.
ЛЕДОВЫЙ ПЕРЕХОДНа северо-запад от м. Челюскина, за проливом Вилькицкого, лежит один из крупнейших архипелагов Советской Арктики — Северная земля. Береговые контуры островов Северной земли очень извилисты. В глубь островов вдается множество заливов и фиордов, а в море выступают мысы. Все острова Северной земли представляют собой гористую местность, покрытую в большинстве мощными ледниками. Североземельское побережье является родиной айсбергов, встречающихся в северо-восточной и южных частях Карского моря и в море Лаптевых. Наиболее изобилует айсбергами пролив Шокальского. Наблюдения, проведенные в нашу зимовку, показали, что основным поставщиком айсбергов является фиорд Марти и все побережье от него на север.
Весь этот громадный архипелаг советскими полярниками начал осваиваться с 1930 г., когда там впервые был водружен красный флаг, закрепляющий за Советским Союзом эту громадную территорию.
Первый коллектив полярников, работавший в районе Северной земли, состоял из четырех человек. Этот коллектив под руководством Г. А. Ушакова проделал там большую работу. За два года они сделали по Северной земле пять крупных маршрутов, во время которых значительно уточнили береговую черту архипелага, произвели ряд астрономических определений и выяснили геологическое строение островов.
С 1932 до 1935 г. в изучении Северной земли образовался перерыв. Неоднократные попытки кораблей пробиться к берегам Северной земли, чтобы построить там на м. Оловянном (пролив Шокальского) новую полярную станцию, были безуспешны. Тяжелая ледовая обстановка всегда являлась непреодолимым препятствием для моряков. Только в 1935 г. ледокольному пароходу «Сибиряков» удалось войти в пролив, и полярная станция была, наконец, построена. На ней осталось четыре человека с тов. Кренкелем во главе. Этой смене на м. Оловянном пришлось поработать очень много.
Четверка тов. Кренкеля умело сочетала хозяйственную работу по организации станции с обслуживанием связью и гидрометеорологическими сводками воздушной и морской навигаций.
В 1937 г. в проливе Шокальского были исключительно тяжелые ледовые условия, и ни один пароход не смог подойти к м. Оловянному. Тов. Кренкель и механик Мехрендин в это время находились на о. Домашнем, куда вылетели на самолете для восстановления находящейся там полярной станции. У оставшихся на м. Оловянном радиста Голубева и метеоролога Кремера продукты питания были на исходе. Их пришлось снимать с м. Оловянного с помощью самолета.
Полярная станция на м. Оловянном после этого была законсервирована.
Однако интересы морской навигации и полярной авиации требовали восстановления станции. В марте 1939 г. начальник Управления полярными станциями тов. Кренкель предложил начальнику станции м. Челюскина тов. Степанову восстановить полярную станцию на м. Оловянном.
Полярники м. Челюскина горячо откликнулись на предложение тов. Кренкеля; каждый хотел взять на себя выполнение этой ответственной задачи.
Для отправки на м. Оловянный были назначены три человека: радист А. С. Угольнов, механик А. С. Усачев и автор этих строк, на которого возлагались обязанности старшего по группе и старшего гидрометеоролога.
Предстоявший нам серьезный и ответственный переход требовал очень тщательной подготовки. Нужно было обдумать каждую деталь этого перехода, предусмотреть каждую мелочь, чтобы устранить все то, что могло бы затруднить нам выполнение нашей задачи.
Должен признаться, что при всем стремлении предусмотреть все до последней мелочи мы все же допустили большие и малые ошибки.
Первым этапом нашего похода был переход от мыса Челюскина до островов Гейберга на вездеходе. Не успели мы отойти от станции и 20 километров, как наш вездеход вышел из строя. При осмотре оказалось, что сломался промежуточный вал. Дальнейшее продвижение было невозможно. Чтобы отремонтировать вездеход, пришлось возвращаться на упряжке собак на станцию за запасной частью. На это ушло около полусуток.
Очевидно, механик-водитель вездехода недостаточно внимательно осмотрел свою машину перед походом. Наше счастье, что вездеход сломался вблизи от станции. Было бы хуже, если бы это случилось где-нибудь в районе островов Гейберга.
Вторая серьезная ошибка заключалась в том, что мы неправильно рассчитали корм для собак. Корма нехватало, и последние двое суток пути мы собак не кормили совсем. Нужно было бы сделать так, чтобы на разбросанных заранее базах с избытком оставалось корма на обратный путь; рассчитывать на то, что мы можем в дороге пополнить запасы медвежьим мясом, конечно, не следовало.
И вот еще один из мелких недосмотров. Когда мы, разбив палатку на о. Большевик, принялись за еду, обнаружилось, что на пять человек у нас имеются только две столовые ложки. Уставшие и продрогшие люди хотели горячей пищи, а получилось так, что некоторым пришлось ждать. Я ясно читал на лицах ожидающих недовольство, направленное против меня, как старшего по группе.
Я упоминаю здесь о наших ошибках с той целью, чтобы лишний раз указать товарищам, которым придется проделывать подобные маршруты, на необходимость самой тщательной подготовки к ним. Нужно всесторонне обдумать организацию дела, учесть все мелочи и тщательно все проверить перед отправлением, чтобы быть уверенным, что в пути тебя не ждет какая-нибудь непредвиденная неприятность.
Мы наметили такой маршрут: м. Челюскин — острова Гейберга — М. Неупокоева, далее вдоль побережья о. Большевик до фиорда Тельмана, от фиорда Тельмана через пролив на м. Оловянный. Можно было пройти более коротким путем — с м. Челюскина по направлению к горе Герасимова. Но от этого маршрута мы отказались, так как из-за сильной тороси- стости льда продвижение в этом направлении на нартах было невозможно.
Но намеченный нами маршрут мы тоже не выдержали. В проливе Вилькицкого нам пришлось сильно отклониться на восток, чтобы обойти наиболее всторошенные районы, и поэтому мы вышли не на м. Неупокоева, а примерно к м. Никитина и пересекли юго-западную часть о. Большевик.
В поход мы взяли с собой три упряжки собак, причем нарты были сильно перегружены. Учитывая изношенность оборудования и возможную порчу его за время консервации, мы везли с собой часть оборудования как гарантийный запас. Так, наш механик захватил с собой некоторые части двигателя «Л-3», радист вез анодные батареи и передатчик типа Михайлова, смонтированный на м. Челюскина специально для работ на м. Оловянном. Я взял различного рода термометры и разные метеорологические бланки. Еще в навигацию 1938 г. начальник нашей -станции достал с ледокола «И. Сталин» концентраты для питания. Концентраты, запакованные в специальные цинковые банки, очень удобны для перевозок. Этими концентратами мы и питались в пути. Каждая банка рассчитали на 16 человеко-дней. В банках содержались хорошо изготовленные концентрированные продукты: черные сухари, белые сухари, сахар-рафинад, чай, кофе, какао, шоколад, сгущенное молоко, яичный порошок, колбаса копченая, корейка, ветчина, сливочное масло, горох, рис, перловая и гречневая крупа, клюквенный кисель, гуляш, картофельные котлеты, мясные котлеты, соль, лимонная кислота, щи кислые, щи свежие, фрукты и т. д.
Следует отметить, что концентраты были удачно подобраны и прекрасно приготовлены. Без сомнения, они и в дальнейшем найдут одобрение у полярников и главным образом у маршрутников.
Помимо концентратов наш повар Хавский изготовил в дорогу белые сдобные сухари. Сухари оказались очень питательными я удобными для перевозки. Мы их завезли по всем базам.
Наша одежда состояла из оленьих малиц, маличных рубашек, меховых брюк и меховых рубашек. На ноги были надеты меховые чулки, сапоги из собачьего меха и оленьи Тобоки с подошвами из медвежьих шкур, на головы — шапки- ушанки.
Каждый участник перехода имел специальный мешок, сшитый из собачьих шкур и обшитый сверху тканью. Кроме того мы взяли в запас три пары сапог из собачьего меха, которые были позднее брошены в дороге как лишний груз.
Дорожная палатка была изготовлена из легкой ткани и не имела полога, поэтому тепло в ней держалось очень плохо. Об этом мы знали еще на м. Челюскина, но ничего другого, более солидного взять не могли, так как боялись перегрузить нарты.
Чай и пищу мы готовили на примусе.
Задолго до отъезда все снаряжение и экспедиционное оборудование находилось в полной готовности. Последние дни перед отъездом я почти не выходил из метеорологической лаборатории.
Мои учители-метеорологи И. И. Ермоленко и М. Т. Ворожцова давали задание за заданием. В эти дни они были особенно придирчивы, так как знали, что на м. Оловянном мне придется работать самостоятельно и обращаться, за помощью будет не к кому.
Начальник станции тов. Степанов почти все время про- водил с нами. Он весьма заботливо расспрашивал нас о нашем настроении, довольны ли мы снаряжением. Призывал нас к дружной работе, предостерегал от различных недомол- вок. Я и сейчас вспоминаю дружеские советы тов. Степанова с глубокой благодарностью.
Выход откладывался со дня на день. На м. Челюскина стояли тридцатиградусные морозы, свирепствовала пурга.
26 апреля температура воздуха резко поднялась, ветер почти прекратился, видимость достигала 30 километров. Наш выход был назначен на следующий день, т. е. на 27 апреля. В этот день я нес последнюю метеорологическую вахту. Мои спутники тт. Угольнов и Усачев в последний раз проверяли свою аппаратуру, которую мы везли как гарантийную.
Утро 27 апреля было тихое. Небо было совершенно чистое, яркие лучи солнца заливали белоснежную гладь тундры. Вездеход, заправленный механиком Колобаевым с раннего утра, стоял у нашего дома, работая на малых оборотах. Наступила минута отхода. К вездеходу собралась вся зимовка. Защелкали фотоаппараты станционных репортеров. Близкие друзья пришли к вездеходу с подарками; я получил общую тетрадь и записную книжку. Последние рукопожатия, и наш вездеход тронулся в путь, взяв курс на острова Гейберга, где была организована первая база.
Погода в Арктике очень изменчива. При выходе нас нежно ласкало солнце, а у м. Вега встретил туман, затем сильный поземок. Видимость быстро упала, доходя местами до трех километров. Нам не повезло: на пути от м. Челюскина до островов Гейберга два раза ломался вездеход. Ремонтировать пришлось на морозе, при сильной поземке.
После утомительного пути мы достигли, наконец, островов Гейберга. Отсюда должен был начаться наш пеший переход через тяжелые льды пролива Вилькицкого. На островах Гейберга нас поджидали каюры — тт. Журавлев и Жданов, которые вышли несколько (раньше, чтобы подготовить базы и произвести разведку пути по намеченному нами маршруту.
Журавлева и Жданова мы застали спящими после тяжелой дороги. Они рассказали нам, что благополучно достигли о. Большевик и завезли туда собачий корм. Каюры предупредили, что лед в проливе Вилькицкого очень всторошен.
Путь увеличивался, надо было итти переменными курсами.
Отдохнув сутки на островах Гейберга, наш отряд двинулся в дальнейший путь, преодолевая громадные торосы пролива. Дорога оказалась действительно очень тяжелой. Собаки с трудом переползали через торосы. Нарты застревали, и нам на руках приходилось вытаскивать их и помогать собакам. Мы сами часто падали, скатываясь к подножью торосов.
К вечеру погода ухудшилась, усилился ветер, поднялась сильная метель. Собаки выбились из сил, начали часто останавливаться. Почувствовали сильную усталость и мы, но решили продолжать путь: до берега оставалось километров пятнадцать. С каждым километром торосы становились все чаще. Километров за восемь до берега мы вошли в полосу трудно проходимых торосов, достигающих ляти-восьми метров в высоту. Эта гряда нагромождений тянулась вдоль всего видимого побережья и еще более увеличивалась в сторону к м. Неупокоева.
Подбодряя друг друга, мы настойчиво продвигались вперед. Упряжка собак, которой управлял я, была значительно слабее по составу, и я сильно отстал от каюров. Наконец, преодолев ледовые преграды, мы благополучно выбрались на берег о. Большевик.
В обрывистом ручье, у подошвы ледникового массива быстро разбили палатку для ночлега. Накормили собак, поели сами горячей пищи и быстро заснули под дикое завывание ветра, во-всю разгулявшегося по безмолвным просторам североземельских берегов.
Проснулись рано утром. Ветер крепчал. Температура воздуха быстро падала вниз. Из-за горы Герасимова надвигались низкие облака, неся с собой плохую погоду.
Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, мы решили продолжать свой путь через плоскогорье о. Большевик по направлению к проливу Шокальского. Остров Большевик негостеприимно встретил непрошеных гостей. Ледник был охвачен шквалистым ветром, поднимавшим в воздух тучи снега. Видимость упала до трехсот метров. Ориентироваться в пути приходилось исключительно по компасу.
Мы все продрогли до костей, но итти пешком было невозможно. Надетые на нас малицы при сильном ветре представляли собой неплохой парус. Наши Тобоки, обшитые медвежьей шкурой, скользили по твердому снегу почти с легкостью коньков. Как только кто-нибудь из нас пытался отделиться от нарты, его сразу относило вниз по плоскогорью на порядочное расстояние от нарт.
Собаки при таком сильном ветре совершенно отказывались итти. Приходилось зачастую «выезжать» на хорее. Резкий ветер забрасывал нас колючим снегом: снег забивался во вce отверстия верхней одежды, наши лица от выдыхаемых паров покрывались коркой льда. Продвижение вперед с каждой минутой становилось все тяжелее.
Устроили совещание — что же делать дальше? Возвращаться обратно, на старую базу, было бессмысленно: прошли уже половину пути; разбить палатку невозможно: ветер сейчас же вырвал бы ее из рук или сорвал бы с земли. Оставалось одно — продвигаться вперед в надежде на улучшение погоды.
И наш маленький караван двинулся вперед навстречу непогоде. Через некоторое время погода действительно стала улучшаться. Наконец вдали, на горизонте, мы заметили большие ледяные нагромождения, — то был долгожданный пролив Шокальского.
Несмотря на плохую видимость, мы не сбились с курса. Мы приближались ко второму проливу, который нам предстояло пересечь в ближайшее же время. Спустившись с суши на лед, мы быстро устремились в пролив, ища во льдах места, где можно было бы укрыться. Мелкие прибрежные торосы не могли закрыть от ветра нашу палатку и собак. Мы решили приютиться за видневшимся вдали айсбергом. Собаки предчувствовали отдых и дружно понесли нарты к ледяному великану. Выбранный нами айсберг устраивал нас во всех отношениях: он прекрасно укрывал от ветра и мог быть неиссякаемым источником пресной воды. Измученные собаки удобно разместились в лабиринтах тороса.
Быстро разбили палатку, приготовили пищу, поели и разместились в спальных мешках. Через несколько минут в палатке воцарилась полная тишина. Усталые путники спали крепким сном. То был канун Первого мая.
На следующее утро мы проснулись от сильного гула стенок палатки. Палатка стонала и гудела под яростным натиском ветра. Бушевала пурга.
Пурга была настолько сильная, что нам не было видно даже нашего благодетеля-айсберга. Через отверстия палатки внутрь намело массу снега. О продолжении пути нечего было и думать. А по плану мы должны были достичь м. Оловянного к Первому мая и преподнести нашей родине подарок — новую действующую полярную станцию.
Пришлось отмечать праздник в палатке под дикое завывание ветра. Пурга не испортила нам настроения в этот день, который торжественно и радостно встречает вся страна. Мы отсалютовали празднику Первого мая винтовочными выстрелами. Изготовили большой праздничный обед. За обедом вспоминали свои семьи, друзей с материка, зимовку на м. Челюскина, Москву, Ленинград, первомайское солнце. Обед закончился «большим концертом». Хором были исполнены любимые песни: «Москва майская», «Ермак» и другие.
Вскоре пурга начала утихать. Не дожидаясь лучшей погоды (надежды на нее все равно было мало), мы быстро сняли палатку, упаковали нарты, и ваш маленький отряд двинулся вдоль восточных берегов пролива Шокальского. Это был последний этап нашего трудного перехода.
Непогода подстерегала нас на каждом шагу. Едва мы удалились на тридцать километров от стоянки, снова подул яростный ветер. Видимость упала до ста метров. Пользоваться компасам мы не могли, так как не знали своего местоположения. Поэтому мы старались держаться на расстоянии видимости от берега.
Все чаще приходилось делать мелкие стоянки. Окончательно выбившиеся из сил собаки продвигались мелким шагом, дрожа от холода. Мы потеряли всякую ориентировку и не могли узнать, где мы находимся.
Решили выждать лучшей погоды. Разбили палатку. Собак отогнали дальше в пролив и разместили среди торосов, чтобы защитить их от резкого ветра. Приготовить что-нибудь горячее на обед не удалось: от предыдущей стоянки у нас осталась одна бутылка керосина, которого хватило только на то, чтобы натопить из снега холодной воды для питья. Собак не кормили уже двое суток, — последний корм был также израсходован на предыдущей стоянке. Палатку согреть было нечем, и мы сидели продрогшие, грызя холодные сухари и замороженную ветчину. Часов через пять пурга стихла, видимость также несколько улучшилась. Но противоположного берега не было видно. Решили продвигаться вслепую вперед вдоль берегов о. Большевик с небольшим отклонением к западу.
Наконец заметили долгожданный берег. Ликованию не было конца. Поднявшись на ледник, мы обнаружили, что продвинулись слишком далеко на север, выйдя к фиорду Марти. Из-за плохой погоды и видимости мы прошли около тридцати километров лишних.
Дали собакам немного отдохнуть, угостили каждую из них кусочком сахара, а затем направились в противоположную сторону вдоль берега о. Октябрьской революции. Собаки наши были настолько измучены, что даже падали в упряжке. Некоторых из них пришлось совершенно освободить от нарт, а одну даже везти на нарте. Весь груз был сброшен с нарт у фиорда Марти; позднее мы нашли этот груз и привезли на станцию.
Медленно продвигались мы, напрягая последние усилия. Вдруг Усачев и Угольнов, которые шли впереди, поднявшись на высокий торос, замахали руками и что-то закричали, показывая нам в определенном направлении. Мы поняли, что они увидели станцию. Сразу все повеселели, почувствовав новый прилив сил. Уставшие собаки, почуяв постройки, стали продвигаться быстрей.
Примерно через час мы стояли перед маленьким домиком. Вот, наконец, та цель, к которой мы стремились.
Вечером 4 мая на станции заработали все научные приборы и механическое отделение. Несколько позже была установлена радиосвязь с мысом Челюскина, Усть-Таймырой и о. Русским.
Новая полярная станция вступила в строй действующих полярных станций Главсевморпути.
Наш переход от мыса Челюскина до мыса Оловянного через два пролива и о. Большевик был успешно завершен. Этот переход надолго останется в моей памяти. Все совершенные мною ранее маршруты стали казаться мне очень легкими. Но зато многому научил нас этот трудный переход: он научил нас сохранять спокойствие при самых тяжелых обстоятельствах и быть настойчивыми в достижении намеченной цели.
НА МЫСЕ ОЛОВЯННОМПолярная станция на м. Оловянном (пролив Шокальского) расположена на одной из важных участков Великой северной водной магистрали. Пролив Шокальского служит запасным проходом для судов, совершающих ежегодные многочисленные рейсы из Карского моря в море Лаптевых и обратно. Большое значение имеет эта станция и для обслуживания воздушной навигации.
Мыс Оловянный находится почти на 79-й параллели. В этой широте Арктики полярных станций немного, поэтому получаемые здесь ледовые и синоптические сводки приобретают исключительную ценность. Наблюдения этого года доказали важное значение этой станции.
Для изучения гидрологического и ледового режима пролива полярная станция расположена очень удобно: м. Оловянный является как бы стыком двух морей: Карского и Лаптевых.
До последнего времени в проливе Шокальского систематических гидрологических наблюдений не проводилось. Только в 1936 г. гидрологами Б. И. Даниловым и Ю. М. Борта- шевич были произведены экспедиционные сезонные зимние работы.
В настоящее время, на гидрологию пролива обращено серьезное внимание. В штате полярной станции имеется два гидролога, которые произведут ряд разрезов поперек пролива. Эти разрезы дадут возможность судить об обмене вод между Карским морем и морем Лаптевых, выяснить мощность слоя распресненных вод, обнаруженных там гидрологом Даниловым, а главное — будут исследованы на различных горизонтах морские течения, что особенно интересует кораблеводителей.
Большим недостатком полярной станции м. Оловянного является то, что наблюдения над ветрами там не совсем точны в смысле синоптическом. Высокие берега и ледники, вне всякого сомнения, искажают истинное направление ветров.
Как уже было сказано выше, район Северной земли и пролив Вилькицкого особенно трудны в ледовом отношении. Чтобы лучше изучить ледовые режимы этого района, Главсевморпуть организует в нем выносные сезонные станции, которые должны будут обслужить навигацию и арктические перелеты. Материалы, полученные этими станциями, дадут возможность установить климатические особенности района.
Не отдыхая ни минуты после тяжелого перехода, мы сразу же горячо взялись за налаживание станционного хозяйства. К началу навигации мы должны были быть во всеоружии.
В первую очередь все принялись приводить в порядок антенное хозяйство. В этом деле помогли нам еще не уехавшие в обратный путь каюры. За время консервации станции сильными ветрами и повидимому гололедом оборвало одну антенну. На складе станции оказался запасной антенный трос, и нам легко удалось ликвидировать этот дефект. Значительно хуже обстояло дело с радиооборудованием. Попытки завязать немедленно связь с ближайшими станциями не увенчались успехом.
По неопытности радистом была допущена большая ошибка. Не дав в достаточной мере просохнуть аппаратуре, он пустил ее в эксплоатацию, в результате чего пробило конденсаторы и трансформатор. С большим трудом удалось ликвидировать это происшествие. Простоявшая длительное время в консервации радиоаппаратура совершенно отказывалась работать. Многие детали приемника и передатчика пришлось заменить другими, извлеченными из старого, уже не работающего радиооборудования, а часть мелких деталей готовить самим. Только благодаря упорству радиста Угольнова удалось наладить связь с м. Челюскина, Усть-Таймырой и о. Русским. Основной обмен корреспонденцией проходил через Усть-Тай- мыру. В этом деле нам много помогали старший по зимовке Комаров и радист Владимиров. Большую помощь оказывали радисты м. Челюскина Ворожцов и Листов.
Силовое хозяйство было также сильно изношено. Имевшиеся на станции двигатели «Л-3» и динамомашины требовали капитального ремонта. Механик станции Усачев их отремонтировал и пустил в эксплоатацию. Однако динамо- машина скоро совершенно отказалась работать, и передатчики пришлось переключить на динамо с ручным приводом. Это создало большое неудобство, так как при передаче были заняты два человека, т. е. радист и кто-нибудь второй, крутивший ручку динамо.
Батареи Ж-33 были в хорошем состоянии. Несмотря на то, что из них не был вылит электролит, они прекрасно сохранились и хорошо держали напряжение.
Основательно пришлось отремонтировать метеорологическое оборудование. Много заботы доставили мне самописцы, которые от сырости начали ржаветь. Пришлось их все разбирать и тщательно прочищать. Этот кропотливый труд себя оправдал: все самописцы — термограф, барограф и гигрограф — были поставлены на свои места и до конца зимовки служили без перебоя. Новой смене все самописцы были переданы в полной исправности.
Хуже обстояло дело с лентами для самописцев. От старой смены нам осталось для гигрографа всего двадцать лент, а нам требовалось примерно 350. Мы готовили ленты из миллиметровой бумаги, но позднее нехватило и миллиметровки. Пришлось довольствоваться самой обыкновенной писчей бумагой. По заключению приемной комиссии Арктического института, все доставленные нами ленты можно обработать, хотя это и потребует большого труда.
Метеорологическую площадку мы нашли в удовлетворительном состоянии; правда, сорвало доску с флюгера, повидимому, сильным шквалистым ветром. Поставили имевшуюся в запасе новую доску облегченного типа.
Позднее, когда растаял снег, мы нашли старую тяжелую доску и поставили ее вместо облегченной. С наступлением теплой погоды мы отремонтировали Ниферову защиту дождемера и выкрасили психрометрические будки.
Большим недостатком метеоплощадки является то, что нет специальной будки для смены лент самописцев. Очень часто мне приходилось носить самописцы при сильном ветре и пурге в склад и там сменять ленты.
На нашей станции, к сожалению, не было гидрологического оборудования, поэтому мы не могли проводить глубоководных гидрологических наблюдений, а также инструментальных наблюдений за дрейфом льда. А эти наблюдения являются чрезвычайно важными для навигации, и нас очень волновало, что мы на могли их выполнить.
За короткий срок пребывания на м. Оловянном мы провели довольно большую работу по обслуживанию морской и воздушной навигации. Помимо 440 синоптических сводок, станция передала 135 специальных метеосводок по требованию самолетов и флагмана арктического флота ледокола «И. Сталин».
Ежедневно мы передавали сведения в службу погоды острова Диксона. Кроме того, было передано 27 специальных ледовых сводок по требованию ледокольного парохода «Сибиряков».
Немного о нашем быте на м. Оловянном. Плохо обстояло у нас дело с питанием. Большинство продуктов, оставшихся на станции от старой смены, оказалось непригодным дня употребления. Несколько улучшилось наше питание с прилетом птиц. Чайки и чистики внесли разнообразие в ваш стол.
Больших трудов нам стоило наладить хлебопечение. Прежде всего надо было приготовить дрожжи. Механик Усачев когда-то в детстве работал мальчиком в булочной. Однако опыт он имел довольно скудный, и много труда вложил он в это дело, пока получил более или менее нормальный хлеб. В большом ходу были у нас оладьи; они хороши тем, что просто изготовляются, и мы все быстро освоили этот процесс кулинарии.
Свободного времени у нас было, признаться, очень мало. Частые требования внеочередных ледовых сводок и авиапогоды не позволяли установить нормальный распорядок дня. На больших станциях работники, обслуживающие полеты и корабли, имеют возможность нести внеплановые вахты по очереди. У нас этого, конечно, не могло быть.
Иногда мы не спали по целым суткам, неся непрерывную вахту по обслуживанию полетов, давая ежечасные сводки о состоянии погоды в нашем районе.
Тем не менее мы находили время и для отдыха. Любимым нашим отдыхом были прогулки по ледяному плато и в горы. Находили мы время и для чтения и для учебы. В нашей библиотеке можно было найти и художественную и политическую литературу. Механик Усачев занимался арифметикой и русским языком. Я и Угольнов ему помогали.
Большим событием в нашей жизни была телеграмма, полученная от руководства Главсевморпути. Вот ее текст:
«Оловянный Золотову, Угольнову, Усачеву.
Дорогие товарищи! Горячо поздравляем вас с расконсервированием полярной станции.
Открытие станции, расположенной в важном участке Северного морского пути, является ценным вкладом в наше большое дело.
Руководство наградило вас значком «Почетному полярнику». Желаем успеха по подготовке станции к навигации.
Ширшов, Белахов, Кренкель».Эта телеграмма как бы влила в нас новые силы. Мы дали торжественное обещание и в дальнейшем делать все от нас зависящее, чтобы оправдать такое высокое доверие.