6. ПРИБРЕЖНОЙ ПОЛЫНЬЕЙSchwüles Gedunst schwebt in
der Luft,
Lästig ist mir der trübe Druck.
Душная мгла в небе повисла.
Тяжко давит мне грудь.
Рихард Вагнер,
«Золото Рейна».
Название «Чукотское море» стало встречаться на географических картах сравнительно недавно. Возникло оно следующим образом. Обрабатывая наблюдения, произведенные норвежской экспедицией на «Мод», профессор
Харальд Свердруп пришел к заключению, что море, лежащее между Новосибирскими островами и островом Врангеля, по своим физико-географическим условиям, резко отличается от моря, расположенного между последним островом и Аляской. Поэтому объединение этих морей под одним именем «Восточно-Сибирское море», как это раньше было предложено профессором Ю. М. Шокальским, {1} казалось X. Свердрупу неправильным, тем более, что в качестве восточной границы Восточно-Сибирского моря совершенно произвольно был выбран меридиан Берингова пролива. Не только гидрологические наблюдения, но также и биологические сборы экспедиции на «Мод», обработанные Soot-Ryen’oм, привели Свердрупа к заключению, что море между островом Врангеля и Аляской следует рассматривать как самостоятельную единицу. В 1928 году Свердруп поделился своими соображениями с автором этих строк, причем предложил сохранить за акваторией между Новосибирскими островами и островом Врангеля название «Восточно-Сибирское море», а морю между островом Врангеля и Аляской присвоить название «Море Дежнева». Вполне разделяя точку зрения Свердрупа на необходимость выделения моря к востоку от острова Врангеля в осо-
{1} «Краткие сведения по метеорологии и океанографии Карского и Сибирского морей», Петроград, 1918.[75]
бую единицу, я предложил для него другое название — «Чукотское море», что и было одобрено Морским советом Государственного гидрологического института. Мне казалось, что крепкий и трудолюбивый народ, населяющий Чукотский полуостров, вполне заслуживает того, чтобы море, в котором он издавна промышлял, было названо его именем. Что касается Дежнева, то заслуги этого казака в истории географических открытий уже отмечены тем, что его именем назван крайний северо-восточный мыс Азии. Кроме того, если уж давать морю название в честь того, кто первый совершил плавание через Берингов пролив, то следовало бы остановиться на названии «море Алексеева». С моими соображениями профессор Свердруп полностью согласился, ответив, что «с величайшей радостью присоединяется к предложенному названию — Чукотское море», которое он немедленно и ввел в употребление в опубликованных им научных результатах экспедиции на «Мод». Вскоре после этого название «Чукотское море» стало общеупотребительным и у нас.
Наше несколько затянувшееся пребывание в Чукотском море мы использовали для научных работ. Чукотское море, несмотря на его сравнительно южное положение, является одним из наиболее тяжелых в ледовом отношении участков Северного морского пути. Объясняется это, с одной стороны, преобладанием ветров северных румбов, дующих в тыл алеутского барометрического минимума, с другой стороны — тем, что берега Чукотского полуострова не защищены с севера от напора льдов; остров Врангеля слишком невелик, чтобы иметь значение защитного экрана. Кроме того и приток в эту часть Ледовитого моря теплых вод с юга — в противоположность атлантической части Арктики — весьма ограничен вследствие узкости и небольшой глубины Берингова пролива. В виду неблагоприятных ледовых условий Чукотского моря научно-исследовательская работа приобретает здесь особенно большое практическое значение. Чем враг сильнее, тем лучше его надо знать. Между тем научные исследования в Чукотском море начаты совсем недавно, и сделано еще далеко недостаточно. Первые более широкие
[76]
научные рекогносцировки были здесь выполнены экспедициями на «Мод» (1922) и на «Литке» (1929). В 1932 году в Чукотском море производила работы экспедиция Гидрологического института на траулере «Дальневосточник», продолжавшиеся и в следующем году на траулере «Красноармеец». В 1932 году некоторые попутные исследования были здесь выполнены экспедицией на «Сибирякове», а в 1933—34 гг. — экспедицией на «Челюскине». Значительный материал по гидрологии Чукотского моря удалось собрать в 1934 году «Красину», после его рейса на остров Врангеля.
Одним из важнейших элементов для познания ледового режима моря являются течения. Некоторые дополнения в этом направлении удалось внести и нашей экспедиции. Еще находясь на борту «Литке», В. А. Березкин обработал произведенные с ледореза в Чукотском море гидрологические наблюдения и на-
[77]
нес на карту систему течений к востоку от мыса Шмидта. Она изображена на карте, вместе с данными экспедиций на «Сибирякове» и «Красноармейце», на стр. 77. Мы видим на рисунке, что между мысом Шмидта и Беринговым проливом течение вдоль чукотского берега направлено на юго-восток. Это течение, занимающее сравнительно узкую прибрежную полосу, является холодным и обычно несет с собою льды, доходящие в некоторые годы, даже в летнее время, до самого мыса Дежнева. Нордвестовые ветры усиливают это течение, зюйдостовые — ослабляют. Другим основным течением в рассматриваемой части Чукотского моря является теплый поток вод из Берингова пролива. Главная масса этих вод, по выходе из Берингова пролива, устремляется на северо-восток, вдоль берегов Аляски, но некоторая часть идет на север и северо-запад, по направлению в пролив Лонга. Под влиянием этого теплого течения в ледяном массиве, расположенном между чукотским берегом и островом Врангеля, нередко образуется глубокая выемка. В качестве примера на рис. (стр. 79) показано расположение льдов, наблюдавшееся в Чукотском море в сентябре 1932 года. В местах, где холодное зюйдостовое течение встречается с теплым нордвестовым течением, возникает целый ряд круговоротов воды, как это хорошо видно на рисунке на стр. 77.
В сущности та схема течений, которая представлена здесь, верна только для того времени, когда производились наблюдения, легшие в основу схемы. Имеются указания на то, что течения Чукотского моря отличаются большим непостоянством, завися, с одной стороны, от режима ветров, с другой стороны — от напора вод, проникающих через Берингов пролив на север. Поэтому необходимы длительные наблюдения в продолжение многих лет, чтобы получить действительно «нормальную» картину течений в Чукотском море. Интересные данные, характеризующие непостоянство течений у северных берегов Чукотки, собрал норвежец Волл (Wall), долго проживший на мысе Сердце-Камень и аккуратно ведший дневник, куда заносил свои наблюдения над движением льдов. Волл
[78]
отмечает, что с 1928 года по 1933 год ледовые условия в районе мыса Сердце-Камень были крайне неблагоприятны, а течение шло почти все время на восток. В 1934 году, по наблюдениям Волла, наступил перелом, льды отнесло от берега уже в начале лета, а потом они вовсе исчезли; вместе с тем течение у Сердце-Камня имело в 1934 году обратное направление, т. е. шло на нордвест. Повидимому, приток вод из Берингова пролива в Чукотское море был в 1934 году много интенсивнее, чем в предшествующие годы, в результате чего район мыса Сердце-Камень оказался полностью в сфере влияния беринговских вод, тогда как область холодного зюйдостового течения отодвинулась на северо-запад.
Интересные результаты дали произведенные В. Г. Богоровым в Чукотском море исследования над фитопланктоном. Он заметил, что при приближении к кромке льда количество фитопланктона резко увеличивается, чтобы затем, при входе в самые льды, столь же резко уменьшиться. Во время дальнейшего плавания «Литке» В. Г. Богоров имел возможность констатировать то же явление и в других полярных морях. В море Лаптевых нашему гидробиологу, на основании наблюдений над планктоном, удалось даже предсказать близость кромки льда тогда, когда никаких других признаков льда еще не было заметно.
[79]
Наше плавание к западу от мыса Шмидта происходило в так называемой «прибрежной полынье» — полосе чистой воды или сильно разреженного льда, имевшей в ширину 2—3 мили, но местами сужавшейся до нескольких сот метров. Этой прибрежной полосой обычно пользуются суда, совершающие рейсы между Беринговым проливом и устьем Колымы. Пользовались ею и в старину. Так, первый мореход, прошедший на восток от Колымы (в 1646 году), промышленник Исай Игнатьев, родом из Мезени, доносил,, что по выходе в море он усмотрел «полое место между льдинами и матерою землею, коим шли двое суток» до Чаунской губы. При неблагоприятных ветровых условиях плавание в этой прибрежной полосе становится затруднительным, особенно у приглубых мысов, к которым глубокосидящие тяжелые льды могут подходить вплотную. В составленном в 1672 году «Списке с чертежа Сибирские земли» говорится: «А от устья Колымы реки и до того камня [мыса Дежнева] добегают об одно лето, а как льды не пустят, и по три года доходят».
Прибрежная полынья появляется после весеннего взлома припая под влиянием ветров, дующих с берега. Прижимные ветры сужают эту полынью и могут ее даже вовсе закрыть. Для возникновения прибрежной прогалины имеет значение также рельеф морского дна, потому что мощные торосистые льдины не могут подойти к самому берегу, а в виде так называемых стамух садятся на грунт в некотором расстоянии от берега. Эти стамухи являются своего рода барьером, отчасти защищающим берег от напора льдов.
Весьма большое значение в образовании прибрежной полыньи имеет также усиленное таяние льдов около берега, под влиянием притока теплого воздуха с суши. Когда «Литке» следовал вдоль Чукотского побережья на запад, бросалось в глаза, что льдины, находившиеся вблизи берега, были гораздо больше изъедены таяньем, чем льдины вдали от берега. Громадный эффект, который должен оказывать на лед приток воздуха, прогретого вследствие соприкосновения с свободной от снегового покрова сушей, усматривается из наблюдений, произведенных в летнее время экспеди-
[80]
цией на «Мод» у острова Четырехстолбового и у острова Айон. В качестве примера приводим здесь температуры воздуха, измеренные около острова Четырехстолбового на различных высотах над ледяной поверхностью моря 5 июля 1925 года:
Высота над льдом........ 3 мм 10 см 4,5 м 30 м
Температура воздуха...... 3,3° 4,6° 5,2° 16,8°
В рассматриваемом случае ветер дул с SE, т. е. с суши, и приносил с собою чрезвычайно сильно прогретый воздух — на высоте 30 метров он обладал температурой в 16, 8°. Вблизи ледяной поверхности температура воздуха была, однако, много меньше, так как, проходя над льдом, значительная часть тепла воздуха уходила на таяние льда. У самого берега температура
[81]
воздуха и в нижних его слоях была в данном случае несомненно не ниже 16, 8°. С удалением же от берега, нижние слои воздуха теряют свое тепло, вследствие соприкосновения со льдом, очень быстро, и, таким образом, сильный эффект на таяние льда приток теплого воздуха с суши оказывает только в непосредственной близости берега, где он и способствует быстрому распаду льда и образованию прибрежной полыньи. Изучение баланса тепла на границе между свободной от снега землей и покрытым льдом морем представляет большой теоретический и практический интерес, но систематические наблюдения в этом направлении еще не поставлены.
Между мысом Шмидта и мысом Якан к северу от прибрежной полыньи всюду были видны сплоченные ледяные поля. Сунуть туда нос нечего было и думать. Впрочем, нам и не надо было этого делать: лазейка вблизи берега имелась, и мы удачно пробирались по ней вперед — «воровским способом», как образно выразился старший помощник капитана Г. И. Голуб. В одном месте мы имели случай наблюдать редкое зрелище — опрокидывание стамухи. Получив толчок от сдвинутой ледорезом льдины, стамуха закачалась и стала медленно перевертываться, показав свою нижнюю часть, всю покрытую темным илом. Глубина моря в этом месте была равна 12 метрам, высоту надводной части стамухи я оценил в 3 метра, и, таким образом, общая высота этого ледяного образования составляла 15 метров.
Наше плавание прибрежной прогалиной, иногда почти «в притирку» к берегу, требовало большой осторожности и внимания со стороны командного состава. Лотовый непрерывно измерял ручным лотом глубину, что при низкой температуре воды было работой не из приятных. Несмотря на то, что суда плавают здесь, главным образом, вблизи самого берега, морские карты Чукотского побережья блистают почти полным отсутствием глубин как раз в прибрежной зоне. Новые карты этого района Северного морского пути в крупном масштабе, с детальными промерами трех-пятимильной прибрежной полосы, настоятельно необхо-
[82]
димы. Затрудняет навигатора в этих местах также то, что определиться по береговым предметам, за исключением характерных выдающихся мысов, почти невозможно. Прибрежные горы на карте не показаны, а навигационные знаки сняты чукчами, утверждающими, что эти знаки отпугивают моржа.
Днем 27 июля мы миновали мыс Якан и вышли, таким образом, в Восточносибирское море. На берегу, недалеко от мыса, было видно около десятка чукотских яранг и большое стадо оленей. Вскоре за мысом Якан ледовая обстановка изменилась. Прибрежная полынья стала шире, и к северу от нее находились уже не сплоченные, а разреженные льды. Мыс Биллингса мы миновали в расстоянии семи миль.
На следующий день мы были у острова Шалаурова. Здесь дважды зимовали суда, возвращавшиеся из колымского рейса. В первый раз это было в 1924 году, отличавшемся у Чукотского побережья большой ледовитостью. Пароход «Ставрополь», которым командовал известный капитан П. Г. Миловзоров, не мог в этот год дойти до Колымы и выгрузился около устья реки Большой Баранихи. На обратном пути судно, вследствие начавшегося в середине сентября смерзания льдов, было вынуждено стать на зимовку у острова Шалаурова. В этом же году у Медвежьих островов вынужденно зазимовало норвежское экспедиционное судно «Мод». Вторая зимовка у острова Шалаурова произошла в 1928 году, когда пароход «Колыма» возвращался после неудачной попытки пройти в устье Лены.
Остров Шалаурова назван в честь одного из русских пионеров Северного морского пути — Никиты Шалаурова. Это название было присвоено острову известным полярным исследователем Фердинандом Врангелем. Никита Шалауров и Иван Бахов, оба купцы из Великого Устюга, {1} в середине XVIII века подали правительству прошение о дозволении сыскать Северный
{1} Сауэр, участник экспедиции Биллингса, указывает, со слов казака Данилы Третьякова, что Бахов был ссыльным морским офицером (Voyage dans le Nord de la Russie Asiatique. Paris, 1802, I, p. 178).[83]
морской путь из устья реки Лены в Тихий океан. В 1755 году сенат издал указ, по которому «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла, ко изысканию от устья Лены реки по северному морю, до Колымы и Чукотского Носа, отпуск им учинить». На выстроенном на Лене небольшом судне Шалауров и Бахов вышли в 1760 году в море, но, вследствие тяжелого состояния льдов, дошли только до устья реки Яны. В следующем году ледовая обстановка была более благоприятной, и мореплаватели достигли устья Колымы, где, за поздним временем года, зазимовали. Во время зимовки от цынги скончался Бахов. Летом 1762 года Шалауров продолжал плавание на восток, но у мыса Шелагского встретил непроходимые льды и повернул обратно. На пути он обследовал Чаунскую губу, до того еще не посещавшуюся ни одним судном. После вторичной зимовки у устья Колымы Шалауров решил в 1763 году повторить попытку пройти в Тихий океан, но его команда, уставшая от тяжелой походной жизни, взбунтовалась и разбежалась. Это, однако, не сломило упорства исследователя, и он поехал в Москву, где добился правительственной субсидии для продолжения начатых изысканий морского пути в Тихий океан. В 1764 году Шалауров опять вышел из устья Колымы в море, но на этот раз не вернулся — судно его было раздавлено льдом, и сам он со всей командой погиб. Обстоятельств гибели этой экспедиции история нам не сохранила. В 1823 году спутник Врангеля, мичман Матюшкин, повидимому, обнаружил зимовку Шалаурова, где отважный исследователь жил со своими спутниками после потери корабля. Это было к востоку от устья реки Веркона, в месте, носящем на современных морских картах название «мыс Шалаурова Изба». Чукчи рассказали Матюшкину, что много лет назад они нашли здесь хижину и в ней несколько человеческих скелетов, обглоданных волками, немного провианта и табаку, а также большие паруса, которыми вся хижина была обтянута. Матюшкин обследовал зимовье, но ему не посчастливилось найти каких-либо признаков, которые подтверждали бы с несомненностью, что в хижине жил Шалауров. Тем не менее
[84]
Врангель держался того мнения, что «вся обстановка заставляет полагать, что здесь именно встретил смерть свою смелый Шалауров, единственный мореплаватель, посещавший в означенный период времени сию часть Ледовитого моря. Кажется, не подлежит сомнению, что Шалауров, обогнув Шелагский мыс, потерпел кораблекрушение у пустынных берегов, где ужасная кончина прекратила жизнь его, полную неутомимой деятельности и редкой предприимчивости». {1}
У острова Шалаурова льды заставили «Литке» держаться несколько ближе к берегу. В районе между этим островом и мысом Шелагский довольно близко к морю подходят высокие горы. Они были уже почти свободны от снега — видно лето стояло здесь теплое. Около мыса Козьмина мы натолкнулись на грандиозное торосистое поле, протяжением не менее пяти миль. Капитан вначале не мог решить, с какой стороны лучше обогнуть это поле, но, в конце концов, мы легко нашли проход между полем и берегом, имевший в ширину около 3/4 мили. Берег оказался здесь приглубым, и лот меньше 20 метров не показывал ни разу; этим, конечно, и следует объяснить, что такое торосистое поле продвинулось к берегу почти вплотную. Подобные же поля встретились немного не доходя мыса Шелагского. Обогнув этот мыс, который представляет собою большой мрачный массив, «Литке» вышел на совершенно чистую воду. Температура воды поднялась с 1,6° до 6,4°. Это было, несомненно, влияние теплых вод, вынесенных из Чаунской губы. Вскоре мы миновали остров Раутан, около которого в 1932/33 г. зазимовали суда северо-восточной экспедиции во главе с «Литке». Теперь тут не было видно ни одной льдинки.
На следующий день, за мысом Большим Барановым, снова стали попадаться льды. Утром наблюдалась не-
{1} Ф. Врангель, Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, Спб., 1841, II, стр. 313. Отметим также, что А. Аргентов, очевидно со слов чукчей, как на место гибели Шалаурова указывает на район селения Лялеран, находящегося в 100 километрах к востоку от мыса Шелагского. (Записки Сибирского отдела Русского Географического общества, III, 1875, стр. 83).[85]
обычайно сильная рефракция, и воздух «дрожал», как это бывает в знойный летний день. Льды у горизонта приподняло, и они приняли вид каких-то фантастических дворцов, а временами казались обрывами гигантских глетчеров. Темные разводья, приподнятые рефракцией, было трудно отличить от суши. Эти оптические явления, несомненно, были вызваны большой температурной инверсией в самых нижних слоях воздуха. Вскоре после полудня ртуть в термометре, установленном в будке на мостике ледореза, внезапно поднялась с 7° до 15°, а потом и до 16°. Резкий температурный градиент в нижних слоях воздуха сгладился, и вместе с этим исчезли и оптические явления, вызванные рефракцией. Температуру в +16° среди льдов мне приходилось испытывать впервые, и я не могу сказать, что это внезапное потепление ощущалось организмом как нечто приятное. Ветер дул с материка и доносил явственный запах гари. Вскоре воздух наполнился мглой, сквозь которую солнце только еле просвечивало в виде оранжевого диска. Лучи его играли на ряби разводьев медно-красными блестками. И мгла и запах гари были, конечно, следствием лесных пожаров. В то лето пожары на северо-востоке Сибири достигли, повидимому, особенно больших размеров, так как о мгле и запахе гари сообщали также станции на острове Большом Ляховском и в бухте Тикси.
Капитан воспользовался слабо светящимся солнечным диском и определил девиацию компаса. Оказалось, что со дня выхода из Владивостока поправки главного компаса значительно изменились. Во Владивостоке они не превышали одного градуса, теперь же поправка на некоторых курсах достигала 11°. Здесь, несомненно, сказалось изменение географической широты.
Утром тридцатого июля мы стали на якорь у мыса Медвежьего, что находится недалеко от устья Колымы, с целью пополнить запасы воды. Она оказалась здесь не вполне пресной, но для питания котлов годилась.
У устья Колымы мы закончили первый этап Северного морского пути. Встреченное «Литке» на этом участке состояние льдов следует признать сравнительно
[86]
благоприятным и безусловно более легким, чем в предшествовавшие два года (1932 и 1933). Уже вскоре после «Литке» к устью Колымы подошел пароход «Сучан» (4 августа), которого, как и нас, задержали льды около мыса Шмидта. Во второй половине навигационного сезона ледовые условия между Беринговым проливом и устьем Колымы еще улучшились, и в это время года возвращавшиеся из Колымы во Владивосток суда шли всюду чистой водой. Таким образом данный для этого участка Северного морского пути благоприятный ледовый прогноз оправдался.
[87]
Владивосток - Мурманск на Литке. Экспедиция 1934 г. В. Ю.pdf