятка
около 1702 Колыма—Индигирка Михайло Насеткин
Из приведенного списка видно, что навигация между Леной и Колымой существовала сравнительно недолго. Уже во второй половине XVII века число плаваний заметно уменьшается, а в самом начале XVIII века они прекращаются вовсе. Г. Миллер в своем известном «Описании морских путешествий по Ледовитому и Восточному морю с российской стороны учиненных» {1} пишет, что в 1712 году «уже не ходили по морю кочами, но вместо оных в употребление вошли такие суда, у которых доски ремнями сшиваются, и потому прозваны шитиками». Совершать на шитиках большие переходы открытым морем, конечно, нельзя было. Очень скоро после того, как замер каботаж между Леной и Колымой, среди русского населения на
{1} Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие, Спб., 1758.[100]
северо-востоке Сибири утвердилось представление о полной невозможности плавать по Ледовитому морю. Успешные плавания первых мореходов по Сибирскому морю были забыты, а казак Алексей Марков доносил в якутскую воеводскую канцелярию, что «по святому морю ходить невозможно, потому что как летом, так и зимою, всегда стоит лед». Причина столь резкого упадка мореплавания по Сибирскому морю остается не вполне ясной, но, вероятнее всего, она экономического порядка. Быстрое обнищание туземного населения, явившееся следствием проникновения русских на крайний северо-восток Сибири, уже не давало, как раньше, возможности извлекать из края большие доходы. Сливки были сняты, и интересы у промышленных людей и государства пали. Профессор В. Г. Тан-Богораз замечает по этому поводу следующее: «Морские походы кончились так же внезапно, как начались. И уже в конце семнадцатого века в казачьих отписках встречаются указания: «суда наши слабы и парусы малы, а делать большие суда, как в прежнее время, мы не умеем». Все русское население из состояния текучести переходит к неподвижности и как бы кристаллизуется. Инициатива и активность исчезают бесследно, и самая храбрость испаряется и заменяется робостью». {1}
Возможно, кроме того, что в конце XVII и начале XVIII века произошло увеличение ледовитости Сибирского моря, но объективных данных, подтверждающих правильность такой гипотезы, не имеется. Как бы то ни было, полное прекращение торгового мореплавания между Леной и Колымой остается фактом. Оно возобновилось только через два столетия, уже при советской власти.
Интересный пример того, насколько оживленно было мореплавание в Сибирском море в XVII веке, являет 1650 год. В этом году казак Тимофей Булдаков вышел на коче из Лены в море, намереваясь плыть в Колыму. В устье Лены он встретил восемь кочей
{1} Новые задачи российской этнографии в полярных областях Труды Северной научно-промысловой экспедиции, вып. 9, 1921 г.[101]
«служилых, торговых и промышленных людей», которые тоже готовились выйти в море и стояли в ожидании благоприятных ветров. Около губы Омолоевой навстречу Булдакову попалось еще четыре коча, шедших из Колымы в Лену.
Далеко не всегда плавания по Сибирскому морю совершались легко и оканчивались благополучно. Нередко мореходам приходилось «с великой нужей выбиваться и просекаться» через льды, бывали случаи, что кочи затирало льдом и люди, бросив их, добирались до ближайшего берега пешком. Так это, между прочим, произошло и с Тимофеем Булдаковым на его пути к устью Колымы. Недалеко от Хромской губы его кочи зажало льдом, и мореплавателям не оставалось другого выхода, как бросить суда, уже сильно поврежденные. Переход по морскому льду до устья Индигирки был тяжел и изнурителен. «На нартах и веревками перетаскивали друг друга, — доносит Булдаков, — и идучи по льду корм и одежду дорогой пометали, а лодок не взяли с кочей, потому что идучи морем оцынжали, волочь не в мочь. А от кочей шли по льду девять дней и, вышед на землю, наделали нартишка и лыжишка и шли до устья Индигирки с великой нужей, холодны и голодны, наги и босы». На тяжелые условия жизни полярные мореходы сетовали нередко. В их челобитных и отписках часто встречается ставшая почти стереотипной фраза: «холод и голод терпели, нужу и бедность принимали, и всякую скверну ели, и душу свою осквернили».
Случалось, якутские воеводы не выплачивали казакам жалованья, полагавшегося им за «государеву службу» по сбору ясака: последние, конечно, возмещали этот убыток путем грабежа туземного населения. Некоторые служилые люди приходили к выводу, что если уж заниматься грабежом, то лучше для себя, а не в пользу казны, бросали службу и становились «гулящими людьми». На почве сбора ясака между казаками случались раздоры. Характерную картину быта казаков-мореходов рисует нам челобитная казака Прокофия Брагина, поданная им в 1640 году и представляющая собой жалобу на казака Елисея Бузу. «Был
[102]
я на службе на Лене реке, и с Лены мы пошли в иную дальнюю землю за море. И для ясачного сбору и толмачества купил я якутскую девку именем Мандыгу, а дал за тое девку 100 рублев денег... А тот Елисей Буза да Корней Нифантьев встретились со мною на море и взошли ко мне на судно, и меня учали бить и увечить, и тое девку купленную мою Мандыгу отняли насильством, а с тою девкою взяли платья и скруты {1} на ней 20 рублев». Свою челобитную Брагин заканчивает просьбой вернуть ему Мандыгу или сто рублей.
После того, как «судовой ход» казаков и промышленных людей прекратился, море между Леной и Колымой только изредка посещалось экспедициями. До начала советских работ в этой части Арктики таких экспедиций было всего пять: две в XVIII веке («Великая северная экспедиция» 1736—40 и экспедиция Н. Шалаурова 1761), одна в XIX веке (Норденшельд на «Веге» 1878) и две — в ХХ веке («Таймыр» и «Вайгач» 1912—14 и «Мод» 1919).
Отряд Великой северной экспедиции, на который была возложена опись берегов между Леной и Колымой, не стяжал себе лавров. В морской части деятельность этого отряда нельзя признать успешной, особенно если сравнить ее с плаваниями первых мореходов по Сибирскому морю, обладавших менее совершенными, действительно «погибельными» пловучими средствами. Хотя этому отряду и удалось пройти морем из Лены в Колыму, но на это потребовалось целых пять лет. Командование Лено-Колымским отрядом первоначально было поручено лейтенанту Ласиниусу — датчанину, состоявшему на русской службе. В середине августа 1735 года он вышел на дубель-шлюпке «Иркутск» (длиною в 18 метров) из устья Лены на восток, но уже 25 августа, «за противным ветром, густым туманом, носимым льдом, и идущим великим снегом», стал искать место для зимовки. В качестве такового было выбрано устье реки Хараулах (в южной части губы Борхая), где из плавника был выстроен дом. Уже в самом начале зимы среди участников экс-
{1} Украшений. [103]
педиции стала свирепствовать цынга, от которой умерло 35 человек, в том числе и сам Ласиниус. Оставшиеся в живых весной вернулись в Якутск.
После смерти Ласиниуса начальником отряда был назначен лейтенант Дмитрий Лаптев. В начале лета он прибыл с новой командой в устье реки Хараулах, откуда на дубель-шлюпке «Иркутск» пошел сперва в устье Лены для пополнения запасов продовольствия. 22 августа 1736 года он вышел отсюда, взяв курс на северо-восток, и через два дня встретил у мыса Борхая «великие непроходимые льды, которые стеною заградили путь». Пребывая «в великом страхе», Дмитрий Лаптев уже на следующий день отдал приказ возвращаться в Лену, решив, что путь на восток закрыт. Это было, конечно, скороспелое решение, и Лаптев сделал тут ошибку, которую полярные мореплаватели, как русские, так и иностранные, делали встарину нередко: концом навигационного сезона считался август месяц (по новому стилю). Не проявив никакой настойчивости и отступив при первой же встрече со льдами, Лаптев, после этой неудачной попытки пройти морем в Колыму, решил «и на предбудущий год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь, нет никакой надежды».
О плачевных результатах своего первого плавания и сделанном пессимистическом выводе Дмитрий Лаптев доложил в 1737 году, по своем приезде в Петербург, Адмиралтейств-коллегии. Последняя, однако, не согласилась с этим выводом и вернула Лаптева обратно в Сибирь, предписав ему «с наиприлежнейшим старанием» «чинить еще один опыт, не можно ли будет пройти по Ледовитому морю? » Только в случае непреодолимых препятствий Лаптеву разрешалось выполнить работу по описи берега сухим путем.
Во исполнение приказа Адмиралтейств-коллегии Лаптев летом 1739 года снова вышел из устья Лены в море. Как и во время первого плавания, у мыса Борхая были встречены сплоченные льды, среди которых мореплаватели пробивались «с великим беспокойством и страхом». 25 августа бот Лаптева миновал
[104]
мыс Святой Нос и 2 сентября находился против устья Индигирки. Здесь «ветром восточным льдов нанесло множество, в которых днем с нуждою на парусах пробавлялись, а ночью всеми людьми судно охраняли, и непрестанно то подымали, то опускали якорь». Вследствие отмелости берега подойти к нему не удалось, и бот в конце концов затерло льдом. Когда, во второй половине сентября, лед стал неподвижно, мореплаватели перебрались на берег пешком. Зиму они провели в Русском Устье.
С наступлением лета (1740) начались работы по освобождению бота изо льдов, после чего Лаптев продолжал плавание в Колыму, куда и прибыл в середине августа. В том же году Лаптев сделал попытку пройти через Берингов пролив в Тихий океан, но мог добраться только до мыса Большого Баранова, где льды преградили боту путь. «Проходя же густые льды, часто ботом об оные стучались и в страхе были, что проломит от тех ударов». Столь же малоуспешно окончилась предпринятая Лаптевым в следующем году (1741) новая попытка пройти на восток от Колымы. После этого Лаптев постановил «впредь на оное море ботом не выходить».
Что касается работ по съемке берега между Леной и Колымой, то они были произведены, главным образом, сухим путем. Берег между Леной и Святым Носом, а также между Индигиркой и Алазеей, описал матрос Алексей Лошкин, участок между Алазеей и Колымой — геодезист Киндяков, сам же Лаптев произвел опись берега между Индигиркой и устьем реки Хромы.
Плавания между Леной и Колымой, прекратившиеся еще задолго до экспедиции Дмитрия Лаптева, были, как сказано, возобновлены при советской власти. Пионером здесь явилась шхуна «Полярная Звезда», совершившая в 1926 году плавание из устья Колымы в бухту Тикси, куда доставила около 50 тонн груза. В 1927 году из Владивостока вышел пароход «Колыма», с целью доставки грузов как в устье Колымы, так и в устье Лены. В то время было уже вполне очевидно, что без достаточно широкого ввоза пред-
[105]
метов советской промышленности индустриализация в Якутской республике не может быть осуществлена; было также ясно, что наиболее рациональным путем для ввоза в Якутию являлись Ледовитое море и река Лена. По плану, базой снабжения Якутии должен был служить Владивосток, откуда морским путем снабжался и Колымский край. Вопрос о торговых рейсах в устье Лены с запада тогда почти не ставился — пролив Вилькицкого был пугалом не только для хозяйственников, но и для большинства мореплавателей. С народнохозяйственной точки зрения ввоз в Якутию из Владивостока является, конечно, нерациональным, прежде всего потому, что переход из Владивостока в Лену в два раза длиннее перехода из Мурманска в Лену. После экспедиции «Сибирякова» и двух ленских грузовых экспедиций (1933 и 1934) мы знаем, что морское сообщение с устьем Лены возможно и с запада, и выяснение этой возможности является величайшей заслугой советского полярного мореплавания.
Первое коммерческое плавание «Колымы» на участке Колыма — Лена, совершенное в 1927 году под командованием капитана П. Г. Миловзорова, протекало в благоприятной ледовой обстановке. «Колыма» снялась с якоря у мыса Медвежьего 21 июля и уже 5 августа была в бухте Тикси. Обратный путь был пройден в четыре дня (11—15 августа). В следующем году «Колыма» должна была снова доставить из Владивостока грузы в устье Лены, но на этот раз выполнить ленский рейс не удалось. Пароход, которым командовал капитан В. П. Сиднев, вышел из устья Колымы 25 июля и, встретив на пути много льда, в августе достиг меридиана Хромской губы. Здесь тяжелые льды задержали «Колыму» на несколько дней, и только 11 августа ей удалось войти в пролив Лаптева, оказавшийся забитым льдом. 13 августа пароход направился в бухту Тикси, но сейчас же по выходе из пролива встретил тяжелые льды, заставившие его вернуться к острову Большому Ляховскому. Столь же неудачна была и вторая попытка пройти в устье Лены, предпринятая 16 августа. По словам капитана, «горизонт был забит
[106]
сплошными непроходимыми льдами», вследствие чего был отдан приказ возвращаться во Владивосток. 19 августа пароход был снова в устье Колымы. Неудачное плавание «Колымы» в устье Лены в 1928 году никоим образом нельзя рассматривать как доказательство того, что в том году плавание в устье Лены с востока было невозможным для обыкновенного парохода. Неуспех явился лишь следствием того, что «Колыма» слишком рано повернула обратно. Через пять дней после того, как капитан Сиднев отдал приказ начать обратное плавание, в пролив Лаптева из устья Лены пришла парусно-моторная шхуна «Полярная Звезда»— судно, несомненно, менее мощное, чем «Колыма», но которое все же справилось со встреченными на пути ледовыми препятствиями. Обратный путь от Большого Ляховского острова в бухту Тикси «Полярная Звезда» совершила в первой декаде сентября уже при вполне благоприятной ледовой обстановке.
Неудачное плавание «Колымы» в Лену имело следствием прекращение рейсов по линии Владивосток — Лена. С 1933 года, в результате исторического плавания «Сибирякова», ввоз в устье Лены стал производиться уже не с востока, а с запада, базируясь на Архангельск и Мурманск. Участок Лена — Колыма тем не менее и сейчас имеет большое экономическое значение, прежде всего как часть великого морского пути между Атлантическим океаном и Тихим, а затем и как путь для местного каботажа и для снабжения Колымского края с запада.
Из торговых рейсов между Колымой и Леной, осуществленных после плавания «Колымы», нужно отметить плавание парохода «Ленин» (капитан А. Н. Бочек) в 1931 году, который сделал переход из Лены в Колыму при весьма благоприятных ледовых условиях, плавание парохода «Север» в 1933 году из Колымы в Лену и обратно и переход шхуны «Темп» из Колымы в Лену в том же году.
Еще задолго до того, как с «Литке» были усмотрены берега Большого Ляховского острова, близость Новосибирских островов дала себя знать по сильному помутнению воды. Это уменьшение прозрачности
[107]
воды, очевидно, находится в связи с приливо-отливными и ветровыми течениями, действующими в проливах между Новосибирскими островами и перемешивающими воду, увлекая со дна частицы ила. Перемешивание вод, происходящее под влиянием течений на малых глубинах к востоку от Новосибирских островов, отчетливо сказывается на станции № 21, взятой у восточного входа в пролив Лаптева. На рисунке (стр. 99) мы видим, что на всех станциях наблюдается характерная температурная стратификация, причем нижний слой обладает отрицательными температурами. Между тем на станции № 21 (у входа в пролив Лаптева) наблюдаются почти однородные температуры и солености от поверхности до дна, как это видно из следующих цифр:
Станция № 21, 2 августа 1934 г.
Сев. широта 73°0', вост. долгота 144°24'.
Глубина (метры) Температура Соленость
0,5 0,30˚ 16,22 ‰
5 0,35 16,51
10 0,11 16,24
Указанные изменения гидрологических условий, обнаруживающиеся при подходе к Новосибирским островам с востока, могут оказаться небесполезными для навигатора. Вследствие господствующей в летнее время пасмурной погоды и частых туманов судоводитель нередко знает свое местоположение только очень приближенно, между тем район к востоку от Новосибирских островов, по своим небольшим глубинам, является небезопасным для судов с большой осадкой. Изменение прозрачности воды и температурные зондировки могут служить указанием на близость Новосибирских островов.
Второго августа утром брошенный лот показал всего только 7 метров. Капитан немедленно приказал остановить ход. Где мы находились? По гидрологическим признакам мы были ближе к Новосибирским островам, чем по счислению. К счастью, в это время облака разорвало, проглянуло солнце, и Николаю Ми-
[108]
хайловичу удалось определиться астрономически. Оказалось, что за время перехода от Медвежьих островов нас снесло на северо-запад на 24 мили. Это было довольно неожиданно, потому что в последние дни дули ветры северных румбов. Повидимому, здесь сказалось влияние отжимных течений в южной части Восточносибирского моря.
Идя малым ходом и все время набрасывая ручной лот, мы благополучно миновали неприятный подход к Новосибирским островам и вошли в пролив Лаптева. Он был уже чист от льда, и только под берегом Ляховского острова кое-где белели отдельные льдины. Пролив Лаптева приготовил капитану небольшой сюрприз: в самой середине пролива мы неожиданно обнаружили не показанную на морской карте банку. Наименьшая глубина, которую мы здесь измерили, была равна 7 метрам, но не исключено, что в будущем
[109]
в этом месте будут обнаружены еще меньшие глубины. Приближенные координаты новой банки, размеры которой оказались небольшими, следующие: 73°00' N и 142°26' Е.
В море Лаптевых «Литке» взял курс на мыс Борхая. Вскоре по выходе из пролива стали попадаться небольшие поясины тонкого сильно изъеденного льда, через которые ледорез проходил, не сбавляя хода. В губе Борхая нас снова, как в Колымском заливе, накрыла мгла с сильным запахом гари. На этот раз мгла была столь густа, что свет еле проникал через иллюминаторы и читать в каютах без искусственного освещения нельзя было. Берегов из-за мглы не было видно, вследствие чего мы не могли войти в бухту Тикси и стали на якорь недалеко от острова Мостах. Только на следующий день, 4 августа, мгла, наконец, несколько разредилась и мы получили возможность войти в бухту.
Новый этап нашего пути был пройден. Он оказался единственным, на котором мы не встретили ни одного судна.
[110]
Владивосток - Мурманск на Литке. Экспедиция 1934 г. В. Ю.pdf