Остров Колосовых

[fisch1]

Остров Колосовых — остров в Карском море, в шхерах Минина.
Имеет неправильную форму с сильно изрезанной береговой линией. Состоит из двух низменных частей, соединённых узким перешейком.
Крупнейшее озеро — Жульетты Жан. Отделён от полуострова Таймыр проливом Ленинградцев шириной менее 2 км.

[fisch1]

Масленников Б.Морская карта рассказывает. М. Воениздат 1973

[fisch1]

КОЛОСОВЫХ — остров, мыс и зимовье на севере шхер Минина. В 1930 г. шхуна «Белуха» высадила сюда трех промысловиков, братьев Колосовых: Кирилла Григорьевича (1906-1956), Федора Григорьевича (1908-1951) и Александра Григорьевича (род. в 1917), а также жену старшего брата Евдокию Михайловну (род. в 1906) с сыном Евгением (род. в 1929), которые прожили здесь год, обнаружив, что находятся на острове. В 1934 г. остров был назван топографами по их фамилии. В 1957 г. западный мыс острова, на котором обнаружился каменный знак с надписью «Работали братья Колосовы из Шенкурска», диксонские гидрографы назвали мысом Колосовых.

ЖЮЛЬЕТТЫ ЖАН — озеро на о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий в память судового врача бота «Геркулес» француженки Жюльетты Жан (1886-1913?), которая погибла в Карском море вместе со всей экспедицией В. А. Русанова (ее жениха) (Троицкий, 1958, стр. 2).
ИНЕЙ — пролив между о-вами Колосовых и Нерпичий. Назвал в 1934 г. В. И. Воробьев по названию гидрографического судна «Иней» (с 1932 г. — «Циркуль»), которое в 1934 г. впервые прошло этим проливом (сообщил В. И. Воробьев).
КИЛЬВАТЕРНЫЕ — островки у о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий за сходство островков с идущими в кильватер судами.
КИЛЬВАТЕРНЫЕ — островки у о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий за сходство островков с идущими в кильватер судами.
КОРОВИЙ НОС — северный мыс о. Колосовых. Назвали гидрографы Зап.-Сиб. ГУ в 1935 г. на сходство конфигурации мыса с головой коровы.

ЛЕНИНГРАДЦЕВ — пролив между о. Колосовых и материком. В 1934-1962 гг. назывался проливом Сталинца по гидрографическому судну «Сталинец», которое впервые прошло этим проливом в 1934 г. В 1962 г. переименован Диксонским райисполкомом в память подвига ленинградцев в Великую Отечественную войну, а также потому, что большинство гидрографов, исследовавших пролив, были ленинградцами.
ЛОСЕВА — мыс на о. Колосовых. Назван в 1906 г. при составлении карт по работам Русской Полярной экспедиции 1900-1901 гг. по фамилии их редактора, гидрографа Алексея Николаевича Лосева (род. в 1874).
ЛЫЖНАЯ — бухточка на о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий по находке в ней сделанных из лыж нарт.

МЫШЕЛОВКА — бухточка на о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий, когда катер гидрографов был блокирован в бухточке льдами.
НЕОЖИДАННАЯ — скала у о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий, неожиданно обнаруживший не показанную на карте скалу.
ОЖИДАНИЯ — мыс на о. Колосовых. Назвали в 1934 г. топографы Зап.-Сиб. ГУ, ожидавшие здесь судно по окончании то посъемки (сообщил В. И. Воробьев).
ОПОЗНАК — скала у о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий при опознании скалы по аэрофотоснимку.
ПОЛДЕНЬ — мыс в проливе Ленинградцев. В 1950 г. гидрографы партии Ю. П. Чернокальцева поставили здесь триангуляционный знак Полдень, названный по времени установки. В 1954 г. В. Я. Лескинен отнес это название к ближайшему мысу.
РУСАНОВА — мыс на о. Колосовых. Назвал в 1957 г. В. А. Троицкий в память выдающегося арктического исследователя, геолога Владимира Александровича Русанова (1875-1913?). В 1912 г. Русанов пытался пройти по Северному морскому пути на боте «Геркулес», но вся его экспедиция погибла в 1913 г. или в 1914 г. где-то в Карском море (Троицкий, 1958, стр. 2).
САМОЛЕТНЫЙ — мыс на о. Колосовых. Назвал в 1954 г. В. Я. Лескинен по обнаруженным здесь останкам самолета «Н-124», который в 1936 г. совершил здесь вынужденную посадку из-за поломки мотора. Улетая отсюда на другом самолете, летчики вытащили «Н-124» на мыс.

СБОРНЫЙ — мыс и полуостров в проливе Ленинградцев. В 1935 г. мыс был назначен пунктом сбора топографов, поэтому и был так назван. В 1957 г. название было распространено на весь полуостров, который заканчивается этим мысом.
ЦЫГАНЮКА — остров вблизи о. Колосовых. Назван экспедицией Зап.-Сиб. ГУ в 1933 г. по фамилии топографа Михаила Ивановича Цыганюка (род. в 1907), который впервые нанес его на карту.

Топонимика морей Советской Арктики / С. В. Попов, В. А. Троицкий ; Геогр. о-во СССР. Гидрогр. предприятие ММФ. - Ленинград 1972

[fisch1]

Игорь Запорожец
ОСТРОВ ТУМАНОВ

Все мы – открыватели неведомых стран...
Фритьоф Нансен

Почему-то до сих пор хранится в памяти первое детское представление об Арктике: белая пустынная равнина и затерянная на ней собачья упряжка. Почему именно рисовалась такая никогда невиданная картина? Наверно, оттого, что в наш поселок иногда приезжали на упряжках охотники, промышляющие на крайнем севере Камчатки, и уже сам факт этот поражал наше воображение. Охотник обычно останавливался у магазина, привязывал рослых злых псов к дереву, и, пока закупал продукты, мы с восторгом и опаской любовались этим романтическим транспортом. Однажды на наших глазах полуголодные псы сорвались с привязи, увидев пробегавшего мимо с беззаботным видом поросенка, и его не стало раньше, чем выскочивший хозяин усмирил остолом собак. И сразу все, что было связано с Севером, стало еще суровее.
Этот первый встреченный в жизни промышленник, конечно, не был для нас открывате-лем новых земель в то время созвездий великих имен исследователей Арктики. И только много позже пришло осознание того, что не всякий подвиг лежит на поверхности для всеоб-щего обозрения. А тогда подвигом был почти каждый шаг в Арктике, и каждая запись, сде-ланная вот таким промышленником в своем дневнике, могла сама привести к открытию или помогала положить на карту какой-нибудь новый штрих.

* * *
В конце июля 1926 года деревянный мотобот «Декрет» обогнул полуостров Канин и взял курс точно на Новую Землю. Его странный груз мог бы поразить человека неискушенного, который чрезвычайно удивился бы, узнав, что трюм «Декрета» до палубы забит дровами. Осталось только небольшое пространство, чтобы, согнувшись в три погибели, на дровах могла устроиться семья двадцатилетнего промышленника Кирилла Колосова. Сам он уже бывал летом и на побережье, и на островах, когда отец брал его с собой на промысел. Жена же впервые покинула тихую шенкурскую деревню Медлеши и теперь, неудобно устроившись на поленьях, мечтала только о том, чтобы поскорее ступить на твердую землю.
Мотобот сильно раскачивался на мелкой волне, и, когда через несколько дней «Декрет» ткнулся носом в унылый пустынный берег, он показался Евдокии самым желанным местом на земле. На берег быстро сгрузили продовольствие, дрова, предназначенные для долгой зи-мовки, и «Декрет» заторопился обратно. А Колосовы остались.
Зимовье, где они должны были жить и охотиться, называлось Белушье. По арктическим стандартам оно было густо населено: кроме избы Колосовых, в становище насчитывалось еще шесть домов и даже была школа, в которую съезжались дети ненцев со всей Новой Земли.
Только через три долгие зимы в Арктике Колосовы вернулись домой. В трюме судна, на котором они возвращались в Архангельск, стояли два гроба, сколоченные из плавника: на соседнем зимовье от цинги умерли два брата промышленника. Так Арктика нет-нет да и бра-ла дань за людскую непоседливость и настойчивость.
Через год после их возвращения в Медлешах заговорили, что братья Колосовы ездят по всему району и покупают собак. Когда в сарае у дома завыли двадцать пять псов, братья ре-шили, что этого количества вполне хватит для двух хороших упряжек, и заторопились в Ар-хангельск. Стоял июль, самое время отправляться на зимовку...
– Есть еще необитаемые острова, – сказал капитан «Белухи» Артур Карлович Бурке, когда Колосовы спросили, где им придется зимовать на этот раз.
Капитан Бурке сказал это в шутку, но был не далек от истины. Хотя он и слыл опытным полярным моряком, но и сам не мог бы указать точное место, где братьям Колосовым пред-стоит заниматься промыслом. В договоре было только указано: Карское море, шхеры Мини-на. А первый пункт уточнял: «Вследствие неточности карты этого района, место зимовки определено астрономически и находится при входе в залив, не обозначенный на карте».
Кто знает, может, до них на это место вообще не ступала нога человека...
В примечании к договору указывалось общее число зимующих:
«Колосов Кирилл Григорьевич 24 лет,
Колосов Федор Григорьевич 22 лет,
жена Кирилла Евдокия Михайловна 24 лет,
сын –»– Евгений 1 1/2 лет,
брат Колосов Александр 13 лет».
По договору Колосовы на новом месте должны были обследовать окрестности зимовья, чтобы определить наиболее удобное место для строительства промыслового поселка. Кроме того надо было систематически отмечать время появления морского зверя, следить за направлением хода белухи, замечать, в какие бухты она заходит, а также записывать в про-мысловом дневнике, когда появляются медведи, пушные звери, рыба и дичь. В обязанности Колосовых входило наблюдение за льдами в бухте и в море; они должны были вести еже-дневную запись погоды.
Колосовым предстояло внести свой вклад в дело пристального изучения Советской Арктики.
По пути «Белуха» зашла на Новую Землю, где в Белушьей губе Колосовы зимовали пол-тора года назад. Потом капитан сделал остановку в бухте Русская Гавань и высадил научную экспедицию. Двинулись дальше на восток. Теперь Бурке торопился: стоял конец августа, и приход зимы был близок. После Каменных островов стали чаще попадаться льдины.
«Белуха» шла точно тем же маршрутом, по которому ровно тридцать семь лет назад в августе 1893 года прошел «Фрам» Нансена, стремившегося к Северному полюсу. Вот что записал тогда в своем дневнике Нансен о местах, которые проходила теперь «Белуха»:
«На следующее утро показался самый южный из Каменных островов. Мы подошли к нему ближе – посмотреть, нет ли там каких-нибудь зверей, но ничего не нашли. Остров со всех сторон равномерно поднимается из моря, но имеет обрывистые берега... В воскресенье, 20 августа, погода стояла на редкость хорошая. Синее море, яркое солнце и легкий ветерок, все еще с северо-востока. После полудня приблизились к островам Кальмана (ныне они из-вестны как острова Плавниковые в южной части шхер Минина. – И.З.)»
А через два дня Нансен записал в дневнике: «Здесь такое множество неизвестных остро-вов, что, начни их подсчитывать, голова закружится. Утром мы прошли линию одного ска-листого острова, а ближе к берегу я увидел еще два... Когда на следующее утро я вышел на палубу, наступила зима. Все побелело от снега – и палуба, и каждое местечко на снастях, где только имелось покрытие от ветра, и весь берег. А в воздухе кружили белые хлопья. Ах, снег! Как ты освежаешь душу и гонишь все мрачное и унылое из этой хмурой страны тума-нов...»
Долгий путь еще предстоял знаменитому полярному исследователю в этом «краю тума-нов». «Фрам» с трудом выбрался из путаницы проливов, и, кто знает, может быть, стоя на капитанском мостике, Нансен видел в бинокль будущий остров Колосова...
«Белуха» осторожно пробиралась в шхерах Минина. У капитана Бурке совсем не было желания наскочить на одну из подводных скал у берегов, изрезанных фиордами. Места эти у западного побережья Таймыра до сих пор неизвестны, и не все из многочисленных островов имеют названия. «Белуха» без точной карты шла почти все время в тумане, часто подходя к берегу. Матросы выходили искать пресную воду: становище надо было установить там, где есть вода.
«Мы все до того измучились, – вспоминала жена Колосова, – что говорим: – Высаживайте нас хоть куда-нибудь, лишь бы на землю».
14 сентября 1930 года «Белуха» стала на якорь в нескольких десятках метров от неиз-вестного берега. Капитан долго изучал карту, потом махнул рукой:
– Будем считать, Кирилл, что вы первооткрыватели. Все равно точной карты этих мест нет, а мою карту на всякий случай возьми, только не очень верь ей. И знак выложите, чтобы на следующий год я вас нашел.
Матросы сбросили в воду бревна для избы, потом помогли вытащить их на берег, пере-несли все снаряжение, продукты и самого младшего Колосова, закутанного в теплое одеяло. С «Белухи» раздался прощальный сиплый гудок, и вскоре она скрылась в тумане.
Было сыро и неуютно на пустынной каменистой земле. Плотный туман, словно вата, об-волакивал людей и приглушал звуки. Вверху слышался глухой клекот невидимых птиц: ка-раваны гусей летели на юг...
Поздно вечером в палатке Кирилл Колосов, сидя у открытой дверцы железной печки, писал карандашом в своем дневнике: «Весь день с Федором и Сашей перетаскивали груз дальше от берега, поставили палатку и все огородили тесом. Получилось что-то вроде скла-да. К вечеру начал сыпаться снег, словно пролетающие гуси в тумане теряли легкий пух. Ветра нет, кругом слякоть и сырость».
Пока «Белуха» шла к зимовью, братья готовили будущую избу: подбирали бревна, стек-лили рамы. Поэтому уже через неделю после высадки на берег Колосовы перебрались в бре-венчатый дом. Для собак выстроили рядом сарай.
Первого медведя Федор убил через форточку, когда тот неожиданно пришел поглядеть на новоселов. Шкуру повесили снаружи, а мясо сложили в сенях. Ночью собаки в сарае под-няли страшный вой. Вскочивший первым, Кирилл увидел, что на запах пришел еще один гость...
Теперь рядом висели две белые шкуры.
В конце сентября земля промерзла уже вершка на два и покрылась неглубоким снегом. Не переставая дул сильный ветер с севера, поэтому Кирилл и Федор покрыли сени палаткой, чтобы не так продувало.
Братья решили, что пора, наконец, обследовать свои владения, и отправились в путь на собаках дня на два, на три. Но перед этим Кирилл забрался на крышу, установил флаг, про-тянул от него проволоку через отверстие прямо в комнату.
– Вот, Дуня, в случае опасности будешь поднимать флаг.
Утром третьего дня братья вернулись, привезли двух нерп и объявили, что они на остро-ве, хотя по карте выходило, что высадили их на материковом берегу. Остров был камени-стый, почти плоский, если не считать небольших возвышений, и озерный. Самое большое озеро находилось километрах в семи от дома. Попутно братья забрасывали в разных местах сетки, но рыбы было мало. По-видимому, не много здесь и зверя.
Кирилл достал карту, оставленную капитаном Бурке, отыскал примерно место, где они находились, жирной чертой отделил его от материка и написал: «Ост¬ров».
В шхерах Минина к многочисленным островам, среди которых некогда петлял «Фрам», выбираясь на открытую воду, прибавился еще один. Похоже было, что до Колосовых на эту землю действительно не ступала нога человека.
Сам штурман Федор Минин, чьим именем названы архипелаг и полуостров, был в этих местах двести лет назад. Еще на «Белухе», когда Колосовы плыли к шхерам Минина, капи-тан Бурке поведал им историю незадачливого штурмана, участника Великой Северной экс-педиции, которая началась в 1733 году и продолжалась десять лет.

...4 июня 1738 года штурман Минин отправился в море для обследования неведомого Таймырского берега. Моряки добрались до того места, откуда берег уклонялся к востоку, но дальше путь преграждала гряда «сплошных, высоких и гладких, неподвижно стоявших льдов».
Упорно дувшие северо-восточные ветры мешали продвижению, густо повалил снег, а вскоре ударили морозы. Снасти обледенели, на палубе можно было кататься на коньках. К тому же кончилась пресная вода. Морякам пришлось вернуться в устье Енисея и бросить якорь у зимовья Терехина.
Летом следующего года Минин повторил попытку обогнуть Таймыр. Выйдя слишком поздно – стоял конец августа, – он смог добраться только до устья и вернулся зимовать в Ту-руханск.
Но упорный штурман не сдавался и в конце июля 1740 года в третий раз направил все тот же бот «Обь-Почтальон» на восток. Коченея от холода, казавшегося еще злее из-за се-верного ветра, стоял Федор Минин на мостике и разглядывал очертания неизвестных бере-гов. Мельчайшие капельки тумана замерзали на стеклах бинокля, и приходилось все время протирать их. Когда туман настолько сгустился, что плыть в шхерах стало опасно, штурман приказал бросить якорь вблизи какого-то острова. Впоследствии оказалось, что это был да-леко выдающийся в море кусок материка. (Этот полуостров всего в 15–20 километрах от острова Колосовых).
Когда туман стал рассеиваться, бот, лавируя в проливах, пошел дальше на восток. Но, дойдя до мыса Стерлегова и не рискуя идти вперед, в тяжелые льды, Минин повернул обрат-но...
Он послал в Петербург донесение с картами и журналами, просил разрешить экспеди-цию на следующий год. Адмиралтейств-коллегия поручила рассмотреть этот вопрос лейте-нанту Харитону Лаптеву, и тот дал отрицательный отзыв: он сам делал подобные попытки и убедился в полной невозможности обогнуть Таймыр морем.
Минин оказался не у дел, и сразу на него посыпались доносы. Минин упорно защищал-ся, но безуспешно – он был разжалован в матросы, и на этом его работа в Великой Северной экспедиции кончилась.
...В августе 1922 года известный полярник Н. Н. Урванцев недалеко от Диксона нашел доску с хорошо сохранившейся вырезанной надписью: «1738 году августа 23 дня мимо сего мыса именуемого Енисея Северо-восточного на боту «Оби-Почтальоне» от Флота штурман Федор Минин прошел к осту в ширине 73° 14'.

* * *

Шхеры Минина – многочисленные острова и островки, заблудившиеся в паутине пролива, – я видел с борта судна, когда наш караван огибал Таймырский полуостров. Стояли первые августовские дни. На юге в это время люди ищут спасения от зноя в теплом море, а здесь нам то и дело попадались ледяные поля. Иногда они были так обширны, что капитаны судов не решались отстать от ледокола, который пробивал во льду канал. Наконец прошли скопление льдов, и капитаны заспешили на восток. Я перешел на небольшой ледокол «Челюскин».
Этот трудяга, в отличие от своего погибшего, всемирно известного однофамильца, ни-чем особым не прославился, но был знаком всем полярникам еще в те времена, когда ледо-кольный флот у нас только создавался. Потом он стал слишком слаб и стар и теперь доживал свой век в качестве портового ледокола. Командовал им известный полярный капитан Хлебников. В капитанскую рубку он входил по-домашнему – в теплой просторной куртке и тапочках и, прихлебывая круто заваренный чай, спокойно и молчаливо смотрел через стекло на море. Своим некапитанским видом он словно хотел показать, что Арктика давно стала для него настоящим домом.
– Шхеры Минина, – сказал Хлебников, заметив, что я пристально разглядываю открыв-шиеся вдали острова.
Сначала я увидел два острова, потом еще один и еще. Острова были низкими и с ледоко-ла казались совсем плоскими и ровными.
– Шхеры Минина... – повторил капитан задумчиво. – Следы многих экспедиций затеря-лись где-то здесь.
После этих слов острова стали еще более унылыми и безжизненными при ярком солнеч-ном свете. Пустынная, мертвая земля. Если бы мы проходили не так далеко от берега, я, наверно, разглядел бы через сильные стекла морского бинокля высокий гурий на большом острове – след человека на этой земле...

* * *

Дули и дули северные ветры, набивая в залив громадные льдины. Солнце уже не в силах было выкатиться даже на горизонт и откуда-то из глубины, будто из колодца, бросало в небо рассеянный свет. Наступали самые тоскливые дни, когда осень кончилась, но зимы настоящей еще нет.
– Вот что, – решил Кирилл – давайте гурий складывать, пока совсем не стемнело.
Гурий – знак, выложенный из камней в виде пирамиды, которым все полярные экспеди-ции отмечали места стоянок, – решили строить на мысе Двух медведей. Иногда Кирилл с Федором, подсмеиваясь над младшим братом, называли это место Санькиным мысом. Тот сначала злился, но потом не выдерживал и смеялся вместе с ними...
Обрывистый мыс в двухстах метрах от дома был его любимым промысловым местом. Под обрывом далеко в воды залива выдавалась песчаная коса. В хорошую погоду тринадца-тилетний Саша брал старенький «ремингтон», подарок братьев, и уходил на мыс. Тот день выдался ясный, и Кирилл с Федором с утра отправились проверить сетки и посмотреть оле-ней, а младший Колосов – на свое излюбленное место. Устроившись поудобнее, он стал по-тихоньку насвистывать в ожидании, когда любопытная нерпа высунется из воды на звук и станет его добычей. Но в ответ над самым ухом раздался рев, заставивший юного охотника побледнеть. Саша резко повернулся и увидел совсем рядом двух белых медведей, поднявших морды от недоеденной нерпичьей туши.
Он выстрелил сразу и не целясь, и оба зверя скорее от неожиданности, чем от боли, ку-барем скатились с обрыва и бросились в воду. Один тут же выскочил на льдину. На белой шкуре хорошо было видно красное пятно. Раздавался выстрел за выстрелом, но круглые пу-ли «ремингтона» не могли пробить толстую шкуру и слой жира. Медведь вертелся на льдине, ры¬чал, но не падал. Тогда Саша стал звать братьев.
Не понимая, что случилось, Евдокия подняла над крышей флаг – сигнал опасности, а по-том выскочила из дома. Кирилл с Федором не успели далеко уйти. Увидев, как Саша, чуть не плача, палит из ружья, и поняв в чем дело, братья от хохота долго ничего не могли сказать.
Медвежье мясо пригодилось: кончился корм у собак, да и самим нужна была свежая пи-ща. А мыс так и прозвали мысом Двух медведей.
...Гурий строили два дня все Колосовы. Дома оставляли только полуторагодовалого Женьку, который уже хорошо ходил, его привязывали веревкой к ножке кровати, чтобы не выбрался на улицу. Шестиметровый столб, от подножия до половины обложенный больши-ми камнями, был хорошо виден с моря. К самой вершине Кирилл прикрепил деревянный круг, на котором ножом было вырезано: «Зимовье Колосовых».
– Теперь Бурке легко будет отыскать нас на следующий год, – удовлетворенно сказал Федор.
С зимой пришли крепкие морозы и долгие метели. Иногда по целой неделе пурга не вы-пускала из избы, и, чтобы покормить собак, приходилось пробираться к сараю, держась за натянутую веревку. В ясную погоду при неверном лунном свете братья запрягали собак и объезжали капканы или ездили к закованному в лед заливу проверять сети. Зима не изобило-вала события¬ми, но Кирилл аккуратно каждый вечер доставал свой дневник, большую кон-торскую книгу, и делал записи о прошедшем дне. Это стало привычкой на долгие годы зимовок. Писал обо всем: о силе и направлении ветра, о появлении первых птиц, о количестве добытых песцов, о времени ледохода и ледостава, о виденных оленьих следах... Он заносил в дневник свои размыш¬ления, например, о том, чем лучше ловить песца, капканом или пастью. Вот некоторые характерные дневниковые записи.
«10 января. Легкий ветер с востока. Погода пасмурная. Ездили к капканам, попал один песец».
«15 января. Легкий ветер с востока 3–4 балла. Погода ясная. Мороз – 33°. Ездили с Са-шей осматривать сетки. Рыбы попало 18 штук – муксун и нельма».
«18 января. С утра сильная метель с юго-востока, даже гурий на мысе Двух медведей не разглядеть. К вечеру стихло. Ездили с Федором по капканам – попало три песца и от четвер-того осталась одна голова, остальное съели песцы».
«24 января. Сегодня Федор пристрелил Эльзу. Она, наверно, взбесилась – сегодня набро-силась на собак, да и раньше вела себя нервно. С этими псами со странными женскими кличками всегда так: то они упряжку утянут под лед, то их унесет на льдине в море».
«31 января. Тихо. Погода ясная. День сегодня светлый, и можно разглядеть вершину го-ры Минина на материковом берегу. Скоро должно показаться солнце. Жонка весь день жа-ловалась, что болят руки. Не должно быть, чтоб оцинжила...»
Среди всех прочих опасностей, угрожавших зимовщикам в те времена, одной из самых страшных была цинга. Колосовы хорошо помнили, как во время зимовки в Белушьей губе двух красавцев – братьев Романовых погубила цинга. Особенно страшна она в темную пору. Один из способов спастись от нее – движение. Поэтому на зиму Федор с Кириллом вкопали рядом с домом в землю столб и к его вершине прикрепили четыре веревки с петлями. Полу-чились гигантские шаги. Каждый день, если не было метели, около дома раздавались крики и смех. Эти «гиганты» нравились и собакам, которые с веселым лаем гонялись вокруг столба за скачущими людьми.

* * *
Странно было видеть среди красивых пяти- и девятиэтажных домов Кузнечихи две-три покосившиеся деревянные избы. К двери одной из них была прислонена палка – знак, что хозяев нет дома, привычка, сохранившаяся, видно, с давних времен зимовок, где никому не приходило в голову запирать двери. В следующий свой приход я познакомился с хозяйкой – Евдокией Михайловной Колосовой. В маленькой низкой комнатке мы рассматривали альбо-мы с фотографиями, и Евдокия Михайловна, по-северному растягивая слова, давала поясне-ния к снимкам. Вот молодой Кирилл Колосов, светловолосый, коренастый, снят в санатории, где отдыхал после одной из зимовок. Ворот рубахи расстегнут на загорелой шее. Вот все братья рядом с собачьей упряжкой. «Это на Диксоне снимали». А вот Кирилл один сидит на нартах. Одет в малицу, капюшон откинул, улыбается. Тоже на Диксоне, куда он прибыл из шхер Минина, пройдя вдоль побережья около четырехсот километров. Это было в марте 1933 года.
В одной из тетрадей дневника Колосова есть скупая запись об этой поездке, чуть не сто-ившей жизни ему и его товарищам.

Колосов собрался на Диксон, чтобы пополнить запасы провизии. Охота на песца уже за-кончилась, а олени еще не подошли к побережью. Стоял конец марта, ког¬да ясные и солнеч-ные дни внезапно сменялись весенней пургой. Восемь собак с веселым лаем резво рванулись от дома. К полудню солнце сделало снег мягким и рыхлым, собаки уже не лаяли, а только хрипло рычали в упряжке. Кирилл съехал на лед залива. Сначала он рассчитывал напрямик пересечь залив и выехать к острову Моржово. Но вскоре задул ветер, и началась метель. Колосов повернул упряжку к берегу, решив переночевать в устье Пясины, где стояла Бегичева изба.
Метель кружила вовсю, когда Кирилл с трудом открыл дверь небольшой рубленной из плавника избы, впустил сначала собак, а потом вошел сам. В нежилой избе было сыро и не-уютно, в углах и на столе лежал снег. Кирилл отыскал огрызок свечи, зажег его, и по закоп-ченной низкой комнате забегали тени. Неяркое пламя осветило прибитые к стене полки с посудой, нары; на столе валялись позеленевшие патронные гильзы, потрепанная книжка без обложки, тяжелый железный пестик, которым толкут соль...
Несколько лет назад, когда Колосов зимовал на Новой Земле, туда дошли слухи о траги-ческой смерти известного на Таймыре промышленника Никифора Бегичева.
...Высокий, по-флотски подтянутый волгарь появился на Таймыре в 1906 году. А вскоре о нем стали говорить, как о сильном и неутомимом ходоке, удачливом промышленнике и любознательном исследователе. Он купил крепких собак и в первую же зиму уехал в тундру, а когда весной вернулся в Дудинку, уложенные на его нартах мешки были плотно набиты песцовыми шкурами. Промышленники завидовали его неутомимости и удачливости в охоте. Оленеводы-кочевники звали его Улахан-Анцифер – Большой Никифор.
Непоседливый характер Бегичева гонял его по таймырской тундре из конца в конец. Однажды, греясь в чуме старого оленевода, Бегичев услышал рассказ о «шайтан-земле», лежащей далеко в море напротив Хатангского залива. Многие видели ее с высокой горы в ясную погоду, но никто не решался ее достичь.
– Плохая земля, – говорил старик, раскуривая глиняную трубку, – на ней, однако, шайта-ны волков пасут.
Эти рассказы только разожгли любознательного волгаря. К весне он с двумя спутниками пересек Таймыр, преодолел громоздившиеся в море льдины и ступил на большой голый ост-ров. Как мог, Бегичев составил карту острова, который потом стал называться его именем.
Прославившись участием в экспедиции Толля на «Заре», помощью экспедиции на «Тай-мыре» и «Вайгаче», поисками двух пропавших моряков со шхуны Амундсена «Мод», – Ни-кифор Бегичев стал человеком-легендой, известным далеко за пределами Таймыра. А в 1927 году его загадочная смерть вызвала много разговоров и догадок.
Весной Бегичев с артелью промышленников ушел в тундру. Целый год о нем никто ни-чего не знал, а следующим летом Бегичев не вернулся с артелью в Дудинку. Охотники сказа-ли, что он заболел цингой и умер на побережье океана. Но те, кто знал этого железного боцмана, не поверили в его смерть от цинги, и поползли по тундре слухи об убийстве. Подозрение пало на всю охотничью артель «Белый медведь»...

Кирилл потрогал тяжелый пестик – в одной из легенд о смерти Бегичева говорилось, что он убит вот таким железным пестиком, – задул свечу и лег на нары прямо в малице...
На следующий день Колосов пил чай в Моржово на зимовье Бабушкина. Тот собрался везти на Диксон жену, которой подходило время рожать. По пути к ним присоединился промышленник Ахметов с больной женой. Теперь ехали тремя нартами друг за другом. К полудню погода стала портиться, разыгралась пурга, и охотники сбились со следа. Теперь нарты шли совсем рядом.
Одновременно все три упряжки и свалились с обрывистого берега незамеченной реки. Убедившись, что все целы и узнав реку, на заснеженный лед которой так удачно упали, охотники скоро отыскали зимовье Васильева.
У двери стояли три готовые в дорогу упряжки, а в избе теснились гости. Нарты были докторские. Он ехал с двумя провожатыми по зимовьям. Узнав, что обе женщины нуждаются в помощи, доктор решил вместе со всеми возвращаться на Диксон. Зимовье Васильева не могло вместить всех, и пришлось, несмотря на пургу, ехать в Полынью, где стоял просторный дом.
До Полыньи было пятнадцать километров. Три часа уже ехали по льду пролива шесть упряжек. Собачий лай еле пробивался сквозь ветер и снег, на десять шагов впереди ничего не было видно. Через несколько часов путникам стало ясно, что они совсем сбились с дороги, никто не знал, в какой стороне берег. В любой момент одиннадцатибалльный ветер мог расколоть лед и унести их в море на льдине.
Колосов остановил собак, и они сразу легли на снег, спрятав заиндевелые носы в шерсть. Посовещавшись, путники решили, что встречный ветер дует с берега и двигаться надо туда. Колосов пинками поднял собак, но они отказывались идти и валились в снег. Тогда он сам пошел впереди и потянул за собой вожака. Пройдя пятьдесят метров, он остановил нарты и вернулся к товарищам. Теперь отказывался идти совсем обессилевший Бабушкин. Он лежал на снегу рядом с нартами и в ответ на уговоры только повторял: «Оставьте меня, оставьте... Идите сами, мне все равно не дойти...» Колосов затащил его на нарты и потянул собак за постромки к своей упряжке.
Надо было как можно скорее добраться до берега, но Бабушкин снова отказался идти. Колосов выругался и сказал, что берег должен быть рядом, так как на льду появились свежие трещины от приливов и отливов. Бабушкин безучастно сидел на снегу, прислонившись к нартам, на которых лежала его жена. Колосов потащил своих собак вперед. Сзади по прото-ренной дороге вел упряжку Ахметов.
Колосов шел, сильно наклонившись вперед, и шагов через пятьдесят больно ударился головой обо что-то твердое. Это был скалистый обрывистый берег. «Теперь спасены», – по-думал Колосов и вспомнил оставленного Бабушкина. Нашли его почти засыпанного снегом, притащили к берегу. Здесь опрокинули нарты для защиты от ветра и по двое легли за ними. Измученные путники уснули мгновенно.
Первым проснулся Колосов. Было темно, душно, и на всем теле лежала какая-то тяжесть. Он сообразил, что завален снегом, и с трудом выбрался наружу. С час провозился, откапывая собак и нарты. Потом услышал голос Бабушкина, тот выбрался из-под снега, но не мог найти жену. Осторожно стал Колосов длинным охотничьим ножом пробовать снег. Через полчаса откопали спящую женщину.
Промышленники оттащили нарты дальше от берега, чтобы их не замело снегом, и снова уснули. А когда проснулись через три часа, стало светлее – пурга стихла.
Вдоль берега доехали по льду до зимовки. Только распрягли собак, показались три поте-рявшиеся упряжки. Они тоже пережидали пургу под снегом.
На седьмой день после того, как покинул он Бегичеву избу, увидел Колосов мачту ра-диостанции на Диксоне. Здесь и сфотографировал его какой-то полярник сидящим в малице на нартах.

...Несколько раз бывал я в маленьком деревянном домике в Кузнечихе, слушал рассказы Евдокии Михайловны о зимовке на туманном острове Колосовых...

* * *
Весной на остров прилетели маленькие звонкие подорожники – таймырские вестники близкого лета. А в мае с залива раздались первые крики чаек над потемневшим льдом.
Однажды, высматривая нерпу с мыса Двух медведей, Саша услышал гогот. По луже, вы-ступившей надо льдом, весело гогоча, расхаживала большая птица. Это был гусь-разведчик, за которым вот-вот должны были потянуться караваны птиц на летние квартиры.
Жена Кирилла все чаще стала жаловаться на боль в ногах и руках, суставы распухли, и она ходила с трудом. Братья решили, что это не цинга, так как не заметили характерных тем-ных пятен, а скорее ревматизм. Надо было вывозить больную на Диксон.
В середине августа над островом показался само¬лет. Он покружил над заливом, выбирая свободное ото льда место, потом полетел вглубь острова и опустился на большое озеро.
А через два часа Колосовы угощали омулем веселого молодого летчика Чухновского, который производил ледовую разведку для шхуны «Белуха».
– Не сегодня-завтра, – сказал Чухновский, – «Белуха» будет здесь.
А вечером следующего дня шхуна бросила якорь посреди залива.

* * *

В третьем томе «Истории открытия и освоения Северного морского пути» я отыскал рассказ об этом рейсе «Белухи». Вот что говорилось там о Колосовых:
«Оставшиеся до конца навигации дни А.К. Бурке использовал для доставки промышленников в шхеры Минина. Там на пустынных островах, расположенных под 74°56' с. ш. 86°36' в. д , экипаж «Белухи» выстроил промысловое зимовье. В нем осталась небольшая группа охотников – семья потомственных енисейских промышленников Колосовых. Ныне эта группа островов носит название Колосовых».
Автор этих строк, доктор исторических наук М.И. Белов, сделал одну ошибку: Колосовы – уроженцы Беломорья.
Многие острова Ледовитого океана впервые приходилось осваивать таким поморам-промышленникам. На долю одних выпадало совершить открытие, на долю других – добавить к нему новый штрих, но все они так или иначе приподнимали завесу неизвестности, покрывавшую суровую страну «белого безмолвия».

За голубыми горизонтами : Морской сборник / [Ред.-сост. В.А. Беднов]. - Архангельск : Сев.-Зап. кн. изд-во, 1977

[fisch1]

67. Знак братьев Колосовых на мысе Колосовых (шхеры Минина). Каменная пирамида (5 м), наверху деревянный крест с надписью: "Работали братья Колосовы из Шенкурска, 1931 г." (По данным 1973 г. состояние удовлетворительное)
68. Изба братьев Колосовых на острове Колосовых. По данным 1973 г. требует ремонта.

"Список памятников и исторических мест Советской Арктики" 1974

55. Изба братьев Колосовых на острове Колосовых, Шхеры Минина.
56. Знак братьев Колосовых на мысе Колосовых, Шхеры Минина.
Каменная пирамида высотой 5 м, наверху металлический шар с надписью: «Работали братья Колосовых из Шенкурска, 1932 г.»

Белов М. И.По следам полярных экспедиций. Гидрометеоиздат, 1977
http://www.polarpost.ru/Library/Belov-P ... iy-00.html