Использована в качестве иллюстрации к статье "История Российской авиаразведки в Арктике в 1914-1991 годы – от восхода до заката" В.Е.Бородачева. Сайт ААНИИ:
http://www.aari.nw.ru/ann80th/avia/avia_hist.html
Н-8 (Dornier Wal)
Сообщений: 39
• Страница 1 из 3 • 1, 2, 3
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 06 Март 2008 01:12
Дорнье-Валь СССР-Н-8.
Использована в качестве иллюстрации к статье "История Российской авиаразведки в Арктике в 1914-1991 годы – от восхода до заката" В.Е.Бородачева. Сайт ААНИИ:
http://www.aari.nw.ru/ann80th/avia/avia_hist.html
Использована в качестве иллюстрации к статье "История Российской авиаразведки в Арктике в 1914-1991 годы – от восхода до заката" В.Е.Бородачева. Сайт ААНИИ:
http://www.aari.nw.ru/ann80th/avia/avia_hist.html
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Н-8 (Dornier Wal)
Александр Андреев » 06 Март 2008 04:00
Самолет был передан из авиации Черноморского флота в мае 1933. Первый пилот — С. А. Леваневский .
Еще одна фотография. Сбоку МР-5 СССР Н-7.
Еще одна фотография. Сбоку МР-5 СССР Н-7.
- Александр Андреев
- Редактор
- Сообщения: 2592
- Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
- Откуда: Санкт-Петербург
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 07 Март 2008 04:48
Григорьев А.Б. "Альбатросы". Машиностроение, 1989 http://www.navy.su/navybook/grigorev_ab/24.html
Выдающийся перелет из Хабаровска на Анадырь совершил летчик С. А. Леваневский на самолете СССР-Н-8 для оказания помощи потерпевшему аварию американскому пилоту Д. Маттерну.
Он решил совершить облет земного шара, но его машина «Век прогресса», не выдержала испытаний на последних, самых трудных участках пути.
Советское правительство направило на помощь Маттерну Леваневского, только что совершившего перелет по маршруту Севастополь—Хабаровск. Его самолет (типа «Дорнье-Валь») СССР-Н-8 впервые прошел над тундрой от бухты Нагаева в Анадырь и, таким образом, проложил новый маршрут на Чукотку. Из Анадыря Леваневский (второй пилот А. П. Чернавский) доставил американца в город Ном в США, где советскому экипажу был оказан торжественный прием. 24 сентября 1933 года Леваневский приводнил свою машину на Ангаре в Иркутске. Перед этим он провел ледовую разведку, слетал на остров Врангеля и доставил оттуда на материк группу участников первой Ленской экспедиции.
Выдающийся перелет из Хабаровска на Анадырь совершил летчик С. А. Леваневский на самолете СССР-Н-8 для оказания помощи потерпевшему аварию американскому пилоту Д. Маттерну.
Он решил совершить облет земного шара, но его машина «Век прогресса», не выдержала испытаний на последних, самых трудных участках пути.
Советское правительство направило на помощь Маттерну Леваневского, только что совершившего перелет по маршруту Севастополь—Хабаровск. Его самолет (типа «Дорнье-Валь») СССР-Н-8 впервые прошел над тундрой от бухты Нагаева в Анадырь и, таким образом, проложил новый маршрут на Чукотку. Из Анадыря Леваневский (второй пилот А. П. Чернавский) доставил американца в город Ном в США, где советскому экипажу был оказан торжественный прием. 24 сентября 1933 года Леваневский приводнил свою машину на Ангаре в Иркутске. Перед этим он провел ледовую разведку, слетал на остров Врангеля и доставил оттуда на материк группу участников первой Ленской экспедиции.
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Н-8 (Dornier Wal)
[ Леспромхоз ] » 10 Апрель 2008 20:23
Грацианский А.Н.
"Уроки севера"
"Уроки севера"
Каждый заблуждается в меру своих возможностей.
-
[ Леспромхоз ] - Редактор
- Сообщения: 10685
- Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
- Откуда: Петрозаводск
Н-8 (Dornier Wal)
RUS » 07 Май 2008 17:15
Фотография из книги
H.J. Nowarra Dornier "Wal". Motorbuch Verlag Stuttgart
с. 26
Еще фотографии из этой книги советских ВАЛ-ов. Номера самолетов не видны, но на всякий случай помещаю их тут.
с.57
с.96
H.J. Nowarra Dornier "Wal". Motorbuch Verlag Stuttgart
с. 26
Еще фотографии из этой книги советских ВАЛ-ов. Номера самолетов не видны, но на всякий случай помещаю их тут.
с.57
с.96
-
RUS - Редактор
- Сообщения: 140
- Зарегистрирован: 06 Май 2008 19:36
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 02 Июнь 2008 04:59
Машину Н-8 Леваневского планировалось использовать для ледовой разведки в одной из 13 экспедиций Главсевморпути в 1933 году, а именно - прохождении при помощи ледоколов и авиации неледокольным пароходом "Челюскин" трассы Северного морского пути в одну навигацию:
...На крайний случай мы могли иметь в виду, что ледорез "Литке", хотя и выдержавший перед этим зимовку и во время зимовки поврежденный, все же может нам оказать некоторую помощь [в восточном секторе]. Однако мы имели большие шансы на удачный проход в Тихий океан в без посторонней помощи, особенно рассчитывая на разведку береговой авиации, в этом году уже довольно сильно представленной на восточном участке. Из дальнейшего будет видно, что этой помощи мы получить фактически не могли.
Итак было принято решение продолжать путь самостоятельно. Морс Лаптевых, т.е. часть океана между мысом Челюскиным и Новосибирскими островами, прошли без труда в штормовую погоду. Ленские суда в это же время достигли своей цели —бухты Тикси близ устья Лены. К нашему большому сожалению, мы в это время получили из Тикси телеграмму от летчика т. Леваневского, что он не может продолжать службу летной разведки, так как его мотор вылетал все свои часы. Это и не удивительно, так как т. Леваневскому пришлось не только перелететь из Севастополя на Чукотку, но еще и перевозить в Америку американского летчика Маттерна, потерпевшего аварию в Анадырском районе. После этого т. Леваневский работал на разведке для судов колымской экспедиции и таким образом для ленской экспедиции и для "Челюскина" уже работать больше не мог. Зная т. Леваневского как великолепного и исключительно добросовестного летчика, я мог с ним только согласиться и отпустить его в Иркутск.
[ "Поход Челюскина", том 1. М., 1934. стр. 34 ]
...На крайний случай мы могли иметь в виду, что ледорез "Литке", хотя и выдержавший перед этим зимовку и во время зимовки поврежденный, все же может нам оказать некоторую помощь [в восточном секторе]. Однако мы имели большие шансы на удачный проход в Тихий океан в без посторонней помощи, особенно рассчитывая на разведку береговой авиации, в этом году уже довольно сильно представленной на восточном участке. Из дальнейшего будет видно, что этой помощи мы получить фактически не могли.
Итак было принято решение продолжать путь самостоятельно. Морс Лаптевых, т.е. часть океана между мысом Челюскиным и Новосибирскими островами, прошли без труда в штормовую погоду. Ленские суда в это же время достигли своей цели —бухты Тикси близ устья Лены. К нашему большому сожалению, мы в это время получили из Тикси телеграмму от летчика т. Леваневского, что он не может продолжать службу летной разведки, так как его мотор вылетал все свои часы. Это и не удивительно, так как т. Леваневскому пришлось не только перелететь из Севастополя на Чукотку, но еще и перевозить в Америку американского летчика Маттерна, потерпевшего аварию в Анадырском районе. После этого т. Леваневский работал на разведке для судов колымской экспедиции и таким образом для ленской экспедиции и для "Челюскина" уже работать больше не мог. Зная т. Леваневского как великолепного и исключительно добросовестного летчика, я мог с ним только согласиться и отпустить его в Иркутск.
[ "Поход Челюскина", том 1. М., 1934. стр. 34 ]
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 02 Июнь 2008 05:03
RUS пишет:Еще фотографии из этой книги советских ВАЛ-ов. Номера самолетов не видны, но на всякий случай помещаю их тут.
с.57
[url]http://keep4u.ru/imgs/s/080507/39/3953e9583e546997eb.jpg[/url]
Если подпись верна, то это Дорнье-Валь "Комсеверпуть-1" или Н-1 позднее, Чухновский в 1930-м летал именно на этой машине.
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Н-8 (Dornier Wal)
Александр Андреев » 19 Июнь 2008 23:17
от С.В. Фролова (ААНИИ).
Из книги:
Молоков В.С. Три полета. Л. Издательство Главсевморпути, 1936 г.232 с.
Летающая лодка "CCCР Н-8" у острова Молокова в Красноярска.
На переднем плане - В. С. Молоков
Из книги:
Молоков В.С. Три полета. Л. Издательство Главсевморпути, 1936 г.232 с.
Летающая лодка "CCCР Н-8" у острова Молокова в Красноярска.
На переднем плане - В. С. Молоков
- Александр Андреев
- Редактор
- Сообщения: 2592
- Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
- Откуда: Санкт-Петербург
Н-8 (Dornier Wal)
Александр Андреев » 21 Июнь 2008 22:43
Из книги А. П. Штепенко "Записки штурмана" Географгиз, 1953
ПУТЬ В АРКТИКУ
Казалось, чего лучше? Живу и работаю в Москве. Я уже старший радиотехник научно-исследовательского института, и в перспективе аттестация на радиоинженера — о лучшем и мечтать не приходится!
Работа интересная и разнообразная — радиосвязь "переплетается с радионавигацией и аэронавигацией. Буду испытывать приборы, а может, и сам что-нибудь новое придумаю, но Челюскинская эпопея все перевернула вверх дном — меня безудержно потянуло в Арктику.
Вместе с Ритсландом отправился в Главное управление Северного морского пути.
— А, новый штурман! — обратился ко мне начальник воздушной службы, Марк Иванович Шевелев.-— Хорошо! Вот теперь у нас экспедиция полностью укомплектована. Ну, что ж! О вас мне говорили ваши друзья. Надеюсь, что с работой справитесь. Вот это письмо передадите командиру самолета Павлу Георгиевичу Головину. Он находится сейчас в Иркутске и ожидает вашего приезда. Имущество получите от штурмана Па-далко. О предстоящей работе вас информирует товарищ Ритс-ланд в дороге. Ему ехать до Тюмени. В пути успеете от него узнать, что ждет вас впереди; он уже стреляный полярник.-Ну, вот и все. Можете действовать. Желаю успеха!
Мы тронулись в путь.
По нескольку раз в день я просматривал и изучал список моего имущества. По уверению Ритсланда, он уже успел рассказать мне все, что знал, и теперь сладко дремал на своем диване.
Вечерело. Поезд мчался по тайге.
— Ну, Алеша! Вспомни еще что-нибудь!
— Вот пристал. Я тебе все уже рассказал. Полетишь, сам посмотришь. Ну, спать, мне завтра рано вставать!
В Тюмени, пожелав друг другу счастливых полетов, мы расстались. Здесь находился самолет, на котором Ритсланд с летчиком Козловым должен был лететь в Карское море.
Я остался один со своими мыслями.
Через пять суток прибыл в Иркутск. Погрузив все свое имущество на безрессорную телегу ломового извозчика, зашагал рядом с ним. Бурно кипела и пенилась Ангара под зыбким и неустойчивым мостом, покоившимся на больших лодках.
По булыжной мостовой я просил извозчика ехать медленнее: бородатый дед смотрел на меня с удивлением — ведь более тихого хода не получишь ни от одной клячи в мире! Но разве мог я предположить, что мое имущество так идеально упаковано.
В гидропорту я осторожно стал вскрывать ящики. Оборудование было упаковано так искусно, точно предполагали транспортировать его на борту старинного фрегата во время тайфуна.
Для меня же это был первый практический урок огромной важности. Впоследствии опыт показал, что правильная подготовка экспедиционного снаряжения в значительной мере решала успех задуманного дела.
В порту еще не было самолета, на который я получил назначение. Он вылетел в пробный рейс на реку Витим (правый приток Лены), в район Бодайбо.
Я присел на берегу. Жаркий летний полдень. Тишина. С реки тянет прохладой. Прошумит колесами пароход, скроется за поворотом, и вновь нерушимо тихо. Вода настолько чиста и прозрачна, что быстроту течения не замечаешь.
Уткнувшись в берег поплавками, одиноко стоит самолет. Бессильно повис на высоком шесте ветроуказатель.
Кажется, все движение в мире остановилось... Но вот, все увеличиваясь, приближается с севера какая-то точка. Гул нарастает. Самолет с ревом проносится надо мной и идет на посадку. Затихают моторы. Замедляя бег, летающая лодка глубже входит в воду и на малом пазу рулит к берегу.
В самолете появляется человек и, ловко размахнувшись, бросает на берег веревку.
— Эй, друг! Подбери чалку да подтяни наше корыто к берегу! — грозно кричит он.
Оглядываюсь по сторонам — никого. Хватаю веревку и изо всех сил тяну самолет к берегу.
— Это чье же хозяйство? — закуривая папиросу, обращается ко мне молодой добродушный блондин, вышедший на берег.
— Хозяйство мое.
— А вы кто такой?
— Штурманом на корабль Головина назначен.
— Ну, тогда познакомимся: Головин. Я пожимаю широкую теплую ладонь.
— Чего же это у тебя так много имущества набралось?
— Его Падалко готовил, от него и принял.
— Ну, если так, то, значит, все нужное. Вадим Петрович лишнего не возит.
Подошли остальные члены экипажа.
Я вручил Головину письмо от Шевелева. Он прочел его вслух:
«Дорогой Павел Георгиевич!
Вылетайте из Иркутска в бухту Тикси, где вы поступите в распоряжение морского командования и будете летать по его указаниям.
Берегите людей и самолет. Захватите с собой два надежных якоря и побольше швартовочных концов хорошего качества. Облетайте и изучите по возможности весь район моря Лаптевых. В дальнейшем вашему экипажу придется работать в этом районе. Счастливого пути! Привет всему экипажу».
— Немного написал нам Марк Иванович, — сказал Головин,— однако все понятно... Ну, ребята! Сегодня всей артелью будем помогать штурману устанавливать его хозяйство, а завтра вылетаем.
Самолет оказался знакомым. Это был «Н-8», на котором в прошлом году летал в Арктику Леваневский. Кронштейны для радиостанции и масса всяких приспособлений были установлены мною на этом корабле еще в Севастополе.
Работа спарилась. Сам Головин, в одной майке, с белым платком, повязанным на голове, работал за двоих и торопил своего малоповоротливого помощника.
— Уж эти мне штурманы, кто их придумал! — незлобиво ворчал механик, вращая дрелью. — Всегда им дырок в самолете нехватает. Еще неизвестно, будет ли из этого какой толк, а дырки им сверли!
К вечеру самолет был запружен экспедиционным снаряжением, оборудованием, продовольствием и всяким прочим имуществом, назначение которого мне не совсем было понятно, но... «в дороге всякая веревочка пригодится», решил я, смутно представляя себе условия работы на Севере.
Раннее утро. От холодной воды поднимается легкий пар. Раскачиваясь, самолет долго бежит по воде и незаметно отрывается.
С волнением смотрю на солнце, на все уменьшающуюся подо мной Ангару.
Работы у меня нет никакой. Пилотам сейчас штурман не нужен, они ведут самолет вдоль реки.
От старинного, с почерневшими деревянными постройками селения Балаганск узкой лентой тянется на восток тракт, соединяющий Ангару с Леной. Над этим трактом пролегает воздушный путь для самолетов, курсирующих по трассе Иркутск —
Якутск.
Темной стеной стали перед нами густые облака. Впереди гарный кряж. Путь на Лену закрыт. После минутного раздумья пилот разворачивает самолет и ведет его на посадку. Пристаем к берегу Ангары.
— Ничего, ребята, пробьемся, — глядя на восток, говорит Головин. — К обеду должно проясниться. Ночевать будем на Лене.
— Это все из-за штурмана! — шутит механик. — Летели здесь без него — все было хорошо. Смотри, Александр Павлович! Не пробьемся, — снимем тебя с корабля. А сто литров горючего, что потратили зря, придется на твой счет записать.
В перекосившемся деревянном домике помещается «аэропорт». Нас уговаривают остаться на ночь.
— Никто не остается у нас, — жалуется молодой начальник в замасленном форменном кителе (он же моторист, заправщик, телефонист и повар), — все самолеты либо пролетают мимо, либо присядут, заправятся горючим и летят дальше.
Сторож аэропорта тоже не хочет расставаться с нами. Путая пальцами и без того всклокоченную бороду, он, показывая на виднеющуюся через окно гору, преподает Головину урок метеорологии:
— Вот если откроется гора, так вылетайте, а покуда на ней висит шапка, можете спокойно чаевать. А тому, что передают по телефону про всякие влажности да сухости, не верьте — все это не то, что аэропланам надобно. Вы в первую голову глядите на горы. Чисто над ними, — лети сколько духу есть, а надвинулась туча, закрыла горы, — сиди да чаи попивай.
Не допив чашки чая, Головин встал из-за стола и подошел к окну.
— Ну, хлопцы, собирайтесь, — обернувшись к нам, сказал он. — Пока вырулим, сопка откроется.
Молодой начальник, суетясь, помогал нам оттолкнуться от берега, не переставая, однако, уговаривать остаться переночевать.
— Рановато, летчики, вылетаете. Зря только бензин израсходуете, — вновь поддержал своего начальника сторож.
— Не бойся, отец, теперь проскочим! — Дав газ моторам, летчик повел самолет на взлет.
Хорошо работает Головин! Незаметно отрывается самолет от воды, плавно набирает высоту. На юге — солнце, чистое голубое небо, прозрачный воздух. На востоке—-там, где Лена, где наш путь в Арктику, — темно.
Долетели до сопки. Она наполовину виднеется из-за облаков, а дальше, между горами, просматривается светлая полоса, вселяющая надежду, что впереди облака оборвутся'и лететь будет безопасно.
Головин уверенно направляет машину вниз, прижимая ее все ближе к тайге. Деревья гнутся от воздушной струи моторов, тянущих самолет к манящей светлой полосе, но... она растаяла, и самолет оказался окутанным со всех сторон непроницаемой облачностью.
Куда итти?
Головин, набрав высоту, ринулся в самую гущу облаков. Второй пилот заерзал на своем месте и закрутил головой во все стороны, ища спасительного просвета. Концы плоскостей как будто отсеклись — самолет напоминал инвалида с обрубками вместо конечностей.
Мотор чихнул раз, другой. Промелькнула тень механика, проскочившего по лесенке с лодки в моторную гондолу.
Головин, не отрываясь от приборов, ведет машину все выше, подальше от гор.
Это был мой первый слепой полет. Надо сознаться, что лететь на гидросамолете над горами было не совсем приятно, нужно было подняться выше, но вместе с тем инстинктивно хотелось также быть ближе к земле, видеть ее и не терять ориентировки.
Вскоре погода резко улучшилась. Высоко в небе ободряюще засверкало солнце.
Передав управление своему помощнику, Головин потянулся, взглянул на меня, как бы успокаивая: «Ничего, штурман,— как видишь, все это пустяки».
Я попытался улыбнуться, но не знаю, получилось ли.
Второй пилот деловито правит машиной, не обращая внимания на мои поправки к курсу — не признает он во мне штурмана. Головин кивает мне головой — не обращай, мол, на него внимания, пусть ведет, как хочет.
Спокойна величественная Лена. Высокие берега покрыты дремучей, вечно зеленой тайгой. Куда ни кинешь взор, ■— громадные массивы лесов самых различных оттенков.
Старинное русское село Усть-Кут лежит на крутой петле, образованной Леной. Буйная тайга прижала его к самому берегу. У деревянной пристани колесный пароход. Река в этом месте быстрая и прозрачная, как хрусталь. На любой глубине каждый камешек виден. В Усть-Куте мы ночуем.
В селе — рубленые избы с резными дощатыми карнизами и железными петушками на крышах. Круглый год здесь оживленно. В Усть-Куте сходится много дорог: зимний тракт, соединяющий Лену с Ангарой, большой водный путь до Якутска и Качуга.
Здесь пролетают самолеты по линии Иркутск — Якуток.
Первый полет на гидросамолете «СССР Н-8». Лето 1934 года.
Старт очень труден. Самолет должен долго итти на редане по кривой, но и после отрыва еще долго нельзя итти по прямой. Легкий крен. Мягкие уверенные движения корабля при старте заставляют изумляться мастерству пилота.
Проходим над Киренском. У берега несколько самолетов отстаиваются из-за плохой погоды.
За Киренском Лена образует еще более крутые изгибы. Узкое русло проходит между отвесными скалистыми берегами — щеками, между которыми можно пролететь только на самолете «У-2», да и то при хорошей видимости.
Вскоре берега раздвигаются, и река, вырвавшись на свободу, успокаивается.
В пелене дождя слева мелькают домики большого селения Витим. Головин убирает газ, и машина прямо с хода идет на
посадку.
Выкачав воду из протекающей лодки и заправившись горючим, снова взлетаем.
В сумерках, при свете костров, разложенных на берегу, садимся у селения Олекминск. В августе над Якутией стоит сильная жара — горит тайга. Начинаются пожары от ударов молнии, небрежно разложенных костров, от искр пароходов и, говорят, даже от трения деревьев друг о друга при долгих сухих ветрах. Пожары достигают такой силы, что густой едкий дым застилает громадные пространства и вынуждает прекращать не только судоходство на реке, но и переправу с одного берега на другой.
Дым преградил нам путь. Дышать стало нечем. Пролетев половину пути, сели на реке. Но нам повезло — ветер меняет направление, и мы продолжаем полет.
Чем дальше на север, тем шире становится Лена. Левый берег теряется в дымке.
Зловещий дым большими клубами перекатывается над почерневшей тайгой.
Сгущаются сумерки. Ориентироваться трудно — сбивают с толку разложенные на берегу костры рыбаков. Каждый раз задаешь себе вопрос: не аэродром ли?
Вспыхнул яркокрасный столб огня, в сравнении с которым костры рыбаков показались светляками. Якутск. Совершаем посадку на протоке.
Трудные положения, в которые попадал самолет при перелете позволили нам ближе узнать друг друга.
Павел Георгиевич Головин утвердился в моем сознании как летчик крупного масштаба, и мне хотелось, учась у него, приобрести такой же широкий «летный» горизонт, мастерство и решительность в действиях — качества, столь необходимые человеку, решившему посвятить себя работе на Севере. Головин был настоящий человек, подлинный большевик, воспитанный Коммунистической партией.
Наши бортмеханики настойчивы и трудолюбивы. Часто, когда мы отдыхаем, они возятся с моторами, на ходу устраняя неполадки. Однако бесчисленные хлопоты нисколько не влияют на их настроение. Они спокойны и жизнерадостны.
Утром в якутском гидропорту несколько самолетов готовятся стартовать на Иркутск. Мы одни летим на север.
Снова под нами Лена мирно несет свои воды.
Вдали могучий Верхоянский хребет. Ярко блестят снежные шапки гор. Отроги хребта отходят на запад. Там, где горы доходят до реки, расположено небольшое якутское селение Сан-гар-хая.
На высоком береговом утесе одинокая могила. Зимой 1931 года летчик Кальвиц вылетел из Якутска в Булун на небольшом одномоторном самолете. 3а Усть-Алданом начался сильный снегопад. В слепом полете самолет врезался в скалу...
Приближаемся к Северному полярному кругу. На картах он обозначен тонкой пунктирной линией. На земле никакой линии, конечно нет, но я почему-то взволнован и пристально всматриваюсь вперед, стараясь увидеть и отметить это место.
Полярный круг благополучно пройден. Мы верим в удачу нашей экспедиции.
Пустынные берега Лены... Вековая непроходимая тайга. Потемневшие от давности избы селения Жиганск. Тупой широкий нос самолета уткнулся в мягкий глинистый берег. Не теряя времени, мы подкатываем бочки с бензином и приступаем к зарядке.
Якуты в разноцветных костюмах со всевозможными украшениями, сидя на корточках, наблюдают за нами и под несмолкаемый лай собак переговариваются между собой. Их взгляды прикованы к тяжелой неуклюжей машине.
Трогаемся в путь.
Все та же картина — однообразная безбрежная тайга. Глазу задержаться не на чем. Ровно гудят моторы, тянут самолет все дальше на север. Становится заметно холоднее.
У селения Булун большая флотилия всевозможных судов.
Положив машину в крутой вираж, Головин делает круг над караваном. На головном пароходе взвиваются флаги.
Пригодилась полученная на Балтике морская практика — я расшифровываю значение флагов и запиской сообщаю Головину:
«Добро пожаловать, летчики!»
Пилот в ответ качает крыльями и направляет самолет на север.
Ветер усиливается. Как бы чувствуя приближение океана, река становится злобной — появляются белые гребни. Моторы работают неуверенно, вразнобой. Один совсем отказывается тянуть — дрожит, захлебывается. Механик сигнализирует о необходимости немедленной посадки.
Головин, слегка нахмурив брови, крепче сжимает губы и, не спеша убрав газ, ведет машину со снижением.
Он спокойный, но какой-то новый.
Вода все ближе. Хочется не видеть ее, отвести глаза, а оторваться от нее нельзя.
Сильный удар о днище — и машина зарывается носом в воду. Невероятным кажется, чтобы самолет с одним мотором справился с разбушевавшейся стихией.
Работая рулями, Головин с трудом удерживает против ветра наполовину залитую машину. Застыл винт второго мотора... Скалы все ближе... Когда же до них оставалось всего несколько метров, самолет остановился на месте — механику удалось наладить мотор.
Головин дал полный газ и повел самолет к противоположному берегу. Будто и волны стали меньше, и вода теплее...
— Если уж здесь такое делается, то что же будет в море? — вытаскивая из кармана раскисшие папиросы, с грустью произнес второй пилот.
— В море не страшно! Вода в нем соленая, не утонешь! — забираясь в моторную гондолу, отвечает бортмеханик.
Стих ветер. Успокаивается река. Солнце сушит разложенные на берегу приборы, одежду, продовольствие.
Назойливо поют комары. Просвистела стая уток.
Пьем у костра пахнущий дымом чай, делимся впечатлениями, вспоминаем прошлое.
Второй пилот, нахохлившись, закутался в сырую шубу, сидит молча. Ему явно не нравится начало нашего путешествия.
Только второй механик деловито суетится, бегает от костра к самолету, весь поглощенный хозяйственными заботами.
В разговорах и борьбе с комарами незаметно проходит короткая полярная ночь.
Сверкнув золотом, озаряют воду, скалы и деревья первые лучи солнца.
Отремонтировав моторы, выруливаем на середину реки.
Последний этап полета...
Гигантский гранитный камень — остров Столб — преграждает Лене прямую дорогу в океан.
В поисках пути мечется река во все стороны, растекаясь тремя протоками. И не стало больше многоводной Лены: Быковской протокой ушла она на восток, Оленекскои — на запад и Туматской — на север.
Живописная бухта Тикси. Она окружена холмами и высокими горами. На рейде стоят океанские пароходы. Ближе к берегу — караван речных судов.
Головин делает посадку и выключает моторы.
— Э-гей! Долго вы там будете копаться? Подгребайте сюда да покажите стоянку, — обратился пилот к зимовщикам.
— Сейчас подгребем, товарищ Головин! Вот только воду малость выкачаем, — ответили с берега.
— Оказывается, здесь уже ждут иас! — сказал Головин.
— Радио у людей работает, товарищ командир, вот и знают, что творится на белом свете; не то что у нашего штурмана, — подмигивая в мою сторону, съязвил механик.
— Зря только возим лишний груз, — серьезно проговорил второй пилот.
— Ничего. Когда надо будет, заработает и наше радио. Правда, штурман?
— Да у меня все работает нормально, а вот почему не отвечают, не знаю, — смущенно говорю я.
Самолет медленно и осторожно зарулил в устье небольшой речушки Кобчик, впадающей в залив Сото. Это было единственное место, где можно оставлять самолет даже во время сильных штормов.
Была середина августа. С запада все суда уже прибыли к месту назначения. Для возвращения по Северному морскому пути они не нуждались в проводке, так как в море Лаптевых ледовая обстановка была благоприятной. Поэтому отпала необходимость в разведке льдов. Штаб проводки решил использовать наш самолет для транспортно-хозяйственных операций.
Мы стали готовиться к вылету. Особенно тяжелой оказалась зарядка самолета. Небольшой запас бензина, оставленный Леваневским, находился в одном километре от места нашей стоянки. Транспортных средств и даже какого-нибудь подобия дороги не было, и нам пришлось катить бочки с бензином по кочковатой тундре.
Заправив баки горючим, мы приступили к выполнению первого задания. Нам предстояло сиять трех зимовщиков с острова Дунай, куда они были доставлены еще зимой и, по расчетам, должны были уже исчерлать свой запас продовольствия. Одновременно нам было поручено доставить в Тикси охотоведа из Усть-Оленека.
Остров Дунай расположен в разветвленной и запутанной дельте Лены. Одни утверждали, что Дунай — архипелаг, состоящий из многих мелких островов, другие — что это один большой остров. На нашей карте никакого архипелага или острова Дунай вообще не было.
Перед вылетом мы внимательно ознакомились с морскими картами дельты реки Лены и условно нанесли местоположение острова, отыскать который, особенно при неблагоприятных метеорологических условиях, было делом нелегким.
В Тикои погода стояла отличная. Залив застыл — не шелохнется. Как-то не вязалась эта погода с нашими представлениями об Арктике. А какая погода в дельте Лены, мы не знали — синоптической службы в том районе не было. Решение приходилось принимать только на основании погоды в пункте вылета.
Отдав управление своему помощнику, Головин следит за местностью и делает пометки на карте. Я же, выполняя обязанности радиста, решаю немедленно установить связь с Тикси. Передатчик и приемник работают хорошо, а вот Тикси никак не отвечает. Что тут делать?.. Руки опускаются. Злость берет. С остервенением стучу ключом, полной мощностью зову Тикси, а оттуда — ни звука. Наконец, слышу свои позывные. Мне отвечает Шалаурово.
«Ну, ничего, — думаю, — и это хорошо! Слышат они меня отлично и помочь обещают».
Поняв по выражению моего лица, что у меня дела налаживаются, Головин показал большой палец и закивал головой: мол, я и не сомневался, штурман, что мы им докажем, как надо работать. Я ему ответил благодарной улыбкой.
Все члены экипажа радуются моим успехам. Только второй пилот, скептик по натуре, сидит серьезный и хмурый. Он, видимо, не ожидает ничего хорошего ни от меня, ни от нашего полета, ни от Арктики.
Справа от нас — море Лаптевых, слева — изрезанная дельта Лены. Мы держим путь вдоль берега и отмечаем на картах все, что только нам удается опознать.
Белые лебеди с желтыми малышами чинно плавают в озерах. Серые гуси держатся своей гусиной кампании. А утки всевозможных пород летают стаями: куда ни кинь глазом, — везде они. Напуганные ревом моторов, бегут олени. На песчаных отмелях греются на солнце стада моржей, молодежь кувыркается в воде — играет.
Отмечаю на карте резко выдающийся далеко в море мыс, от которого близка цель нашего полета.
На горизонте появляется темная полоска. Она ширится и, приближаясь к нам, все более темнеет — туман закрывает и землю и море. Полет на малой высоте становится невозможным.
Возвращаться в Тикси далеко, да и незачем, а искать остров в тумане бесполезно. Головин сигнализирует мне рукой, что он намерен произвести посадку и что об этом надо сообщить по радио.
Пока летчик виражил над протокой, определяя ее глубину и выбирая место для посадки, я отстучал радиограмму на Шалаурово и, простившись с радистом, смотал антенну.
Самолет идет на посадку. Стаи уток и гусей панически бегут по воде, машут крыльями, спешат удрать от большой страшной птицы. Замедляя бег, машина опускается на воду.
На малом газу, медленно продвигаясь вперед,подошли к мягкому песчаному берегу.
С ружьем в одной руке и с патронташем в другой Головин соскочил на землю.
— Вы здесь готовьте, что надо, — сказал он, заряжая ружье: — утки будут! — И, широко шагая по зеленой тундре, направился в сторону озер.
От невидимых за горизонтом высоких берегов Лены дует с юга слабый ветер. Лениво, бесшумно уходит протокой в море ленская вода. На западе марево тумана. Успокоившиеся олени мирно щиплют траву. Низко над землей в одиночку и стаями летают утки и гуси.
Глухо, без отзвуков, со стороны озер раздаются выстрелы.
Механики, ободренные частой стрельбой, собирают плавник, раскладывают костер и греют полное ведро воды, готовясь во всеоружии встретить своего командира.
— Патронов нехватило. Ну, да и этого, пожалуй, с нас хватит, — сказал Головин, довольный удачной охотой. — Вот это кряковые, настоящие наши, русские, утки. Это вот чирки, самые вкусные из утиной породы. А чернухи рыбой пахнут, однако есть можно. Это широконоски. А вот этих не знаю, первый раз вижу, но по виду съедобные, их тоже можно в котел.
Наши механики занялись приготовлением ужина; они щипали и потрошили уток, не считаясь с породой, всех подряд.
Беспокоясь о судьбе людей на острове, Головин не переставал внимательно посматривать на запад, <в сторону уходившего от нас тумана. Охота — охотой, а дело — делом.
Убраны якоря, запущены моторы. Легко оторвалась лодка от тихой речной глади.
Расширился горизонт. Незаходящее солнце, совершив суточный ход, прошло свою северную, самую низкую точку и стало подниматься выше.
Недолго радовала нас погода. Снова надвинулся туман, преградив путь к острову.
Головин направил самолет на юго-запад, к селению Усть-Оленек. Шли, выдерживая направление по компасу. Возмож-
ность визуальной ориентировки отпала, и я занялся своей радиостанцией.
Выпустив антенну и выжав из передатчика все, что он мог дать, стал вызывать Тикси, но все безрезультатно.
Наконец, ответило Шалаурово. Поблагодарив радиста, я спросил, чем объяснить, что Тикси, находясь ближе, не слышит меня, а вот он, за семьсот километров, отвечает на мои вызовы.
— Они сейчас в футбол играют. Последний срок отработали и предупредили, что матч очень важный; просили не беспокоить.
Видимо заинтересовавшись, чем мог я так долго заниматься в своей кабине, Головин внимательно посмотрел на меня.
Мне нехватило ни нашей условной азбуки, ни жестов, ни мимики передать содержание разговора, и я ответил ему запиской. Прочитав ее, пилот показал ее своему помощнику, но тот, только сжав губы, укоризненно покачал головой — нет, не верит он в мои способности установить связь с кем бы то ни было!
Туман оборвался. Справа море, слева горы. Впереди по курсу — устье реки Оленека, куда мы на своих картах проложили прямую линию нашего маршрута.
Компасам, оказывается, можно верить!
Река Оленек здесь широкая — места для посадки хватает.
Медленно рулим к берегу, багром промеряем глубину, якорь держим наготове.
Все население небольшого поселка высыпало на берег взглянуть на волшебную большую птицу, впервые прилетевшую к ним.
Сгорая от любопытства, женщины жались в стороне, не смея приблизиться к самолету. Мужчины же, окружив нас тесным кольцом, внимательно осматривали машину.
Охотовед, за которым мы прилетели, успел за год своего цребывания собрать большой материал. Багаж его состоял из различных чучел зверей и птиц, шкурок, сухих растений и всевозможных коллекций.
Так как, по нашим расчетам, туман над островом Дунай мог еще не рассеяться, мы решили пойти к могиле Прончи-щевых.
Недалеко от поселка, на пригорке, — небольшой, заросший мхом, огороженный дубовыми бревнами холмик, а над ним — черный дубовый столб со следами оторвавшейся перекладины. Рядохм — новый дубовый крест, поставленный в прошлом году.
На дощечке, прибитой к кресту, надпись: «Василий и Мария Прончищевы. 1736 год».
...Небольшое трехмачтовое парусно-гребное судно — дубель-шлюпка «Якутск» с командой в пятьдесят человек под управлением лейтенанта Василия Прончищева — спустилось вниз по реке Лене и вошло в море Лаптевых; Прончищев имел своей
задачей описать берег между Леной и Енисеем и положить его на карту. С Промчищевым отправились его жена Мария, штурман Челюскин и геодезист Чекин.
Первое лето не привело Прончищева к намеченной цели. Тяжелые льды преградили путь к Таймырскому полуострову. Ранняя осень заставила повернуть судно обратно. Зимовали в селении Оленек, в то время состоявшем из двенадцати домиков русских поселенцев-охотников.
Летом следующего года дошли до 78° северной широты. Стоило только обогнуть Таймырский полуостров, и, может быть, самая северная оконечность России — мыс Челюскина — носила бы другое название. Но не суждено было Прончище-ву осуществить свои мечты. Льды оказались сильнее человека. На вторую зимовку остановились снова в Оленеке на старом месте.
Василий Прончищев скончался на руках жены, перенесшей с ним все тяготы и лишения. Эта смелая женщина не вынесла смерти любимого человека. Через несколько дней ее похоронили рядом с мужем...
Сняв шапки, молча стояли мы у могилы, и всем нам хотелось быть похожими на этих мужественных русских людей.
С моря подул ветер...
За несколько минут река преобразилась. Длинные белые гребни полосой потянулись с моря. Задрожал самолет. Свист и вой ветра усилились. Начался шторм. Оставлять машину у берега небезопасно. Набрав скорость, оторвались от воды. Теперь мы недосягаемы для волн и штормов.
Под нами длинный песчаный остров Эркогор, от которого рукой подать до острова Дунай. Проходим низко над сетью островов и озер. Вот здесь где-то рядом должен быть и наш остров. Но где он? Как его опознать? Карты дают только общее представление, детально по ним ориентироваться нельзя. Не отрывая глаз от земли, я стараюсь не пропустить ни одной точки, ни одного пятнышка.
Головин пристально высматривает места, пригодные для посадки.
И вдруг мы увидели людей. Качнув крыльями, пилот сделал круг и повел самолет на посадку в открытое бушующее море. Понимая, что посадка будет не совсем обычной, я крепко вцепился руками в борта кабины.
Первый удар волны сорвал меня вместе с сиденьем. Не дожидаясь второго удара, Головин дал моторам полный газ, чиркнул лодкой по гребню и увел самолет от недружелюбных волн.
Снова подлетели к острову. Люди усиленно махали руками, показывая на юг — видимо, на место возможной посадки.
Большое озеро. Волны замутили воду — нельзя определить глубину.
Лодка коснулась воды; замедлив бег, осела глубже и... остановилась: мы сели на мель. Оставаться здесь нельзя было ни на минуту — засосало бы лодку, и осталась бы она там навеки. Все, кроме Головина, полезли в воду и, привязав к хвосту длинную веревку, начали раскачивать самолет. Головин дал газ, и лодка, вначале нехотя, поползла по грязи, а потом пошла, побежала. По пояс в воде мы добрались до места, где остановился самолет.
— Эй, вы, каботажники! Не забудьте отвязать веревку! — крикнул Головин.
Механик забрался на жабру и, высоко задрав ноги, выливал воду из сапог.
— Ну, братцы, что же будем делать?
— Надо вымпел сбросить, — предложил я.
Но вымпел бросать не пришлось — зимовщики указали место посадки, разложив на берегу большой костер. Установив самолет на'якоре, мы накачали резиновую лодку и за три рейса перевезли с берега трех полярников с их нехитрыми пожитками.
Выглядели полярники нормально, без каких бы то ни было признаков истощения. Последние три месяца питались моржа-тиной, рыбой и кореньями. Не зная, когда их вывезут, зимовщики смастерили из плавника плот и хотели выбираться собственными средствами.
Они были так взволнованы, что отказались от еды и наперебой клялись всю жизнь не забывать своих спасителей.
Все мы были горды своим первым успехом и с радостным чувством возвращались обратно.
Подлетая к бухте Тикси, мы увидели расцвеченный флагами теплоход «Пятилетка». Он привез строителей — новую смену полярников и должен был отвезти на Большую Землю старую смену.
Приветствуя теплоход, Головин стал виражить, я же выпускал одну за другой красные ракеты. Теплоход отвечал нам протяжными гудками.
Зарулили на знакомое место в реке. Высадили счастливых пассажиров.
В крохотной комнатушке деревянного домика полярной станции народу собралось так много и стало так тесно, что мы решили перекочевать в самолет.
Мелкие неудобства нового жилья мало смущали нас, тем более что были и преимущества.
Рядом озеро с утками. Охотников пострелять — больше, чем нужно, А в искусстве приготовления пищи Головин — непревзойденный мастер.
Дни шли, заполненные мелкими текущими делами.
Моросил дождь. Дул самый непогожий в этом районе восточный ветер.
[color=#003399]По плану работы наш экипаж подчинялся штабу ледовой проводки, находившемуся на ледоколе «Ермак».
В тот год на судовой трассе море Лаптевых было свободно от льдов, и «Ермак», не нуждаясь в нашей помощи, занятый проводкой караванов в проливе Вилькицкого, внимания нам не уделял.
В Тикси формировался караван речных судов под командованием капитана Миловзарова. Головин направился к пароходу Миловзорова на небольшой лодке. В момент, когда он готов был уцепиться руками за веревочный трап, пароход тронулся, и лодку стремительно потянуло под гребное колесо.
Выскочив из лодки, которую тяжелые плицы колеса тотчас же разломали в щепки, Головин пытался отплыть подальше от парохода. Мешали тяжелый полушубок и болотные сапоги. Он уже ясно видел рядом с собой большие ржавые болты на дубовых плицах. Неумолимо надвигался страшный конец.
На счастье, к борту парохода подошел Миловзоров и, увидев Головина под колесом, что есть духу крикнул в рупор: «Стоп машина!» Колесо остановилось...
— Ну, братцы, на все лето работы хватит, — сказал чудом спасшийся Головин, возвратившись из порта. — И на восток и на запад летать будем. «Ермак» молчит, ну и бог с ним! Сегодня отдохнем, а завтра полетим шхуну вызволять — застряла на мели на реке Омолой.
Но отдыхать нам не пришлось. Ночью поднялся шторм, разразилась гроза. Гром такой, что и на Большой Земле редко услышишь. Вода прибывала очень быстро, мы еле успевали подтягивать самолет к берегу.
К.утру ветер стих. Проверив якоря, веревки и все крепления, мы улеглись спать, считая, что теперь уже нам ничто не угрожает.
Проснулись. Солнце светит, тепло и тишина вокруг необычайная. А корабль наш... крепко сидит днищем на земле; вода в десяти метрах от самолета.
Спросонок трудно было понять, что произошло.
— Ничего, братцы. Пока приготовимся к полету, вода подойдет и все будет в порядке. Сегодня же вылетим, — успокоил нас Головин.
Но вода приходила, а самолет наш все так же упорно сидел на грунте, с той лишь разницей, что вода была уже в пяти метрах от нас. Лучше, конечно, но все же пять метров!
Оказалось, что мы стали жертвой нагонной воды, которую пригнал сильный восточный ветер, не унимавшийся в течение последних суток.
Надо было сниматься с мели собственными силами, а силы-то были невелики — всего пять человек.
Работа была нелегкая, но, чувствуя себя основными виновниками происшествия, мы с Головиным работали усердно, не обращая внимания на кровавые мозоли на руках.
Через двое суток по канаве, наполненной водой, самолет вошел в реку и плавно закачался на плаву.
Все в порядке. Мы решили вылетать немедленно.
Яркое солнце щедро бросало теплые лучи на море и горы. Показалась шхуна. Удивительно, что экипаж, сумевший благополучно провести свое суденышко через устье реки, умудрился застрять на единственной песчаной подводной косе, которая ярко выделялась с воздуха желтым песком, разделяя на две части глубоководный фарватер реки.
Головин повел самолет на посадку и подрулил к шхуне. Остановились на якоре. Течение здесь медленное. На берегах зеленая трава, кое-где яркие цветы — будто и не в Арктике.
— Капитана шхуны прошу немедленно прибыть для переговоров, — сложив руки рупором, прогремел Головин.
Старик с большой седой бородой, подплыв на ялике, забрался в самолет. Головин решил поднять его в воздух и показать всю картину сверху, чтоб капитан сам смог составить план своих дальнейших действий. И действительно, капитану «с горки» стало видней; вскоре шхуна снялась с мели.
Пожелав морякам удачи, мы полетели обратно, обследовав по пути весь берег губы Буорхая с целью уточнить карты и выбрать место для возможного базирования нашего самолета.
На полярную станцию Шалаурово на острове Большом Ляховоком необходимо было срочно доставить двигатель, запасные части для радиостанции и продовольствие. Головин взялся совершить этот рейс, памятуя указание Москвы: «По возможности облетать и изучить все побережье моря Лаптевых».
Дождь, низкая облачность... Хочется прижаться к берегу, но самолюбие удерживает нас на прямом курсе — ведь надо же, наконец, проверить себя в полете по компасу над морем в плохую погоду.
В пелене дождя показался высокий берег мыса Святой Нос. Окончательно убедившись, что с навигацией у нас все в порядке, мы совсем осмелели и пошли прямым курсом на Шалаурово.
С полярной станцией у нас установлена радиосвязь, и мы предупреждаем зимовщиков о времени прилета. Теперь мы уже не чувствуем себя столь одинокими над просторами штормующего моря. Мы уверенно ведем самолет, зная, что впереди нас ждет хорошая погода.
Шалаурово. Ровный каменистый берег — ни бухточки, ни заливчика — отстаиваться негде. Стали на своем якоре.
Ветер начал усиливаться, и мы вынуждены были отказаться
от чашки чая, на которую нас приглашали полярники, и поспешить с вылетом в Тикси.
Узок был мир наш — жили заботами о самолете, интересами небольшого коллектива полярной станции и редкими портовыми новостями о прибывших и ушедших кораблях. А так хотелось знать, как работают другие экипажи — Алексеева, Козлова! Какова ледовая обстановка в Карском море, что нового в Москве! Но утешало нас то, что в наше полное владение было отдано целое море — большое море Лаптевых — и освоение его доверялось нашей настойчивости и инициативе.
И больше всего хотелось увидеть льды, — мы знали, что в будущем основная наша работа будет заключаться в разведке льдов. Но, для того чтобы стать полноценными ледовыми разведчиками, нам нехватало еще очень многого и в первую очередь морской практики и «арктической» закалки. И, стараясь
ПУТЬ В АРКТИКУ
Казалось, чего лучше? Живу и работаю в Москве. Я уже старший радиотехник научно-исследовательского института, и в перспективе аттестация на радиоинженера — о лучшем и мечтать не приходится!
Работа интересная и разнообразная — радиосвязь "переплетается с радионавигацией и аэронавигацией. Буду испытывать приборы, а может, и сам что-нибудь новое придумаю, но Челюскинская эпопея все перевернула вверх дном — меня безудержно потянуло в Арктику.
Вместе с Ритсландом отправился в Главное управление Северного морского пути.
— А, новый штурман! — обратился ко мне начальник воздушной службы, Марк Иванович Шевелев.-— Хорошо! Вот теперь у нас экспедиция полностью укомплектована. Ну, что ж! О вас мне говорили ваши друзья. Надеюсь, что с работой справитесь. Вот это письмо передадите командиру самолета Павлу Георгиевичу Головину. Он находится сейчас в Иркутске и ожидает вашего приезда. Имущество получите от штурмана Па-далко. О предстоящей работе вас информирует товарищ Ритс-ланд в дороге. Ему ехать до Тюмени. В пути успеете от него узнать, что ждет вас впереди; он уже стреляный полярник.-Ну, вот и все. Можете действовать. Желаю успеха!
Мы тронулись в путь.
По нескольку раз в день я просматривал и изучал список моего имущества. По уверению Ритсланда, он уже успел рассказать мне все, что знал, и теперь сладко дремал на своем диване.
Вечерело. Поезд мчался по тайге.
— Ну, Алеша! Вспомни еще что-нибудь!
— Вот пристал. Я тебе все уже рассказал. Полетишь, сам посмотришь. Ну, спать, мне завтра рано вставать!
В Тюмени, пожелав друг другу счастливых полетов, мы расстались. Здесь находился самолет, на котором Ритсланд с летчиком Козловым должен был лететь в Карское море.
Я остался один со своими мыслями.
Через пять суток прибыл в Иркутск. Погрузив все свое имущество на безрессорную телегу ломового извозчика, зашагал рядом с ним. Бурно кипела и пенилась Ангара под зыбким и неустойчивым мостом, покоившимся на больших лодках.
По булыжной мостовой я просил извозчика ехать медленнее: бородатый дед смотрел на меня с удивлением — ведь более тихого хода не получишь ни от одной клячи в мире! Но разве мог я предположить, что мое имущество так идеально упаковано.
В гидропорту я осторожно стал вскрывать ящики. Оборудование было упаковано так искусно, точно предполагали транспортировать его на борту старинного фрегата во время тайфуна.
Для меня же это был первый практический урок огромной важности. Впоследствии опыт показал, что правильная подготовка экспедиционного снаряжения в значительной мере решала успех задуманного дела.
В порту еще не было самолета, на который я получил назначение. Он вылетел в пробный рейс на реку Витим (правый приток Лены), в район Бодайбо.
Я присел на берегу. Жаркий летний полдень. Тишина. С реки тянет прохладой. Прошумит колесами пароход, скроется за поворотом, и вновь нерушимо тихо. Вода настолько чиста и прозрачна, что быстроту течения не замечаешь.
Уткнувшись в берег поплавками, одиноко стоит самолет. Бессильно повис на высоком шесте ветроуказатель.
Кажется, все движение в мире остановилось... Но вот, все увеличиваясь, приближается с севера какая-то точка. Гул нарастает. Самолет с ревом проносится надо мной и идет на посадку. Затихают моторы. Замедляя бег, летающая лодка глубже входит в воду и на малом пазу рулит к берегу.
В самолете появляется человек и, ловко размахнувшись, бросает на берег веревку.
— Эй, друг! Подбери чалку да подтяни наше корыто к берегу! — грозно кричит он.
Оглядываюсь по сторонам — никого. Хватаю веревку и изо всех сил тяну самолет к берегу.
— Это чье же хозяйство? — закуривая папиросу, обращается ко мне молодой добродушный блондин, вышедший на берег.
— Хозяйство мое.
— А вы кто такой?
— Штурманом на корабль Головина назначен.
— Ну, тогда познакомимся: Головин. Я пожимаю широкую теплую ладонь.
— Чего же это у тебя так много имущества набралось?
— Его Падалко готовил, от него и принял.
— Ну, если так, то, значит, все нужное. Вадим Петрович лишнего не возит.
Подошли остальные члены экипажа.
Я вручил Головину письмо от Шевелева. Он прочел его вслух:
«Дорогой Павел Георгиевич!
Вылетайте из Иркутска в бухту Тикси, где вы поступите в распоряжение морского командования и будете летать по его указаниям.
Берегите людей и самолет. Захватите с собой два надежных якоря и побольше швартовочных концов хорошего качества. Облетайте и изучите по возможности весь район моря Лаптевых. В дальнейшем вашему экипажу придется работать в этом районе. Счастливого пути! Привет всему экипажу».
— Немного написал нам Марк Иванович, — сказал Головин,— однако все понятно... Ну, ребята! Сегодня всей артелью будем помогать штурману устанавливать его хозяйство, а завтра вылетаем.
Самолет оказался знакомым. Это был «Н-8», на котором в прошлом году летал в Арктику Леваневский. Кронштейны для радиостанции и масса всяких приспособлений были установлены мною на этом корабле еще в Севастополе.
Работа спарилась. Сам Головин, в одной майке, с белым платком, повязанным на голове, работал за двоих и торопил своего малоповоротливого помощника.
— Уж эти мне штурманы, кто их придумал! — незлобиво ворчал механик, вращая дрелью. — Всегда им дырок в самолете нехватает. Еще неизвестно, будет ли из этого какой толк, а дырки им сверли!
К вечеру самолет был запружен экспедиционным снаряжением, оборудованием, продовольствием и всяким прочим имуществом, назначение которого мне не совсем было понятно, но... «в дороге всякая веревочка пригодится», решил я, смутно представляя себе условия работы на Севере.
Раннее утро. От холодной воды поднимается легкий пар. Раскачиваясь, самолет долго бежит по воде и незаметно отрывается.
С волнением смотрю на солнце, на все уменьшающуюся подо мной Ангару.
Работы у меня нет никакой. Пилотам сейчас штурман не нужен, они ведут самолет вдоль реки.
От старинного, с почерневшими деревянными постройками селения Балаганск узкой лентой тянется на восток тракт, соединяющий Ангару с Леной. Над этим трактом пролегает воздушный путь для самолетов, курсирующих по трассе Иркутск —
Якутск.
Темной стеной стали перед нами густые облака. Впереди гарный кряж. Путь на Лену закрыт. После минутного раздумья пилот разворачивает самолет и ведет его на посадку. Пристаем к берегу Ангары.
— Ничего, ребята, пробьемся, — глядя на восток, говорит Головин. — К обеду должно проясниться. Ночевать будем на Лене.
— Это все из-за штурмана! — шутит механик. — Летели здесь без него — все было хорошо. Смотри, Александр Павлович! Не пробьемся, — снимем тебя с корабля. А сто литров горючего, что потратили зря, придется на твой счет записать.
В перекосившемся деревянном домике помещается «аэропорт». Нас уговаривают остаться на ночь.
— Никто не остается у нас, — жалуется молодой начальник в замасленном форменном кителе (он же моторист, заправщик, телефонист и повар), — все самолеты либо пролетают мимо, либо присядут, заправятся горючим и летят дальше.
Сторож аэропорта тоже не хочет расставаться с нами. Путая пальцами и без того всклокоченную бороду, он, показывая на виднеющуюся через окно гору, преподает Головину урок метеорологии:
— Вот если откроется гора, так вылетайте, а покуда на ней висит шапка, можете спокойно чаевать. А тому, что передают по телефону про всякие влажности да сухости, не верьте — все это не то, что аэропланам надобно. Вы в первую голову глядите на горы. Чисто над ними, — лети сколько духу есть, а надвинулась туча, закрыла горы, — сиди да чаи попивай.
Не допив чашки чая, Головин встал из-за стола и подошел к окну.
— Ну, хлопцы, собирайтесь, — обернувшись к нам, сказал он. — Пока вырулим, сопка откроется.
Молодой начальник, суетясь, помогал нам оттолкнуться от берега, не переставая, однако, уговаривать остаться переночевать.
— Рановато, летчики, вылетаете. Зря только бензин израсходуете, — вновь поддержал своего начальника сторож.
— Не бойся, отец, теперь проскочим! — Дав газ моторам, летчик повел самолет на взлет.
Хорошо работает Головин! Незаметно отрывается самолет от воды, плавно набирает высоту. На юге — солнце, чистое голубое небо, прозрачный воздух. На востоке—-там, где Лена, где наш путь в Арктику, — темно.
Долетели до сопки. Она наполовину виднеется из-за облаков, а дальше, между горами, просматривается светлая полоса, вселяющая надежду, что впереди облака оборвутся'и лететь будет безопасно.
Головин уверенно направляет машину вниз, прижимая ее все ближе к тайге. Деревья гнутся от воздушной струи моторов, тянущих самолет к манящей светлой полосе, но... она растаяла, и самолет оказался окутанным со всех сторон непроницаемой облачностью.
Куда итти?
Головин, набрав высоту, ринулся в самую гущу облаков. Второй пилот заерзал на своем месте и закрутил головой во все стороны, ища спасительного просвета. Концы плоскостей как будто отсеклись — самолет напоминал инвалида с обрубками вместо конечностей.
Мотор чихнул раз, другой. Промелькнула тень механика, проскочившего по лесенке с лодки в моторную гондолу.
Головин, не отрываясь от приборов, ведет машину все выше, подальше от гор.
Это был мой первый слепой полет. Надо сознаться, что лететь на гидросамолете над горами было не совсем приятно, нужно было подняться выше, но вместе с тем инстинктивно хотелось также быть ближе к земле, видеть ее и не терять ориентировки.
Вскоре погода резко улучшилась. Высоко в небе ободряюще засверкало солнце.
Передав управление своему помощнику, Головин потянулся, взглянул на меня, как бы успокаивая: «Ничего, штурман,— как видишь, все это пустяки».
Я попытался улыбнуться, но не знаю, получилось ли.
Второй пилот деловито правит машиной, не обращая внимания на мои поправки к курсу — не признает он во мне штурмана. Головин кивает мне головой — не обращай, мол, на него внимания, пусть ведет, как хочет.
Спокойна величественная Лена. Высокие берега покрыты дремучей, вечно зеленой тайгой. Куда ни кинешь взор, ■— громадные массивы лесов самых различных оттенков.
Старинное русское село Усть-Кут лежит на крутой петле, образованной Леной. Буйная тайга прижала его к самому берегу. У деревянной пристани колесный пароход. Река в этом месте быстрая и прозрачная, как хрусталь. На любой глубине каждый камешек виден. В Усть-Куте мы ночуем.
В селе — рубленые избы с резными дощатыми карнизами и железными петушками на крышах. Круглый год здесь оживленно. В Усть-Куте сходится много дорог: зимний тракт, соединяющий Лену с Ангарой, большой водный путь до Якутска и Качуга.
Здесь пролетают самолеты по линии Иркутск — Якуток.
Первый полет на гидросамолете «СССР Н-8». Лето 1934 года.
Старт очень труден. Самолет должен долго итти на редане по кривой, но и после отрыва еще долго нельзя итти по прямой. Легкий крен. Мягкие уверенные движения корабля при старте заставляют изумляться мастерству пилота.
Проходим над Киренском. У берега несколько самолетов отстаиваются из-за плохой погоды.
За Киренском Лена образует еще более крутые изгибы. Узкое русло проходит между отвесными скалистыми берегами — щеками, между которыми можно пролететь только на самолете «У-2», да и то при хорошей видимости.
Вскоре берега раздвигаются, и река, вырвавшись на свободу, успокаивается.
В пелене дождя слева мелькают домики большого селения Витим. Головин убирает газ, и машина прямо с хода идет на
посадку.
Выкачав воду из протекающей лодки и заправившись горючим, снова взлетаем.
В сумерках, при свете костров, разложенных на берегу, садимся у селения Олекминск. В августе над Якутией стоит сильная жара — горит тайга. Начинаются пожары от ударов молнии, небрежно разложенных костров, от искр пароходов и, говорят, даже от трения деревьев друг о друга при долгих сухих ветрах. Пожары достигают такой силы, что густой едкий дым застилает громадные пространства и вынуждает прекращать не только судоходство на реке, но и переправу с одного берега на другой.
Дым преградил нам путь. Дышать стало нечем. Пролетев половину пути, сели на реке. Но нам повезло — ветер меняет направление, и мы продолжаем полет.
Чем дальше на север, тем шире становится Лена. Левый берег теряется в дымке.
Зловещий дым большими клубами перекатывается над почерневшей тайгой.
Сгущаются сумерки. Ориентироваться трудно — сбивают с толку разложенные на берегу костры рыбаков. Каждый раз задаешь себе вопрос: не аэродром ли?
Вспыхнул яркокрасный столб огня, в сравнении с которым костры рыбаков показались светляками. Якутск. Совершаем посадку на протоке.
Трудные положения, в которые попадал самолет при перелете позволили нам ближе узнать друг друга.
Павел Георгиевич Головин утвердился в моем сознании как летчик крупного масштаба, и мне хотелось, учась у него, приобрести такой же широкий «летный» горизонт, мастерство и решительность в действиях — качества, столь необходимые человеку, решившему посвятить себя работе на Севере. Головин был настоящий человек, подлинный большевик, воспитанный Коммунистической партией.
Наши бортмеханики настойчивы и трудолюбивы. Часто, когда мы отдыхаем, они возятся с моторами, на ходу устраняя неполадки. Однако бесчисленные хлопоты нисколько не влияют на их настроение. Они спокойны и жизнерадостны.
Утром в якутском гидропорту несколько самолетов готовятся стартовать на Иркутск. Мы одни летим на север.
Снова под нами Лена мирно несет свои воды.
Вдали могучий Верхоянский хребет. Ярко блестят снежные шапки гор. Отроги хребта отходят на запад. Там, где горы доходят до реки, расположено небольшое якутское селение Сан-гар-хая.
На высоком береговом утесе одинокая могила. Зимой 1931 года летчик Кальвиц вылетел из Якутска в Булун на небольшом одномоторном самолете. 3а Усть-Алданом начался сильный снегопад. В слепом полете самолет врезался в скалу...
Приближаемся к Северному полярному кругу. На картах он обозначен тонкой пунктирной линией. На земле никакой линии, конечно нет, но я почему-то взволнован и пристально всматриваюсь вперед, стараясь увидеть и отметить это место.
Полярный круг благополучно пройден. Мы верим в удачу нашей экспедиции.
Пустынные берега Лены... Вековая непроходимая тайга. Потемневшие от давности избы селения Жиганск. Тупой широкий нос самолета уткнулся в мягкий глинистый берег. Не теряя времени, мы подкатываем бочки с бензином и приступаем к зарядке.
Якуты в разноцветных костюмах со всевозможными украшениями, сидя на корточках, наблюдают за нами и под несмолкаемый лай собак переговариваются между собой. Их взгляды прикованы к тяжелой неуклюжей машине.
Трогаемся в путь.
Все та же картина — однообразная безбрежная тайга. Глазу задержаться не на чем. Ровно гудят моторы, тянут самолет все дальше на север. Становится заметно холоднее.
У селения Булун большая флотилия всевозможных судов.
Положив машину в крутой вираж, Головин делает круг над караваном. На головном пароходе взвиваются флаги.
Пригодилась полученная на Балтике морская практика — я расшифровываю значение флагов и запиской сообщаю Головину:
«Добро пожаловать, летчики!»
Пилот в ответ качает крыльями и направляет самолет на север.
Ветер усиливается. Как бы чувствуя приближение океана, река становится злобной — появляются белые гребни. Моторы работают неуверенно, вразнобой. Один совсем отказывается тянуть — дрожит, захлебывается. Механик сигнализирует о необходимости немедленной посадки.
Головин, слегка нахмурив брови, крепче сжимает губы и, не спеша убрав газ, ведет машину со снижением.
Он спокойный, но какой-то новый.
Вода все ближе. Хочется не видеть ее, отвести глаза, а оторваться от нее нельзя.
Сильный удар о днище — и машина зарывается носом в воду. Невероятным кажется, чтобы самолет с одним мотором справился с разбушевавшейся стихией.
Работая рулями, Головин с трудом удерживает против ветра наполовину залитую машину. Застыл винт второго мотора... Скалы все ближе... Когда же до них оставалось всего несколько метров, самолет остановился на месте — механику удалось наладить мотор.
Головин дал полный газ и повел самолет к противоположному берегу. Будто и волны стали меньше, и вода теплее...
— Если уж здесь такое делается, то что же будет в море? — вытаскивая из кармана раскисшие папиросы, с грустью произнес второй пилот.
— В море не страшно! Вода в нем соленая, не утонешь! — забираясь в моторную гондолу, отвечает бортмеханик.
Стих ветер. Успокаивается река. Солнце сушит разложенные на берегу приборы, одежду, продовольствие.
Назойливо поют комары. Просвистела стая уток.
Пьем у костра пахнущий дымом чай, делимся впечатлениями, вспоминаем прошлое.
Второй пилот, нахохлившись, закутался в сырую шубу, сидит молча. Ему явно не нравится начало нашего путешествия.
Только второй механик деловито суетится, бегает от костра к самолету, весь поглощенный хозяйственными заботами.
В разговорах и борьбе с комарами незаметно проходит короткая полярная ночь.
Сверкнув золотом, озаряют воду, скалы и деревья первые лучи солнца.
Отремонтировав моторы, выруливаем на середину реки.
Последний этап полета...
Гигантский гранитный камень — остров Столб — преграждает Лене прямую дорогу в океан.
В поисках пути мечется река во все стороны, растекаясь тремя протоками. И не стало больше многоводной Лены: Быковской протокой ушла она на восток, Оленекскои — на запад и Туматской — на север.
Живописная бухта Тикси. Она окружена холмами и высокими горами. На рейде стоят океанские пароходы. Ближе к берегу — караван речных судов.
Головин делает посадку и выключает моторы.
— Э-гей! Долго вы там будете копаться? Подгребайте сюда да покажите стоянку, — обратился пилот к зимовщикам.
— Сейчас подгребем, товарищ Головин! Вот только воду малость выкачаем, — ответили с берега.
— Оказывается, здесь уже ждут иас! — сказал Головин.
— Радио у людей работает, товарищ командир, вот и знают, что творится на белом свете; не то что у нашего штурмана, — подмигивая в мою сторону, съязвил механик.
— Зря только возим лишний груз, — серьезно проговорил второй пилот.
— Ничего. Когда надо будет, заработает и наше радио. Правда, штурман?
— Да у меня все работает нормально, а вот почему не отвечают, не знаю, — смущенно говорю я.
Самолет медленно и осторожно зарулил в устье небольшой речушки Кобчик, впадающей в залив Сото. Это было единственное место, где можно оставлять самолет даже во время сильных штормов.
Была середина августа. С запада все суда уже прибыли к месту назначения. Для возвращения по Северному морскому пути они не нуждались в проводке, так как в море Лаптевых ледовая обстановка была благоприятной. Поэтому отпала необходимость в разведке льдов. Штаб проводки решил использовать наш самолет для транспортно-хозяйственных операций.
Мы стали готовиться к вылету. Особенно тяжелой оказалась зарядка самолета. Небольшой запас бензина, оставленный Леваневским, находился в одном километре от места нашей стоянки. Транспортных средств и даже какого-нибудь подобия дороги не было, и нам пришлось катить бочки с бензином по кочковатой тундре.
Заправив баки горючим, мы приступили к выполнению первого задания. Нам предстояло сиять трех зимовщиков с острова Дунай, куда они были доставлены еще зимой и, по расчетам, должны были уже исчерлать свой запас продовольствия. Одновременно нам было поручено доставить в Тикси охотоведа из Усть-Оленека.
Остров Дунай расположен в разветвленной и запутанной дельте Лены. Одни утверждали, что Дунай — архипелаг, состоящий из многих мелких островов, другие — что это один большой остров. На нашей карте никакого архипелага или острова Дунай вообще не было.
Перед вылетом мы внимательно ознакомились с морскими картами дельты реки Лены и условно нанесли местоположение острова, отыскать который, особенно при неблагоприятных метеорологических условиях, было делом нелегким.
В Тикои погода стояла отличная. Залив застыл — не шелохнется. Как-то не вязалась эта погода с нашими представлениями об Арктике. А какая погода в дельте Лены, мы не знали — синоптической службы в том районе не было. Решение приходилось принимать только на основании погоды в пункте вылета.
Отдав управление своему помощнику, Головин следит за местностью и делает пометки на карте. Я же, выполняя обязанности радиста, решаю немедленно установить связь с Тикси. Передатчик и приемник работают хорошо, а вот Тикси никак не отвечает. Что тут делать?.. Руки опускаются. Злость берет. С остервенением стучу ключом, полной мощностью зову Тикси, а оттуда — ни звука. Наконец, слышу свои позывные. Мне отвечает Шалаурово.
«Ну, ничего, — думаю, — и это хорошо! Слышат они меня отлично и помочь обещают».
Поняв по выражению моего лица, что у меня дела налаживаются, Головин показал большой палец и закивал головой: мол, я и не сомневался, штурман, что мы им докажем, как надо работать. Я ему ответил благодарной улыбкой.
Все члены экипажа радуются моим успехам. Только второй пилот, скептик по натуре, сидит серьезный и хмурый. Он, видимо, не ожидает ничего хорошего ни от меня, ни от нашего полета, ни от Арктики.
Справа от нас — море Лаптевых, слева — изрезанная дельта Лены. Мы держим путь вдоль берега и отмечаем на картах все, что только нам удается опознать.
Белые лебеди с желтыми малышами чинно плавают в озерах. Серые гуси держатся своей гусиной кампании. А утки всевозможных пород летают стаями: куда ни кинь глазом, — везде они. Напуганные ревом моторов, бегут олени. На песчаных отмелях греются на солнце стада моржей, молодежь кувыркается в воде — играет.
Отмечаю на карте резко выдающийся далеко в море мыс, от которого близка цель нашего полета.
На горизонте появляется темная полоска. Она ширится и, приближаясь к нам, все более темнеет — туман закрывает и землю и море. Полет на малой высоте становится невозможным.
Возвращаться в Тикси далеко, да и незачем, а искать остров в тумане бесполезно. Головин сигнализирует мне рукой, что он намерен произвести посадку и что об этом надо сообщить по радио.
Пока летчик виражил над протокой, определяя ее глубину и выбирая место для посадки, я отстучал радиограмму на Шалаурово и, простившись с радистом, смотал антенну.
Самолет идет на посадку. Стаи уток и гусей панически бегут по воде, машут крыльями, спешат удрать от большой страшной птицы. Замедляя бег, машина опускается на воду.
На малом газу, медленно продвигаясь вперед,подошли к мягкому песчаному берегу.
С ружьем в одной руке и с патронташем в другой Головин соскочил на землю.
— Вы здесь готовьте, что надо, — сказал он, заряжая ружье: — утки будут! — И, широко шагая по зеленой тундре, направился в сторону озер.
От невидимых за горизонтом высоких берегов Лены дует с юга слабый ветер. Лениво, бесшумно уходит протокой в море ленская вода. На западе марево тумана. Успокоившиеся олени мирно щиплют траву. Низко над землей в одиночку и стаями летают утки и гуси.
Глухо, без отзвуков, со стороны озер раздаются выстрелы.
Механики, ободренные частой стрельбой, собирают плавник, раскладывают костер и греют полное ведро воды, готовясь во всеоружии встретить своего командира.
— Патронов нехватило. Ну, да и этого, пожалуй, с нас хватит, — сказал Головин, довольный удачной охотой. — Вот это кряковые, настоящие наши, русские, утки. Это вот чирки, самые вкусные из утиной породы. А чернухи рыбой пахнут, однако есть можно. Это широконоски. А вот этих не знаю, первый раз вижу, но по виду съедобные, их тоже можно в котел.
Наши механики занялись приготовлением ужина; они щипали и потрошили уток, не считаясь с породой, всех подряд.
Беспокоясь о судьбе людей на острове, Головин не переставал внимательно посматривать на запад, <в сторону уходившего от нас тумана. Охота — охотой, а дело — делом.
Убраны якоря, запущены моторы. Легко оторвалась лодка от тихой речной глади.
Расширился горизонт. Незаходящее солнце, совершив суточный ход, прошло свою северную, самую низкую точку и стало подниматься выше.
Недолго радовала нас погода. Снова надвинулся туман, преградив путь к острову.
Головин направил самолет на юго-запад, к селению Усть-Оленек. Шли, выдерживая направление по компасу. Возмож-
ность визуальной ориентировки отпала, и я занялся своей радиостанцией.
Выпустив антенну и выжав из передатчика все, что он мог дать, стал вызывать Тикси, но все безрезультатно.
Наконец, ответило Шалаурово. Поблагодарив радиста, я спросил, чем объяснить, что Тикси, находясь ближе, не слышит меня, а вот он, за семьсот километров, отвечает на мои вызовы.
— Они сейчас в футбол играют. Последний срок отработали и предупредили, что матч очень важный; просили не беспокоить.
Видимо заинтересовавшись, чем мог я так долго заниматься в своей кабине, Головин внимательно посмотрел на меня.
Мне нехватило ни нашей условной азбуки, ни жестов, ни мимики передать содержание разговора, и я ответил ему запиской. Прочитав ее, пилот показал ее своему помощнику, но тот, только сжав губы, укоризненно покачал головой — нет, не верит он в мои способности установить связь с кем бы то ни было!
Туман оборвался. Справа море, слева горы. Впереди по курсу — устье реки Оленека, куда мы на своих картах проложили прямую линию нашего маршрута.
Компасам, оказывается, можно верить!
Река Оленек здесь широкая — места для посадки хватает.
Медленно рулим к берегу, багром промеряем глубину, якорь держим наготове.
Все население небольшого поселка высыпало на берег взглянуть на волшебную большую птицу, впервые прилетевшую к ним.
Сгорая от любопытства, женщины жались в стороне, не смея приблизиться к самолету. Мужчины же, окружив нас тесным кольцом, внимательно осматривали машину.
Охотовед, за которым мы прилетели, успел за год своего цребывания собрать большой материал. Багаж его состоял из различных чучел зверей и птиц, шкурок, сухих растений и всевозможных коллекций.
Так как, по нашим расчетам, туман над островом Дунай мог еще не рассеяться, мы решили пойти к могиле Прончи-щевых.
Недалеко от поселка, на пригорке, — небольшой, заросший мхом, огороженный дубовыми бревнами холмик, а над ним — черный дубовый столб со следами оторвавшейся перекладины. Рядохм — новый дубовый крест, поставленный в прошлом году.
На дощечке, прибитой к кресту, надпись: «Василий и Мария Прончищевы. 1736 год».
...Небольшое трехмачтовое парусно-гребное судно — дубель-шлюпка «Якутск» с командой в пятьдесят человек под управлением лейтенанта Василия Прончищева — спустилось вниз по реке Лене и вошло в море Лаптевых; Прончищев имел своей
задачей описать берег между Леной и Енисеем и положить его на карту. С Промчищевым отправились его жена Мария, штурман Челюскин и геодезист Чекин.
Первое лето не привело Прончищева к намеченной цели. Тяжелые льды преградили путь к Таймырскому полуострову. Ранняя осень заставила повернуть судно обратно. Зимовали в селении Оленек, в то время состоявшем из двенадцати домиков русских поселенцев-охотников.
Летом следующего года дошли до 78° северной широты. Стоило только обогнуть Таймырский полуостров, и, может быть, самая северная оконечность России — мыс Челюскина — носила бы другое название. Но не суждено было Прончище-ву осуществить свои мечты. Льды оказались сильнее человека. На вторую зимовку остановились снова в Оленеке на старом месте.
Василий Прончищев скончался на руках жены, перенесшей с ним все тяготы и лишения. Эта смелая женщина не вынесла смерти любимого человека. Через несколько дней ее похоронили рядом с мужем...
Сняв шапки, молча стояли мы у могилы, и всем нам хотелось быть похожими на этих мужественных русских людей.
С моря подул ветер...
За несколько минут река преобразилась. Длинные белые гребни полосой потянулись с моря. Задрожал самолет. Свист и вой ветра усилились. Начался шторм. Оставлять машину у берега небезопасно. Набрав скорость, оторвались от воды. Теперь мы недосягаемы для волн и штормов.
Под нами длинный песчаный остров Эркогор, от которого рукой подать до острова Дунай. Проходим низко над сетью островов и озер. Вот здесь где-то рядом должен быть и наш остров. Но где он? Как его опознать? Карты дают только общее представление, детально по ним ориентироваться нельзя. Не отрывая глаз от земли, я стараюсь не пропустить ни одной точки, ни одного пятнышка.
Головин пристально высматривает места, пригодные для посадки.
И вдруг мы увидели людей. Качнув крыльями, пилот сделал круг и повел самолет на посадку в открытое бушующее море. Понимая, что посадка будет не совсем обычной, я крепко вцепился руками в борта кабины.
Первый удар волны сорвал меня вместе с сиденьем. Не дожидаясь второго удара, Головин дал моторам полный газ, чиркнул лодкой по гребню и увел самолет от недружелюбных волн.
Снова подлетели к острову. Люди усиленно махали руками, показывая на юг — видимо, на место возможной посадки.
Большое озеро. Волны замутили воду — нельзя определить глубину.
Лодка коснулась воды; замедлив бег, осела глубже и... остановилась: мы сели на мель. Оставаться здесь нельзя было ни на минуту — засосало бы лодку, и осталась бы она там навеки. Все, кроме Головина, полезли в воду и, привязав к хвосту длинную веревку, начали раскачивать самолет. Головин дал газ, и лодка, вначале нехотя, поползла по грязи, а потом пошла, побежала. По пояс в воде мы добрались до места, где остановился самолет.
— Эй, вы, каботажники! Не забудьте отвязать веревку! — крикнул Головин.
Механик забрался на жабру и, высоко задрав ноги, выливал воду из сапог.
— Ну, братцы, что же будем делать?
— Надо вымпел сбросить, — предложил я.
Но вымпел бросать не пришлось — зимовщики указали место посадки, разложив на берегу большой костер. Установив самолет на'якоре, мы накачали резиновую лодку и за три рейса перевезли с берега трех полярников с их нехитрыми пожитками.
Выглядели полярники нормально, без каких бы то ни было признаков истощения. Последние три месяца питались моржа-тиной, рыбой и кореньями. Не зная, когда их вывезут, зимовщики смастерили из плавника плот и хотели выбираться собственными средствами.
Они были так взволнованы, что отказались от еды и наперебой клялись всю жизнь не забывать своих спасителей.
Все мы были горды своим первым успехом и с радостным чувством возвращались обратно.
Подлетая к бухте Тикси, мы увидели расцвеченный флагами теплоход «Пятилетка». Он привез строителей — новую смену полярников и должен был отвезти на Большую Землю старую смену.
Приветствуя теплоход, Головин стал виражить, я же выпускал одну за другой красные ракеты. Теплоход отвечал нам протяжными гудками.
Зарулили на знакомое место в реке. Высадили счастливых пассажиров.
В крохотной комнатушке деревянного домика полярной станции народу собралось так много и стало так тесно, что мы решили перекочевать в самолет.
Мелкие неудобства нового жилья мало смущали нас, тем более что были и преимущества.
Рядом озеро с утками. Охотников пострелять — больше, чем нужно, А в искусстве приготовления пищи Головин — непревзойденный мастер.
Дни шли, заполненные мелкими текущими делами.
Моросил дождь. Дул самый непогожий в этом районе восточный ветер.
[color=#003399]По плану работы наш экипаж подчинялся штабу ледовой проводки, находившемуся на ледоколе «Ермак».
В тот год на судовой трассе море Лаптевых было свободно от льдов, и «Ермак», не нуждаясь в нашей помощи, занятый проводкой караванов в проливе Вилькицкого, внимания нам не уделял.
В Тикси формировался караван речных судов под командованием капитана Миловзарова. Головин направился к пароходу Миловзорова на небольшой лодке. В момент, когда он готов был уцепиться руками за веревочный трап, пароход тронулся, и лодку стремительно потянуло под гребное колесо.
Выскочив из лодки, которую тяжелые плицы колеса тотчас же разломали в щепки, Головин пытался отплыть подальше от парохода. Мешали тяжелый полушубок и болотные сапоги. Он уже ясно видел рядом с собой большие ржавые болты на дубовых плицах. Неумолимо надвигался страшный конец.
На счастье, к борту парохода подошел Миловзоров и, увидев Головина под колесом, что есть духу крикнул в рупор: «Стоп машина!» Колесо остановилось...
— Ну, братцы, на все лето работы хватит, — сказал чудом спасшийся Головин, возвратившись из порта. — И на восток и на запад летать будем. «Ермак» молчит, ну и бог с ним! Сегодня отдохнем, а завтра полетим шхуну вызволять — застряла на мели на реке Омолой.
Но отдыхать нам не пришлось. Ночью поднялся шторм, разразилась гроза. Гром такой, что и на Большой Земле редко услышишь. Вода прибывала очень быстро, мы еле успевали подтягивать самолет к берегу.
К.утру ветер стих. Проверив якоря, веревки и все крепления, мы улеглись спать, считая, что теперь уже нам ничто не угрожает.
Проснулись. Солнце светит, тепло и тишина вокруг необычайная. А корабль наш... крепко сидит днищем на земле; вода в десяти метрах от самолета.
Спросонок трудно было понять, что произошло.
— Ничего, братцы. Пока приготовимся к полету, вода подойдет и все будет в порядке. Сегодня же вылетим, — успокоил нас Головин.
Но вода приходила, а самолет наш все так же упорно сидел на грунте, с той лишь разницей, что вода была уже в пяти метрах от нас. Лучше, конечно, но все же пять метров!
Оказалось, что мы стали жертвой нагонной воды, которую пригнал сильный восточный ветер, не унимавшийся в течение последних суток.
Надо было сниматься с мели собственными силами, а силы-то были невелики — всего пять человек.
Работа была нелегкая, но, чувствуя себя основными виновниками происшествия, мы с Головиным работали усердно, не обращая внимания на кровавые мозоли на руках.
Через двое суток по канаве, наполненной водой, самолет вошел в реку и плавно закачался на плаву.
Все в порядке. Мы решили вылетать немедленно.
Яркое солнце щедро бросало теплые лучи на море и горы. Показалась шхуна. Удивительно, что экипаж, сумевший благополучно провести свое суденышко через устье реки, умудрился застрять на единственной песчаной подводной косе, которая ярко выделялась с воздуха желтым песком, разделяя на две части глубоководный фарватер реки.
Головин повел самолет на посадку и подрулил к шхуне. Остановились на якоре. Течение здесь медленное. На берегах зеленая трава, кое-где яркие цветы — будто и не в Арктике.
— Капитана шхуны прошу немедленно прибыть для переговоров, — сложив руки рупором, прогремел Головин.
Старик с большой седой бородой, подплыв на ялике, забрался в самолет. Головин решил поднять его в воздух и показать всю картину сверху, чтоб капитан сам смог составить план своих дальнейших действий. И действительно, капитану «с горки» стало видней; вскоре шхуна снялась с мели.
Пожелав морякам удачи, мы полетели обратно, обследовав по пути весь берег губы Буорхая с целью уточнить карты и выбрать место для возможного базирования нашего самолета.
На полярную станцию Шалаурово на острове Большом Ляховоком необходимо было срочно доставить двигатель, запасные части для радиостанции и продовольствие. Головин взялся совершить этот рейс, памятуя указание Москвы: «По возможности облетать и изучить все побережье моря Лаптевых».
Дождь, низкая облачность... Хочется прижаться к берегу, но самолюбие удерживает нас на прямом курсе — ведь надо же, наконец, проверить себя в полете по компасу над морем в плохую погоду.
В пелене дождя показался высокий берег мыса Святой Нос. Окончательно убедившись, что с навигацией у нас все в порядке, мы совсем осмелели и пошли прямым курсом на Шалаурово.
С полярной станцией у нас установлена радиосвязь, и мы предупреждаем зимовщиков о времени прилета. Теперь мы уже не чувствуем себя столь одинокими над просторами штормующего моря. Мы уверенно ведем самолет, зная, что впереди нас ждет хорошая погода.
Шалаурово. Ровный каменистый берег — ни бухточки, ни заливчика — отстаиваться негде. Стали на своем якоре.
Ветер начал усиливаться, и мы вынуждены были отказаться
от чашки чая, на которую нас приглашали полярники, и поспешить с вылетом в Тикси.
Узок был мир наш — жили заботами о самолете, интересами небольшого коллектива полярной станции и редкими портовыми новостями о прибывших и ушедших кораблях. А так хотелось знать, как работают другие экипажи — Алексеева, Козлова! Какова ледовая обстановка в Карском море, что нового в Москве! Но утешало нас то, что в наше полное владение было отдано целое море — большое море Лаптевых — и освоение его доверялось нашей настойчивости и инициативе.
И больше всего хотелось увидеть льды, — мы знали, что в будущем основная наша работа будет заключаться в разведке льдов. Но, для того чтобы стать полноценными ледовыми разведчиками, нам нехватало еще очень многого и в первую очередь морской практики и «арктической» закалки. И, стараясь
- Александр Андреев
- Редактор
- Сообщения: 2592
- Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
- Откуда: Санкт-Петербург
Н-8 (Dornier Wal)
Кара » 19 Декабрь 2008 17:04
Приказ по УПА ГУСМП
№ 13
от 17.06.37
1.
В развитие и изменение приказа по Управлению Полярной Авиации за № 11 от 25 марта с.г., командиром Морского отряда вместо пилота АЛЕКСЕЕВА, выполняющего особое задание, - назначить пилота МАХОТКИНА В.М.
2.
Командиру Енисейской авиагруппы на основании протокольного соглашения УПА с Морским Управлением, от 4-го июня с.г., закрепить за Морским отрядом нижеследующие самолёты: ДВ – Н25, Н8, Н-10
3.
Командирами кораблей назначить: командира Морского Отряда – МАХОТКИНА, ЧЕРЕВИЧНОГО, третий самолёт, по усмотрению командира авиагруппы и командира морского отряда.
Комплектование остального состава экспедиции возложить также на командира Енисейской авиагруппы и командира отряда
И.О.нач. УПА ЖИГАЛЁВ
(РГАЭ, ф.9570, оп.2, д.2961, л.103)
№ 13
от 17.06.37
1.
В развитие и изменение приказа по Управлению Полярной Авиации за № 11 от 25 марта с.г., командиром Морского отряда вместо пилота АЛЕКСЕЕВА, выполняющего особое задание, - назначить пилота МАХОТКИНА В.М.
2.
Командиру Енисейской авиагруппы на основании протокольного соглашения УПА с Морским Управлением, от 4-го июня с.г., закрепить за Морским отрядом нижеследующие самолёты: ДВ – Н25, Н8, Н-10
3.
Командирами кораблей назначить: командира Морского Отряда – МАХОТКИНА, ЧЕРЕВИЧНОГО, третий самолёт, по усмотрению командира авиагруппы и командира морского отряда.
Комплектование остального состава экспедиции возложить также на командира Енисейской авиагруппы и командира отряда
И.О.нач. УПА ЖИГАЛЁВ
(РГАЭ, ф.9570, оп.2, д.2961, л.103)
Не мешай летать железу!
-
Кара - Редактор
- Сообщения: 1313
- Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
- Откуда: ЬУМН
Н-8 (Dornier Wal)
Кара » 24 Март 2009 22:16
Енисейская АГ: Морской отряд (с 03.1937):
Красноярск (гидропорт)
Приказ по УПА № 47 от 25.03.37 г. (текст в viewtopic.php?f=21&t=319)
Красноярск (гидропорт)
Приказ по УПА № 47 от 25.03.37 г. (текст в viewtopic.php?f=21&t=319)
Не мешай летать железу!
-
Кара - Редактор
- Сообщения: 1313
- Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
- Откуда: ЬУМН
Re: Н-8 (Dornier Wal)
Dobrolet » 19 Май 2009 04:12
Продолжим реконструкции внешнего вида полярных Валей.
Dornier Do J Bas производства "Costruzioni Mechaniche Aeronautiche S.A." , Marina di Pisa (CMASA) (Италия). Заводской №131 из третьего заказа Валей для воздушных сил Черноморского флота. Произведен 01.05.1929. Доставлен в разобранном виде морским путем. Экплуатировался 63 эскадрьльей ВСЧМ. Передан ГУСМП в мае 1933. Зарегистрирован как СССР Н-8 с 08.05.1933. Перегнан Леваневским из Севастополя в Хабаровск с 30 мая по18 июня 1933. 13 июля 1933 года вылетел из Хабаровска в Анадырь на Чукотку для оказания помощи потерпевшему аварию при выполнении кругосветного перелёта американскому лётчику Дж.Маттерну. 20 июля 1933 года доставил американца в город Ном (Аляска).
Отличался от военных Валей демонтированными турелями и бомбодержателями, проушины крепления которых на бортах так же демонтированы. Козырьки кабины пилотов увеличены по типу СССР-Н2. На месте зашитого проема задней перекатной турели оставлен небольшой люк с козырьком, смещенный к правому борту. Есть небольшие конструктивные отличия от Валей предыдущих заказов, выражающиеся в различной длине стрингеров сзади на верхней палубе и по борту лодки, дополнительных кнехтов в задней части лодки и непонятного назначения треугольного кронштейна на левом борту в носовой части. Окраска стандартная серая «шаровая» с низкой ватерлинией. Бортовой белого цвета.
1934 Головин проводка судов Ленской экспедиции пролив Норшельда. ЛАГ 01.09.1935; 11-12. аваиотряда УПА, передан на линейную работу, как дежурная машина 1940 находился в ремонте в Якутских мастерских; 01.1941 – эксплуатация, Якутск. Летом 1941 в составе Игарского [Крылья №2-2008].
На имеющихся снимках более позднего периода видна «нестандартная» ватерлиния, нанесенная почти под самым бортовым стрингером. Шрифт бортового номера уменьшен по высоте. Исчез козырек у заднего люка.
Дата списания неизвестна.
Dornier Do J Bas производства "Costruzioni Mechaniche Aeronautiche S.A." , Marina di Pisa (CMASA) (Италия). Заводской №131 из третьего заказа Валей для воздушных сил Черноморского флота. Произведен 01.05.1929. Доставлен в разобранном виде морским путем. Экплуатировался 63 эскадрьльей ВСЧМ. Передан ГУСМП в мае 1933. Зарегистрирован как СССР Н-8 с 08.05.1933. Перегнан Леваневским из Севастополя в Хабаровск с 30 мая по18 июня 1933. 13 июля 1933 года вылетел из Хабаровска в Анадырь на Чукотку для оказания помощи потерпевшему аварию при выполнении кругосветного перелёта американскому лётчику Дж.Маттерну. 20 июля 1933 года доставил американца в город Ном (Аляска).
Отличался от военных Валей демонтированными турелями и бомбодержателями, проушины крепления которых на бортах так же демонтированы. Козырьки кабины пилотов увеличены по типу СССР-Н2. На месте зашитого проема задней перекатной турели оставлен небольшой люк с козырьком, смещенный к правому борту. Есть небольшие конструктивные отличия от Валей предыдущих заказов, выражающиеся в различной длине стрингеров сзади на верхней палубе и по борту лодки, дополнительных кнехтов в задней части лодки и непонятного назначения треугольного кронштейна на левом борту в носовой части. Окраска стандартная серая «шаровая» с низкой ватерлинией. Бортовой белого цвета.
1934 Головин проводка судов Ленской экспедиции пролив Норшельда. ЛАГ 01.09.1935; 11-12. аваиотряда УПА, передан на линейную работу, как дежурная машина 1940 находился в ремонте в Якутских мастерских; 01.1941 – эксплуатация, Якутск. Летом 1941 в составе Игарского [Крылья №2-2008].
На имеющихся снимках более позднего периода видна «нестандартная» ватерлиния, нанесенная почти под самым бортовым стрингером. Шрифт бортового номера уменьшен по высоте. Исчез козырек у заднего люка.
Дата списания неизвестна.
- Dobrolet
- Редактор
- Сообщения: 1512
- Зарегистрирован: 13 Май 2009 15:09
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 12 Ноябрь 2009 19:59
Lennart Andersson, Red Stars 6 - Aeroflot origins // Apali Oy, Sammonkatu 50, 33540 Tampere, Finland, ISBN: 978-952-5026-88-7
CCCP-H8
8.5.1933
Дорнье "Валь"
Заводской №: 131
В примечаниях: -1.1.37-
CCCP-H8
8.5.1933
Дорнье "Валь"
Заводской №: 131
В примечаниях: -1.1.37-
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Н-8 (Dornier Wal)
Иван Кукушкин » 14 Ноябрь 2009 22:54
Орлов М., "Полярная авиация" // "Крылья - приложение к журналу М-Хобби" 2/2008, © ЦЕЙХГАУЗ. 2008 ISBN 978-5-9771-0095-3
Данные приводятся с ссылкой на «Реестр гражданских воздушных судов СССР».
СССР-Н8
Дорнье «Валь», зав. № 131, моторы - 2 М-17.
Дата присвоения опознавательного знака с литерой «Н» - 08.05.33 г. Первоначальный гражданский владелец воздушного судна -ГУСМП, Восточный сектор. В летнюю навигацию 1941 г. находился в составе Игарского авиаотряда УПА, шел на линейную работу, как дежурная машина.
Данные приводятся с ссылкой на «Реестр гражданских воздушных судов СССР».
СССР-Н8
Дорнье «Валь», зав. № 131, моторы - 2 М-17.
Дата присвоения опознавательного знака с литерой «Н» - 08.05.33 г. Первоначальный гражданский владелец воздушного судна -ГУСМП, Восточный сектор. В летнюю навигацию 1941 г. находился в составе Игарского авиаотряда УПА, шел на линейную работу, как дежурная машина.
-
Иван Кукушкин - Сообщения: 11087
- Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
- Откуда: Нижний Новгород
Сообщений: 39
• Страница 1 из 3 • 1, 2, 3
Вернуться в Полярная авиация СССР: "Комсеверопуть" и ГУСМП
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 8