"Северный Полюс - 7"

[Иван Кукушкин]

Еще фотографии с СП-7 от Лины Лоптевой:

[Иван Кукушкин]

Спасибо Лине Лоптевой за фотографии! Валя Андреев (командир вертолёта Валентин Андреев / "Северный полюс-7" первая смена) отец моей мамы и мой дедушка. Несколько лет его уж нет с нами. Он много рассказывал о своей работе и жалел что не может встретиться с коллегами т.к. нет никаких контактов, а жизнь разбросала всех по разным адресам. В 90-ых годах занимал должность одного из руководителей строительной организации, которая выполняла подрядные работы в аэропорте Шереметьево. Всегда был полон сил и идей и даже в преклонном возрасте прошел бы ещё 5 смен "Северный полюс-7" дав фору молодым.

Прислала Лина Лоптева:

Мазурук И.П., Лебедев А.А., «Летчики-испытатели Аэрофлота»

Вертолеты ночью не летают?

- Какой-то дракон летит!
- Что, уже галлюцинации начинаются?
- Да нет, в самом деле летит...
Выбираюсь из разбитого самолета и вижу в темноте полярной ночи, вращаясь, мигают зеленые и красные огни, - рассказывает Лебедев. Из центра вращения на лед бьет белый столб света, а через равные промежутки времени от этого летящего «дракона» хлещет разноцветное пламя. Хватаю снег, тру лицо. Больно. Значит, это не бред.
- Черт подери, братцы! - я кричу в черную дыру разбитого фюзеляжа, где ютится мой экипаж, - это вертолет!
- Вертолеты ночью в Арктике не летают...
- Когда люди в беде - летают!
...В полярной ночи 1957 года мы потерпели аварию невдалеке от географического Северного полюса, как раз в том районе, откуда была получена последняя радиограмма с самолета С. Леваневского, совершавшего третий трансполярный перелет в Америку после В. Чкалова и М. Громова. Заколдованное место... Но нам повезло больше, чем Леваневскому и его товарищам, - нас нашли. И сделал это вертолетчик Валентин Андреев. Сделал невозможное...
...На станцию СП-7 экипажу Лебедева поручили доставить срочный груз с Большой земли. Взлетели на тяжелогруженом Ил-12, легли на курс. Это был последний полет на станцию в этот «завоз», и потому нам постарались затолкать все, что можно и что нельзя. Начиналась полярная ночь, погода с каждым днем ухудшалась, зашевелились льды... И хотя мы понимали, что в любой момент ледовый аэродром на СП-7 может выйти из строя, мы приняли решение лететь - на Большой земле оставались грузы, без которых зимовка в океане, если и не была бы невозможной, то становилась очень трудной для полярников. Я шел проверяющим.
На станцию вышли точно, но радоваться не пришлось. Низкая облачность придавила нас ко льдам, и огни ВПП мы заметили лишь с высоты восемьдесят метров. Прошли над полосой, по которой текли ручьи снега, - началась пурга, ветер задул со скоростью 24 метра в секунду... Чтобы выполнить стандартный разворот, поднялись до ста метров и утонули в темной мгле. Развернулись. Владимир Васильевич Мальков, летевший командиром, дал команду включить фары. Но привычного света мы не увидели.
- Фары обледенели, командир, - бросил бортмеханик.
Оставалась единственная надежда обрести свое место в этом темном колеблющемся мире - увидеть огни ледового аэродрома. Мы ведь не могли знать, что снежный заряд закроет их от нас.
Удар. Треск. Сухой, рваный, режущий душу. Меня швырнуло вперед влево, лицом в остекление кабины...
Очнулся я от тишины. Тьма. Чей-то стон. Шуршит снег по обшивке. Голова раскалывается от боли. Я отстегнул привязные ремни. Тронул ладонью лоб. Кровь...
Бортмеханик Николай Николаевич Пишков помог мне подняться, перевязал. Вынесли в пассажирский салон штурмана Валю Колосова. Он был без сознания и вздрагивал словно от озноба.
- Укрой его моторным чехлом, - попросил я Пишкова и выбрался из машины. Самолет лежал словно в лунном кратере. Шасси снесены, винты погнуты. Мы зацепили высокий торос. Еще немного вправо, и мы нырнули бы в дымящуюся полынью. Ветер выл, заметал снегом машину, лед тускло отливал слюдяным блеском, и я вдруг почувствовал себя будто на другой планете. Такое одиночество сдавило сердце.
В Москву, в Главсевморпуть ушла телеграмма с просьбой разрешить поиски экипажа Лебедева на вертолете Ми-4. Полет запретили, но запрет пришел после того, как Валентин Александрович Андреев принял решение на вылет - на Диксоне, в полутора тысячах километров от места аварии поймал наш СОС. Арктика еще раз сыграла злую шутку - на СП-7 нас не слышали, хотя мы лежали в считанных километрах от них.
С Ил-12, искавшего нас вместе с Андреевым, увидели ракету, а потом тусклое желтое пятнышко, как летчикам казалось с высоты, - наш костер. А через десяток минут кто-то закричал.
- Какой-то дракон летит!
Это был вертолет Андреева. Мы бережно перенесли в Ми-4 Валю Колосова, забрались в машину. На ледовом аэродроме нас перегрузили в Ил-12 Михаила Алексеевича Титлова, и он доставил нас в Москву.
...1966 год. ГосНИИ ГА. Курилка. Сидим, ждем погоды, и как водится в подобных случаях, зашел разговор о том, о сем, кто в какие переделки попадал, да как из них выбирался. Вспомнился и мне наш трагический полет на СП-7. Начал я рассказ о нем. Гляжу, один из моих слушателей улыбается. «Что за чертовщина, - подумал я, - смешного-то ничего нет...»
- Только жaлъ, - закончил я свой рассказ. - До сих пор так и не знаю, кто нас вывез тогда. Ни имени, ни фамилии командира того Ми-4... А парень-то совершил почти невозможное.
И вдруг улыбка сошла с лица человека, которого мы не знали.
- Это был я, Александр Арсентьевич, - сказал он тихо. - Моя фамилия Андреев, зовут Валентином...
Я бросился к нему, обнял... И вдруг почувствовал, как на глаза навернулись слезы.
- А я берегу сувенир для вас, - сказал он, когда улеглись страсти, вызванные столь неожиданной встречей.
- Часы с того самолета и фото, на котором изображено все, что осталось от вашей машины. Я летал к ней, когда пришло светлое время.
Мы долго еще сидели с ним, снова и снова возвращались к той трагедии. Помянули добрым словом Валю Колосова - он так и скончался, не приходя в сознание...
- Многое тогда пришлось делать впервые, - от улыбки на лице Андреева не осталось и следа. - Пока разогревали застывший ротор, я все ходил вокруг и думал об одном - как сохранить пространственное положение, не поддаться иллюзиям в темноте при ограниченной видимости. Фары развернули вниз, в иллюминаторах пассажирской кабины пробили отверстия и справа, и слева. Вот через них бортмеханик и радист поочередно стреляли из ракетниц, освещая ракетами то, что было под нами. Полыньи, торосы, марсианский пейзаж...
- Вот мы и приняли вас за дракона.
- Что, такой страшный облик у нас был?
- Фантастический какой-то. Да и что с нас взять - мы ждали, что вот-вот начнутся галлюцинации. Холод дикий, крови потеряли много...
- Андреев! На вылет, - послышался голос начальника штаба ЛИКа Гусева.
Валентин Андреев быстро занял достойное место в ряду испытателей вертолетов. Не считая многих сложных видов работ на различных типах вертолетов, он с блеском провел государственные испытания вертолета Ка-26 по полной программе. А это значит, что он летал на критических режимах в равнинной и горной местностях, в жару и мороз, выполнял посадки, имитируя отказ двигателей... В общем, «побывал» на Ка-26 в тех областях возможностей и невозможностей, если можно так сказать, машины, в которые ей, может быть, никогда не довелось попадать потом.
Андреев ушел с летной работы, покинув должность командира отряда испытателей вертолетов, оставив после себя учеников, а также немало изменений, добавлений, исправлений в руководствах по эксплуатации вертолетов. Кто-то ведь должен разгадывать тайны машин...

[ББК-10]

Проблемы Арктики: сборник статей. Вып.6, Ленинград: "Морской транспорт", 1959, с.129-132

ДРЕЙФ СТАНЦИИ «СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС-7»

Дрейфующую станцию «Северный полюс-7» согласно плану научных исследований Центральной Арктики предполагалось создать в районе, ограниченном 82—83° с. ш. и 195—205° в. д. Разработанная для станции программа исследований по большинству разделов была расширена. Предусматривалось увеличение наблюдений по актинометрии, аэрологии, земному магнетизму и за состоянием ионосферы. С наступлением полярной ночи впервые на дрейфующих льдах планировалось проведение наблюдений за полярными сияниями.
Поиски льдины в намеченном районе производились командиром летного отряда И. С. Котовым совместно с начальником станции на двух самолетах ЛИ-2 под командованием В. И. Масленникова.
16 апреля 1957 г. было найдено наиболее пригодное для организации лагеря ледяное поле размером 2,5 на 2,7 км, которое находилось на 60 км севернее окончания дрейфа станции «Северный полюс-2». Ледяное поле представляло собой сморозь многолетних льдин с грядами ледяных бугров на отдельных участках. Толщина льда составляла 3 м.
23 апреля 1957 г. на этом ледяном поле начался дрейф еще одной станции Советского Союза, на которой коллектив, состоявший из 20 человек, работал до 11 апреля 1958 г.
За период годичного дрейфа на станции выполнен широкий комплекс гидрометеорологических и геофизических наблюдений, проводившихся по программе Международного геофизического года. Аэрологи выпустили 772 радиозонда без единого пропуска в наблюдениях. Средняя высота подъема (радиозондов достигала 23,5 км, максимальная — 34,9 км. Метеорологи выполнили 3993 метеорологических и 9300 серий актинометрических наблюдений. По океанографии произведено 1522 измерения глубины океана и выполнено 10 суточных гидрологических станций наблюдений над температурой и соленостью воды, 24 станции по сбору проб зоо- и фитопланктона и 6 станций по сбору проб бентоса. Геофизическим отрядом заснято 23 109 кадров высотно-частотных характеристик и обработано 777 фотопленок, снято 30 128 кадров полярных сияний, сделано 291 астрономическое определение координат.
По ряду разделов велись дополнительные исследования. Например, ионосферная группа, помимо большого количества внеплановых ионосферных работ, проводила наблюдения за прохождением коротких и ультракоротких радиоволн и за экспериментальными радиопередачами с мыса Челюскина. По актинометрии вместо 6 наблюдений в сутки де-
[129]

лалось 8 и дополнительно изучалась подводная освещенность. Радистами сверх плана проведено 1007 двухсторонних дальних связей, из них 32 радиосвязи с Антарктидой. Кроме того, принимался и передавался материал от дрейфующих автоматических радиометеорологических станций (ДАРМС).
Много времени и сил коллектив станции затратил на различные лагерные работы, такие, как постройка научных павильонов, электростанции, складов, осушение льдины летом от талой воды, подготовка нескольких взлетно-посадочных полос (ВПП) и др.
За 354 дня льдина прошла сложный путь, равный 2068 км. Она дважды пересекла пути дрейфа станций «Северный полюс-3 и -4». В генеральном направлении на северо-северо-восток (16°) она переместилась на 482 км.
Дрейф льдины станции можно разбить на три периода. В первый период, с начала организации до конца сентября, она дрейфовала на северо-северо-запад (рис. 1), прошла около 1000 км и достигла наиболее северного положения — 87°27' с. ш. Такое направление дрейфа льдины было обусловлено устойчивыми восточными и юго-восточными ветрами. Во второй период, с начала октября до конца ноября, с переходом ветра на северо-западное и западное направление, дрейф льдины происходил в обратном направлении, на юго-юго-восток. В третий период, продолжавшийся с первых чисел декабря до конца работы станции, льдина дрейфовала в основном на восток, временами отклоняясь к югу или к северу. Восточный дрейф льдины обусловливался действием западных ветров, временами отклонявшихся к северу или к югу. В этот период дрейф станции сравнительно хорошо согласуется с общей схемой дрейфа льдов в Центральной Арктике.
В июле и особенно в августе, когда наблюдалось наибольшее разрежение льдов, скорость движения льдины была наибольшей; в отдельные дни она достигала 1 км/час (2—3 и 17—22 августа). Наоборот, в зимний период, особенно в феврале, скорость дрейфа льдины была небольшой, в некоторые дни она составляла менее 1 км/сутки.
За период дрейфа льдина лагеря неоднократно подвергалась разломам и торошениям. Первый раз она раскололась почти пополам в ночь с 1 на 2 мая. Трещина прошла с северо-востока на юго-запад, после чего в этом месте началось сильное торошение льдов. Затем трещины снова пересекли льдину в нескольких направлениях, главным образом с юга и с запада от лагеря. Одна из трещин отколола миру, другая прошла в 50 м от домика аэрологов. Поэтому перед полярной ночью группу аэрологов пришлось перебазировать на новое место. В результате разломов и торошений площадь льдины к середине лета уменьшилась в 7 раз и составила не более 1 км².
Замечено, что летом более значительные подвижки льда и разломы льдины происходили с восточной, южной и частично западной стороны. Зимой эти процессы чаще всего наблюдались с северо-западной и северной стороны.
На основании выполненных исследований можно сделать следующие предварительные выводы.
1. Дно океана в районе дрейфа станции имеет более сложный и пересеченный рельеф, чем считали до настоящего времени. Восточные склоны поднятия дна, находящегося к востоку от хребта Ломоносова, более крутые, чем западные. На восточных склонах глубина океана за отдельные сутки менялась от 3000 до 1600 м при суточном дрейфе станции 6 миль.
2. На высотах в летний период преобладают ветры южного и юго-восточного направления. В приземном слое наблюдались восточные и юго-восточные ветры. Наибольшими скоростями отличались западные ветры.
[130]

Рис. 1. Схема дрейфа станции «Северный полюс-7».
1 — глубоководные гидрологические станции (суточные);
2 — гидробиологические станции (фитопланктон);
3 — гидробиологические станции (зоопланктон);
4 — сборы бентоса;
5 — образцы грунта.

3. Среднемесячные изменения высоты тропопаузы не превышали 1,5 км. Среднемесячная ее температура менялась от —50° летом до —64° зимой.
4. Интенсивность прямой солнечной радиации весной и летом 1957 г. в районе дрейфа станции была больше, чем на других дрейфующих станциях. Только на станции «Северный полюс-2» были получены более высокие значения. Абсолютный максимум прямой радиации на перпендикулярную поверхность на станции «Северный полюс-7», наблюдавшийся 12 июня, равнялся 1,34 калсм²/мин. На станции «Северный полюс-2» максимум прямой радиации достиг 1,41 калсм²/мин.
5. Рассеянная радиация летом была в два с лишним раза больше, чем в Сухуми, и изменялась от 13,9 ккал/см² в июле до 7,5 ккал/см² в августе.
6. Приход суммарной радиации с июня по сентябрь в районе дрейфа станции оказался меньше среднего значения для всех дрейфующих станций; в мае приход ее был таким же, как на станции «Северный полюс-2» и равнялся 18ккал/см². Максимальный приход суммарной радиации наблюдался 18 июня и составил 0,99 калсм²/мин.
7. В суточном ходе полярных сияний намечается два периода. Первый из них, с 18 по 24 час., проявляется наиболее резко, второй, с 6 до 12 час., более сглаженный. На эти два промежутка времени приходится до 70% сияний от всего числа случаев. Наибольшее количество сияний за период ноябрь — март наблюдалось в декабре (69 случаев из 173),
8. Часто отмечались случаи полного поглощения радиоволн, особенно в равноденственные месяцы. Например, в течение почти половины сентября 1957 г. имело место полное поглощение. Особенно сильное и продолжительное поглощение наблюдалось в марте 1958 г. Начиная с 10 марта, ионосферная станция фиксировала полное отсутствие отражений радиоволн от всех ионизированных слоев ионосферы. Нередко отмечались многократные отражения от спорадического слоя E_s с высокими критическими частотами (больше 14 мггц).
Регулярный прием экспериментальных радиопередач мыса Челюскина показал, что для устойчивого приема сигналов ДАРМС из центральной части Арктического бассейна рабочие частоты необходимо выбирать в диапазоне 4,0—8,6 мггц. Для этой цели пригодны также и средние волны. Однако полученные материалы еще не позволяют дать точных рекомендаций по выбору оптимальных рабочих частот ДАРМС.

Поступила 25/VI 1958 г.

Начальник дрейфующей станции «Северный полюс-7»
В. А. Ведерников

[132]